Встреча была радушной. Фарнабаз был искренне взволнован, вспомнив о днях давно прошедших, и не стал скрывать, что Пелопид произвёл весьма глубокое впечатление на царя и его ближайшее окружение.

— Смотрите, смотрите, — говорили друг другу вельможи и военачальники. — Видите этого человека? Он лишил Спарту владычества на суше и на море, оттеснил её за Тайгет и Эврот. Ту самую Спарту, чьи войска под водительством Агесилая ещё недавно опустошали земли Малой Азии, дерзали оспаривать у царя царей Сузы и Экбатаны!

Пелопид в своей речи заверил Артаксеркса в том, что с уничтожением военного могущества Спарты пропадает угроза и его, царя царей, владениям, чего фиванцы всегда дружески желали. За свои заслуги в этом нужном для Персии деле Фивы хотят признания Беотийского союза и согласия на восстановление независимости отторгнутой у Спарты Мессении.

Речь и вид Пелопида так понравились царю, что он приказал оказывать фиванскому послу всяческие почести — продолжал Фарнабаз, — но от обещаний воздержался, благоразумно решив выслушать также доводы представителей других полисов Эллады на одном приёме, которого, судя по всему, теперь придётся ждать очень долго. Посольства Элеи и Аркадии только двинулись в путь!

Анталкид должным образом оценил успех фиванцев и угрозу своей собственной миссии. Пелопид ударил в основание сложной системы отношений между различными государствами Эллады и Персидской державой, созданной им самим около двадцати лет тому назад[125]. Но всё же напористый демократ не смог получить того, что хотел, сразу. Случай предоставил время, и опытный спартанский дипломат обязан воспользоваться им.

Пришёл его черёд рассказывать о бурных событиях в Элладе, а Фарнабаз, прикрыв глаза веками, внимательно слушал, изредка кивая головой. Он пытался разобраться в хитросплетении и противоречиях интересов не на шутку развоевавшихся полисов и понять, что сулит возвышение тех или иных сторон управляемой им Малой Азии.

Часть дворцового парка была отведена под шатровый лагерь, где разместились посольства. У палаток афинян Анталкид встретил Тимагора и Леонта, только что вручивших свои верительные грамоты, и согласовал с ними общую линию поведения в новых условиях.

Палатки фиванцев стояли неподалёку; при случайных встречах они делали вид, что не замечают спартиатов и афинян.

Послам не давали скучать в ожидании царского приёма — приглашения на пир следовали одно за другим. Персидская знать словно соревновалась между собой в гостеприимстве и щедрости, так что даже спартанская закалка Анталкида стала сдавать.

Тимагор же, наоборот, наслаждался полосой разгульной жизни, был весел и сердечен со своими новыми персидскими друзьями, но не с Леонтом, для которого он распорядился поставить отдельную палатку.

Прибыло элейское посольство, и тут же было затянуто в отлаженную персами круговерть. Среди элейцев никто прежде не покидал пределов Эллады, и они откровенно восторгались великолепием Востока.

Конец утомительным пиршествам положил приезд аркадцев. Персы знали, что ждать больше некого, а может быть, не желали тратиться на ублажение жителей пастушеского края, к тому же получивших недавно жестокий урок военного дела от спартиатов под командованием Архидема. Попытка действовать самим, без фиванцев, окончилась неудачей.

Обиженные пренебрежением аркадцы почти не покидали своего лагеря. Пелопид тут же установил контакт с их предводителем Антиохом, что не осталось тайной для спартанского посла. Сам он готовился к приёму, как зрелый полководец к сражению.

Появление Тиры отвлекло его от важных дел.

— Каждый день ждала я твоего повеления танцевать перед вельможами, но оно так и не последовало. Зачем я здесь, Анталкид?

— Чем позже они увидят тебя, тем лучше. Если всё будет хорошо, тебе, быть может, даже не придётся услаждать их взоры. Погуляй, мне нужно многое обдумать и многое сделать.

Посол не веселился на пирах, но работал, стараясь заручиться поддержкой тех, кто ближе к царю. Хитрые придворные не спешили выказывать предпочтения какой-либо стороне раньше повелителя и с одинаковой широтой принимали сегодня спартиатов, а завтра фиванцев.

Анталкид понимал, как много зависит от успеха приёма. Ещё раз продумать, как разбить доводы фиванца и в каком порядке преподнести дары, напомнить членам посольства их обязанности во время приёма, а также успеть сделать многое другое...

Тира, вздохнув, вернулась в свой шатёр и, чтобы убить время, занялась игрой с маленькой чёрной собачонкой, подарком Анталкида, обученной забавным трюкам. Собачка с радостью потанцевала для своей хозяйки на задних лапках, за что и была выведена в парк на прогулку.

Тира неспешно шла мимо лагеря афинян. Вдруг из большого яркого шатра Тимагора вышел человек, невольно обративший на себя внимание женщины. Собственно, в этом торговце, одетом в плащ грубой шерсти так, что из покрывавшего голову капюшона торчала лишь клочковатая борода, не было ничего необычного. Но что-то в его движениях, жестах, походке казалось неуловимо знакомым.

Мужчина, отойдя от лагеря, повернул за изгородь живого кустарника. Здесь он положил на землю свой плоский обтянутый кожей ящик, раскрыл его и, не разгибая спины, как бы в почтительном поклоне, пригласил женщину подойти ближе. Сделав несколько шагов, Тира увидела блеск золотых и серебряных вещиц.

— Взгляни, госпожа, может быть, эти украшения понравятся тебе?

Голос, даже изменённый и приглушённый, не смог обмануть слуха Тиры. Она отшатнулась. Поздно! Две руки обвили её и рывком бросили наземь. Крик не успел вырваться наружу — нападавший жёсткой ладонью зажал женщине рот.

— Кого ты поймал? — спросил кто-то рядом.

— Свяжи её и быстро принеси сюда ковёр, — бросил уже своим настоящим голосом Антиф, забивая рот жертвы её же собственным покрывалом.

Подручный убежал исполнять приказание.

— Что, не ожидала? — торжествующе воскликнул лжекупец, затащив пленницу в гущу кустарника и отбросив капюшон. — Наконец боги предали тебя, лживая, в мои руки! Твой хозяин архонт Поликрат, должно быть, вновь задумал какой-то ловкий ход, раз ты здесь? Но ничего, я всё узнаю...

Сгущались сумерки. Два человека куда-то несли свёрнутый ковёр — для улиц Суз дело обычное...

Спартанский посол собирался отойти ко сну. Вставать надо было рано, чтобы успеть уложить волосы в сложную причёску, тщательно одеться самому и построить процессию.

— Господин, моя хозяйка не вернулась с прогулки, а её собака скулит и волнуется, — остановила его служанка Тиры возле самой палатки.

Анталкид вошёл в жилище танцовщицы. Увидев его, собачка словно поняла, что пришёл тот, кто может помочь, и от радости закружилась вокруг него на задних лапках. Потом схватила спартиата зубками за край алого плаща и потянула вон из шатра, тараща глазки и повизгивая, будто силясь что-то сказать.

— Бодрствующую смену караула ко мне! — крикнул Анталкид в темноту. — Да принесите мой меч! Теперь веди нас к своей хозяйке, — велел он собачке, надев перевязь с оружием.

Та сразу же растворилась в темноте, так что спартиатам пришлось бежать, вслушиваясь в её повизгивание. Собачка вывела спартиатов из парка, нырнула в узкую кривую улочку, в лунном свете беспокойным клубком заметалась на перекрёстке, а затем решительно двинулась к одной из невысоких лачуг.

— Тихо, — прошептал Анталкид, указывая на дверь...

Тира догадалась, что её внесли в какое-то помещение.

— Что это? — спросил строгий голос, когда свёрнутый ковёр был свален на пол.

— Не что, а кто, — ответил запыхавшийся Антиф. — Та самая спартанская шпионка, которая подсунула нам ложные сведения о плане Клеомброта перед битвой при Левктрах.

— Девка Эгерсида, того спартиата, что сидит в подвале у Эпаминонда?

Тира вздрогнула под ковром, только кляп помешал ей вскрикнуть: Эгерсид жив!

— Да, это она, Тира из дома архонта Поликрата.