Оставшись одна, Тира открыла ларец и уложила в него полученные деньги. Немного подумав, достала из хранилища небольшой изящный гастрафет[100] — смертоносное изделие хитроумного механика из Тарента, — заперла ларец и дёрнула за проведённый в комнату Прокны шнур. Девушка тут же предстала, ожидая приказаний.
— Войди ещё раз, — велела Тира, заметив предел, где остановилась открытая дверь, — когда я скажу.
На замеченное место была поставлена ваза с узким дном, с грохотом упавшая, как только девушка снова вошла в комнату.
— Оставь её на полу. Вот здесь, — распоряжалась Тира. — А этот столик поставь сюда, ближе к кробатосу. Низкие стулья расставь между дверью и ложем.
— Что ты делаешь, госпожа? — воскликнула Прокна, глядя, как Тира, уперев приклад гастрафета в свой упругий живот, натягивает при помощи ворота тетиву короткого мощного лука.
— Ничего не бойся, девочка, — ответила та, вложив толстую стрелу в желобок оружия. Пристроила гастрафет на столике так, чтобы он был нацелен в определённую точку на двери.
— А теперь гаси лампионы и спи, — сказала она, пристроившись на кробатосе за наведённым гастрафетом.
Дом погрузился во тьму. Разве что в трапезной горел небольшой глиняный лампион, освещая тусклым светом лица Драбола и слушавшего его приятеля…
— Сколько мы ещё будем терпеть над собой власть этой потаскухи! Ты слышал — сказала, что у меня ум между ног! Этого я ей не спущу!
— Но ведь хозяин даёт за десять лет такой службы свободу и деньги, — отвечал приятель, а если повезёт, то всё это можно получить и раньше!
— Прежде тебя десять раз убьют на такой службе — видел, какие молодцы у Антифа? Вот что я надумал: Никерат доставил много денег из Спарты. Я знаю, где наша потаскушка их прячет. Солнце ещё не взойдёт, а мы уже будем далеко, свободные и богатые.
— Не стоит. У нашего хозяина длинные руки!
— Вот как! Ты не хочешь помочь мне!
— Поступай, как знаешь. Буду молчать, но меня в это дело не впутывай! — Раб встал и повернулся, чтобы оставить трапезную.
Это было ошибкой. В руке Драбола блеснул кинжал. Тяжело сопя, он дважды вонзил клинок в тело недавнего приятеля.
— Теперь ты уж точно будешь молчать, — бормотал Драбол, затаскивая убитого под стол. Задул лампион и, стараясь не шуметь, медленно, ощупью двинулся на второй этаж...
Тира скорее ощутила, чем услышала чьё-то напряжённое дыхание за дверью. Стараясь не сбить наводку, осторожно коснулась руками ложа оружия.
Тихо звякнул откинутый лезвием через щель дверной крючок.
Звон разбитой вазы, стук ударившей в цель стрелы, грохот рухнувшего тела и опрокинутых стульев почти слились воедино. И сразу же — пронзительный испуганный крик Прокны.
— Замолчи, глупенькая, — Тира погладила девушку по плечу, — самое страшное уже позади. Лучше зажги лампион.
Вскоре спальня наполнилась встревоженными обитателями дома.
— Этот пёс задумал недоброе, — гастрафетом указывала Тира на поверженного Драбола.
Короткая толстая стрела угодила ему прямо в рот, выбила зубы, раздробила язык и выставила жало из-под основания черепа.
— Видно, и в самом деле весь его ум помещался между ног. Закопайте эти останки в саду, не зажигая огня.
XII
Почти три сотни человек с тяжёлым вооружением, лошади, повозки с грузом... Трудно будет разместить их на двух круглобоких судах.
Дело не в удобствах — спартиаты и не такое выдержат. Перегруженные суда легко станут добычей фиванской или афинской триеры, далее одной. Юркая, она протаранит их по очереди и пустит на дно коринфского залива вместе с целым лохосом гоплитов.
В том, что противник узнает о цели предстоящего похода, постарается перехватить их на переходе морем и не допустить высадки в Булиде, Эгерсид не сомневался. В каждом порту найдутся лазутчики. Достаточно задержаться в Сикионе на два-три дня из-за плохой погоды — и жди вражеских триер, вышедших на перехват.
Лохагос вздохнул. Клеомброт отказался выделить боевые корабли для сопровождения транспортов. Более того, когда Эгерсид высказал ему свои соображения, царь, поднявшись, навис над ним грозовой тучей:
— Ты не стратег, а всего лишь лохагос, назначенный три дня назад. Твоё дело — в точности исполнить полученный приказ!
— Я исполню его точно, царь. Но прошу судить меня только за то, что не сумею довести лохос до Орхомена или прибуду туда позже, чем через пятнадцать дней...
Не заходя домой, Эгерсид отправился в расположение лохоса, вызвал пентеконтеров, ознакомил их с полученной задачей и приступил к подготовке марша.
Сколько хлопот было с лошадьми, продовольствием. А фураж! Эгерсид требовал только овёс, потому что его нужно меньше, чем любого другого корма для лошадей. Лагерное имущество, котлы для варки пищи, пифосы для воды...
Эгерсид, чтобы получить необходимое, потрясал царским указом, пускал в ход старые связи, а кого-то брал за ворот хитона. Хуже всего было то, что многих чиновников не было на месте. Пользуясь перерывом в боевых действиях, они отъехали в свои клеры.
— Мы уже все знаем, господин, — кланялись Алким и Дота. — Утром пришли повозки с богатым выходом из деревни. С ними были два всадника. Они сказали, ты снова уходишь в поход!
«Совсем старые, — с грустью думал Эгерсид, глядя на преданных слуг. — Особенно Алким. Как долго протянут они, поддерживая привычную жизнь в этом доме, ухаживая за Леоникой?»
— Я должна радоваться, — говорила та, прильнув к отцу, — ведь ты уходишь на войну! А в сердце печаль. Может быть, я плохая спартиатка?
«Быть может, это я плохой спартиат», — чуть не ответил Эгерсид вслух, чувствуя, как не хочется ему на этот раз оставлять старые стены дома предков.
— Ты хорошая дочь, — только и произнёс он, погладив волосы Леоники. — А теперь слушай меня, Алким. Почти половину того, что привезли сегодня утром, мне придётся взять в поход — как взнос в сесситию. Но и остального вам хватит надолго. Староста в деревне теперь Циклоп. Если он задержит очередной выход, периэк Этион поможет тебе — я попрошу его об этом. Циклопу же говори, что недавно получил от меня письмо, я жив, здоров и скоро вернусь.
Потом была долгая беседа с дочерью о её заботах, подругах и друзьях, играх и увлечениях. Погружаясь в её полудетский мир, Эгерсид жалел об упущенных годах; без него маленькая девочка превратилась в подростка. Без него, должно быть, станет очаровательной девушкой. Он сам уложил Леонику спать и поцеловал её, спящую, уходя ранним утром.
К исходу напряжённого дня Эгерсид доложил Клеомброту о готовности лохоса к походу.
Царь только удивлённо взглянул на него и назначил смотр на завтра.
— Позволишь выступить сразу после смотра, если останешься им доволен? — спросил лохагос.
— Не позволю, но прикажу, — слова Клеомброта были внушительны, как и его фигура.
Гоплиты наводили последний блеск на бронзу доспехов, а Эгерсид направил коня к усадьбе оружейника-периэка.
— В этом доме всегда рады тебе, — встретил его искренней улыбкой Этион.
— Пришёл проститься. Я ухожу в поход.
— Знаю. Спешат убрать подальше от города. Вместе с лохосом.
— Не будем говорить об этом сейчас. Прошу тебя, не оставляй без внимания Леонику. Не хочу, чтобы её образование ограничивалось лишь умением бегать, ткать и варить чёрную похлёбку.
— Никаких трудностей, — Этион был обрадован просьбой. — Как раз вчера в ворота моего дома постучал прекрасный человек, философ Зенон. Беседы с ним — истинный пир для ума. Жаль, что поход помешает тебе участвовать в них. Так вот, пусть Леоника берёт у него уроки вместе с моими сыновьями и Ксандром.
— Благодарю тебя. В моём доме осталось лишь двое старых слуг...
— Которым надлежит присматривать не только за юной госпожой, но и за твоим клером, не так ли? Напишем доверенность, и я возьму управление в твоё отсутствие на себя.