— Представляю, что сейчас творится в городе.

— Наряды стражи на улицах и стенах увеличены, беглецов повсюду ищут, но безуспешно: погоню начали с большим опозданием и они, должно быть, успели покинуть Фивы...

Проводив Нестора, девушка прошла в глубину ухоженного сада, где радовал глаз искусно отделанный камнем и раковинами грот — павильон, некогда построенный Пелопидом для старшей дочери. Ксения, увлечённая медициной, устроила в парковом сооружении лабораторию, отделив часть внутреннего помещения перегородкой. Никто, включая самых близких людей, не смел тревожить девушку в её святая святых во время учёных занятий.

Полемарх был удивлён и тем, в чьём доме нашёл он укрытие, и тем, с какой заботой было приготовлено оно для его пребывания.

— Поверь, я не знал, где предстоит укрыться, — голос спартиата был приглушён и проникновенен, — и меньше всего хочу подвергать тебя опасности.

— Нестор рассказал о твоём побеге, — произнесла Ксения, не обратив внимания на его слова, — это ужасно. Утешает лишь то, что ни один из моих соотечественников не погиб от твоей руки. Ведь Антифа убила эта Диона, правда?

— Да. Меж ними были старые счёты.

— Видишь, на что идут любящие тебя женщины? Соперницы заключают союз, одна из них прячет принимает облик кухонной замарашки, берётся за кинжал и становится убийцей. Другая... о, другая была бы проклята своим отцом, если б он был жив и знал, как использует дочь его имя.

Ксения приблизилась почти вплотную, напряжение последних часов превратилось в желание. Должно быть, то же происходило со спартиатом, ибо он почувствовал, как закипает кровь.

— Я говорил прежде и повторю сейчас, что был бы счастлив назвать тебя своей женой, — произнёс Эгерсид, — но ни одно из разделяющих нас препятствий не исчезло.

— Осталось только одно. Но я устраню и его, — ответила Ксения, решительно расстёгивая пояс своего пеплоса...

— Послушай, Филипп, отчего бы тебе не навестить Ксению? — спросил один из двух молодых людей, проходивших мимо дома Пелопида. Этот спартанский полемарх бежал из Фив и теперь...

— О, мой простодушный Лаг! Напротив, именно сейчас, когда она тоскует по беглому узнику, мне не следует быть рядом с нею. Нужно подождать и даже временно уступить дорогу кому-нибудь другому, кого она будет сравнивать и сопоставлять с красавцем-спартиатом. Нет, не позавидую я тому, кто попытается сейчас добиваться благосклонности прекрасной дочери Пелопида. Но позже...

— О, как хорошо ты всё продумал, Филипп!

— В делах любви, Лаг, нельзя действовать ни силой, ни приказом, ни богатством.

— Гонец с вестью о побеге Эгерсида уже послан к Эпаминонду, — говорила Ксения, глядя на расположившуюся в кресле Тиру. Она подозревала, что соперница может быть красивой, но настолько... — Люди считают, что полемарх уже в Спарте. Стража на стенах и воротах несёт службу, как прежде.

— Ну что ж, — Тира поднялась, тряхнув роскошными волосами, — завтра, через два часа после полуночи мы заберём Эгерсида. Вот, возьми, — протянула она Ксении резной ларец сандалового дерева, — пусть никто не думает, что ты вышла из лавки купца Исфандиара с пустыми руками. Оставь его на память обо мне.

— Я заплачу не торгуясь. Ведь здесь дорогие ароматы Востока.

— Не надо. Это подарок. Мы оба спасаем одного мужчину, которого любим, и успех зависит от нас обеих. Но как только он будет в безопасности, между нами начнётся честная женская борьба, где дозволено всё. Когда же Эгерсид сделает выбор, мы заключим мир и откажемся от потаённой злобы и мести.

— Пусть будет так, — ответила Ксения. Она успела оценить красоту, ум и волю этой таинственной женщины; но разве дочь Пелопида откажется от схватки?

«Действительно, пора забирать Эгерсида, — подумала Тира, глядя вслед сопернице-сообщнице. — Ещё немного, и отважный полемарх сам не захочет покидать своё убежище».

Эгерсид оторвал свои губы от других, нежных и сладких. Придерживая сотрясающееся от мощных мерных толчков тело женщины, любовался её лицом. В какое-то мгновение Ксения судорожно подхватила упавшее покрывало, закусила ярко-белыми зубами его уголок и вновь прижала к себе неутомимое горячее мужское тело.

Позже, когда они остывали от одновременной вспышки, слившей их воедино, Ксения приподнялась на могучей груди спартиата:

— Смотри, я прокусила покрывало, иначе я изошла бы криком, разбудив весь город!

— Видит светлая богиня, — привлёк её к себе Эгерсид, — твой подарок столь велик, что я не имел права его принимать, но благодарю тебя, Афродита, и тебя, несравненная, отдавшая мне цветущую девственность...

— Никогда не смогу полюбить кого-нибудь ещё, милый... Странно, лежу с тобой совсем голая и вовсе не испытываю стыда, а ещё несколько дней назад мне было не по себе от мысли, что ты увидишь мою обнажённую грудь и бёдра. Тебе смешно? Ведь спартиатки выступают перед мужчинами в палестре полностью раздетыми...

— Это не так. Они носят пеплосы, хотя и очень короткие.

— Никогда не думала, что ты так красив без одежды, — глаза Ксении разглядывали его с восторженным удивлением.

— Должно быть, хитон меня портит? Но не смотри сюда, мне неловко.

— Я не то хотела сказать... Я боялась... я боялась, поместится ли это в моём теле, — прошептала Ксения ему в ухо.

Пальцы спартиата сомкнулись на тонкой талии женщины, он коснулся губами её шеи, вдохнул аромат её кожи.

Знакомый аромат, аромат духов Тиры. Она сумела напомнить о себе даже через любовь другой женщины. Стоит только закрыть глаза... и откуда у неё власть над этими людьми, не простыми наймитами, но благородными воинами?

Эгерсид прогнал видение, вернулся к той, что держал в объятиях. Прекрасна и неискушённа; несколько дней назад — подумать только! — гордая красавица ещё не знала, что такое настоящий поцелуй!

Последние вздохи страсти были нарушены треском подломившейся ножки кробатоса. Хрупкое ложе не выдержало напряжения последних ночей.

— Сейчас починю, — полемарх присел, осматривая повреждение.

— Не надо. Пусть остаётся таким навсегда. Для меня, — горечь в голосе женщины заставила его поднять глаза. Ксения стояла, положив руку на большую клепсидру. — Скоро за тобой придут, и ты покинешь негостеприимные Фивы.

— Я пришёл сюда с мечом, но хочу вернуться как гость.

— Не хотела говорить, чтобы не отравлять последние часы ожиданием. Не получилась из меня Калипсо.

— Напротив, теперь я как никто понимаю Одиссея[144].

— Знаю, здесь ты в опасности, но как тяжко расставаться... обещай мне вернуться! Я никогда не полюблю другого!

— Обещаю, — твёрдо ответил спартиат, заключая её в прощальные объятия.

Эгерсид мягко соскочил с ограды, в последний раз взмахнул рукой смотревшей ему вслед Ксении и вместе с ожидавшими его мужчинами растворился во тьме. Тира ненадолго задержалась.

— Ты хорошо сделала свою часть работы и конечно же получила, что хотела. Но предупреждаю: теперь мой черёд, — бросила она вместо слов прощания сопернице.

Нет, не зря целые месяцы были потрачены на изучение режима охраны городской стены. Один из спутников Тиры, гибкий, как хлыст, метнул волосяной аркан, целясь в оставленную днём белую метку зубца.

Бахрам — так звали воина — поднялся на стену при помощи сильных рук, в одно мгновение закрепил и сбросил вниз ещё одну прочную верёвку. Всё готово.

— Благодарю тебя за всё и прощай, — обратился Эгерсид к вернувшей прежний облик Тире.

— Увидимся раньше, чем ты предполагаешь, — на миг всем телом прижалась к нему женщина. — Тебе понадобится панцирь куда толще того, что ты носишь, чтобы спасти от меня своё сердце, — прошептала она, глядя, как спартиат и ещё один из её слуг-воинов, Гударз, взбирались на стену.