— Господин! Согласно твоему повелению я отыскал и этой ночью доставил сюда пропавшую Тиру!
XV
Месяцы счастья сжались в один день, и день этот оказался таким коротким!
Тира изначально знала, что расплата неминуема, но ничего не могла поделать с собой. Неведомая, роковая сила направляла каждый её шаг с тех пор, как Никерат обмолвился о предстоящем походе Эгерсида в Орхомен.
Слуги в последнее время привыкли не задавать лишних вопросов, и только между собой удивлялись быстроте сборов. Лишь вольноотпущенник Никерат спросил, к чему такая спешка, если путешествуют они всё равно раздельно от Антифа.
— Тонкий женский расчёт, — лукаво улыбнулась Тира, — глава фиванских лазутчиков увлечён настолько, что я могу выйти за него замуж. Что бы вы стали делать тогда?
— Хозяин разберётся, что делать, — ответил Никерат.
Фраза была сказана безобидным тоном, но женщина почувствовала угрозу.
Путь от Мегар до Эги был проделан с завидной быстротой. Сразу же была нанята барка, Тира со своей небольшой свитой переправилась через залив и в тот же день сошла не землю Булиды. Там уже ходили тревожные слухи об опасности со стороны фиванцев, но любовь заставила Тиру забыть обо всём, и путешественники двинулись через Дельфы на Орхомен.
В конце концов Никерат настоятельно предложил Тире сойти с главной дороги и подождать в укрытом месте — необходимо разведать, что происходит впереди.
Люди обрадовались нечаянному привалу, принялись закусывать сами и задавать корм животным, а Никерат ускакал на единственной верховой лошади. После долгого отсутствия он появился по-настоящему взволнованным.
Фиванцы! Большое войско! Вот что: надо переждать здесь остаток дня, ночь, день и ещё ночь. Такое войско пройдёт нескоро! Иначе — плен.
Люди приуныли: работорговый рынок означал прощание с надеждой на свободу и деньгами за верную службу Поликрату. Тира же была озабочена только неприятной задержкой.
— Вот что нам следует сделать: пойдём вперёд, но только боковыми тропами, в стороне от главной дороги. Шансов на встречу с фиванцами будет не больше, чем здесь, зато быстрее минуем опасность! — предложила она.
Никерат после недолгого спора уступил, и процессия вновь двинулась в путь. Плохая дорога превращалась в тропу, местами исчезала совсем в зарослях жёсткого кустарника.
Нападение было внезапным и резким, а схватка свирепой. Она грянула топотом ног, короткими надсадно-злобными криками, руганью, звоном и стуком оружия, воплями раненых и стонами умирающих.
Поликрат мог бы гордиться своими рабами — они бились с превосходящим противником, не прося пощады.
Прокна с белым перекошенным лицом дрожала в углу паланкина. Сердце Тиры билось лихорадочно, как у пойманной птицы, но разум работал быстро и чётко.
Дерутся уже рядом. Значит, нападающие одолевают. Сейчас её с Прокной вытащат из паланкина и будут долго насиловать прямо в пыли дороги, среди тел убитых и умирающих спутников. Потом их или убьют, или бросят на съедение диким зверям, или продадут в новое рабство.
Ну, нет! Ненависть и презрение к тем, кто протянет сейчас к ней свои грязные лапы, обожгла пламенем. Тира сжала серебряную рукоятку бритвенно-острого сирийского кинжала и подобралась, как кошка перед дракой.
Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Разгорячённое дыхание победителей слышно совсем близко. Кто-то решительно откинул полог паланкина...
Тира едва успела остановить руку, готовую нанести смертельный удар. Это лицо над остриём кинжала... лицо того, кто заставил её рвануться в это безумно опасное путешествие. Оружие выпало из бессильно повисшей руки... Тира пришла в себя на красном плаще лохагоса, постеленном близ места недавней схватки. Эгерсид сидел рядом, заботливо поддерживая её голову ладонями.
— Ты опять спас меня, любимый, — чуть слышно прошептали побледневшие губы.
— Не бойся, милая, я с тобой, — гладил её волосы спартиат. — Опасность миновала.
— Я ехала к тебе, Эгерсид, — голос Тиры был ещё слаб.
— Как ты узнала, где искать меня? — не смог сдержать вопроса лохагос.
— Об этом говорили все торговцы на рынке в Мегарах.
— Как я и предполагал, — прошептал Эгерсид, — мы не должны были дойти до Орхомена! Кто-то очень хотел этого! Вы поедете в город под охраной нескольких гоплитов и лучников, — продолжал он, усаживая Тиру и плачущую Прокну в паланкин. — Они защитят вас лучше твоих слуг. Хотя твои люди бились мужественно и исполнили свой долг. Все погибли, только один тяжело ранен, но ему не выжить.
Тира взглянула на мёртвые тела. Они погибли достойно, как мужчины, как воины, а не как рабы. Но где же Никерат? Его нет ни среди мёртвых, ни среди живых. Нет и верховой лошади...
Отцы Орхомена быстро сообразили, что события последних дней превратили безвестного спартанского лохагоса Эгерсида в гармоста, командующего и повелителя целого края. Ему отвели подобающий высокому статусу дом за городской счёт.
Тира, встреченная, словно заморская царевна, и повеселевшая Прокна принялись готовить жилище к прибытию своего спасителя.
Эгерсид вернулся, с честью выдержав поединок с фиванским военачальником. Противник вытеснен в Беотию, но стоило это многих трудов и великого напряжения сил. Жители Орхомена рукоплещут, воины готовы носить своего командира на руках, а сам лохагос мечтает об одном — выспаться. Но куда делись усталость и опасения, как только он увидел её, свою мечту!
— Ненасытный! — сладко стонала Тира, стискивая талию спартиата, встречая движения его тела, захватывая и удерживая в себе. — Неутомимый! — И потом, когда её сдавленный крик смещался с громким выдохом мужчины, а его тело неподвижно распростёрлось на пушистом ковре, восхищённо прошептала: — Какой ты сильный, возлюбленный мой!
— Благодаря тебе, милая; мне думалось, что после такого похода я смогу лишь уснуть, обняв тебя.
— А я бы до утра ласкала твою голову. Афродита, хвала ей, рассудила иначе. Но поешь, я так старалась. Выпей хотя бы кубок хиосского вина!
— Потом.
Снова тесно сплетались тела, снова губы искали губы сквозь ароматно-густую завесу мятущихся волос. Подпрыгивал хрупкий столик, звенели блюда с изысканными яствами, качался расписной лекиф[107] с чудесным хиосским вином; напрасно Тира добавила в него волшебный египетский бальзам, воспламеняющий страсть: нужды в нём не было!
Время остановилось, пространство свернулось. Утром Тира провожала Эгерсида, а затем тратила целый день, чтобы встретить его вечером.
Захваченная необыкновенно сильным чувством, она трепетала, размышляя, как сделать убранство покоев ещё более гармоничным. А чем сегодня накормить лучшего в мире мужчину? Лохагос был пленён этой одной и той же, но всегда чуть иной женщиной.
— Я полюбил бы тебя сейчас, если бы не сделал этого раньше, — часто говорил он, превращаясь из прославленного командира в ошалевшего от счастья мальчишку.
Дом, благодаря заботам Тиры, вскоре стал служить образцом изысканности: отцы Орхомена удивлялись — откуда в грубой Спарте такая утончённость вкуса? Антикрат был единственным, посвящённым в тайну друга.
Тира оберегала своё призрачное счастье, как птица гнездо. Она никогда не показывалась посетителям Эгерсида, пряча от их глаз также и Прокну, а покидая дом (что делала нечасто), пользовалась скромным плащом и покрывалом, становясь совершенно незаметной, и проскальзывала сквозь скопления народа, не привлекая любопытных взглядов.
Надолго ли удастся уйти от длинных рук Поликрата? И что будет, когда хозяин отыщет её? Тира гнала эти мысли и совсем забывала о них, если возлюбленный был рядом. Но вот когда он уходил в походы... Роскошный дом казался темницей.
Военные акции Эгерсида, всегда хорошо рассчитанные и подготовленные, обычно проходили с молниеносной быстротой и не раз предупреждали поползновения фиванцев в западной Беотии, а о Фокиде они, кажется, даже и думать перестали. Правда, здесь большое значение имели дипломатические способности лохагоса, старавшегося развивать добрые отношения этого края и Спарты на основе взаимных интересов, равноправия и уважения.