Темный переулок пошел вверх. Касси едва поспевала за ними — Мор постоянно оглядывался на нее, готовился прийти на помощь. Облупившаяся краска фасадов открывала кирпичи, словно изъеденные с углов. Часть окон разбита, остальные — заколочены. Мимо них, шарахаясь от стены к стене, прошаркал мерзкий тип, который оставил после себя запах дешевого пойла. Единственный целый фонарь — масляный, не газовый — освещал проход между высокими темными домами. Виктор свернул под ним. Взгляду Мора предстал двор, заваленный мусором и обломками кладки. Они прошли через покосившиеся двери, попали на темную лестницу, передвигаться по которой пришлось на ощупь, держась за стену. На шестом этаже, когда Касси уже дышала, как паровоз, их проводник остановился, вытащил из пазов доску и толкнул дверь.

— Входите, располагайтесь. Я сейчас организую свет.

Масляная лампа выхватила из темноты стены с оторванными обоями, заколоченные наглухо окна. Два матраса в углу, колченогий стул, несколько ящиков. Эва прошла вперед и остановилась посреди комнаты.

— Что дальше, Тори? Нас все равно найдут и повесят.

— Она права, — заметил Мор.

Он прислонился спиной к стене и обшарил свои карманы. Сигарет не нашлось. Рука наткнулась на обломок химического карандаша. Выкинет он его когда-нибудь или нет?

— Не думаю, — Виктор извлек из-за полы пальто серебряный портсигар и спички, уселся на ящик. — Хотя тебя, Эвэл, за государственную измену, возможно, и вздернули бы. Ну, признавайся во всем.

— В чем?! Мор, Кассида — простите. Я не понимаю, что произошло. Я не состояла в подпольных обществах, не готовила мятежей — ничего такого. И папа не нарушал закон. Может, проблемы у Карла?

Касси наконец устроилась на матрасе. Ее совершенно не смущали ни пятна, ни торчащая из дырки темная вата. Она щурилась и молчала, поглядывая то на Мора, то на Эву, комкала пустой рукав пальто. Виктор чиркнул спичкой.

— Наверное, это из-за меня, — вдруг произнесла девушка. — Я…

Она опустила взгляд на свои сапоги.

— Я участвовала-таки в одном деле… ну, противоправном. И когда Эва меня сбила, потеряла сумку с важными документами. Я-таки все равно умру, да? Я больна, так может мне пойти и сдаться?

— Нет, это исключено. Твою сумку утащил какой-то беспризорник. И мою семью не тронули бы из-за… — Эва замялась. — Из-за венси. Не обижайся, но мы же знаем положение вещей. Нет, тут что-то другое. Как ты себя чувствуешь?

— Бок болит, где синяк и выше. И я снова хочу пить. Пока вроде все, больше не трясет. Это же хорошо?

— Но тебе нужно попасть в больницу. Вот что теперь делать? У меня ничего с собой нет. Ни лекарств, ни шприцов.

— Эвэл, не ной, — Виктор выпустил струйку ароматного дыма. — Надо будет — все достанем. Значит так: я вас тут оставлю и свалю до утра. Попробую подключить старых знакомых, чтобы разузнать побольше. Ну, что с твоим отцом, братом, чем пахнет и куда ветер дует. Как нам утечь из города. Загляну и в госпиталь тоже. И в аптеку.

— Они закрыты.

— Для меня — сделают исключение.

Да уж, для таких, как Виктор, вообще не существует ни закрытых дверей, ни запретов. От него сейчас больше всего пользы. Стоило его за это уважать, несмотря на то, что он вел себя по хамски и терпеть не мог венси. Стоило, вот как братца Стефана, который ненавидел йенцев. Только Мор с такими типами не ладил.

— Тогда принеси порошков от простуды, бутыль спирта, пачку марли и пилюли с персазолином. И бутыль водного дистилята. И соль.

— Спирта я тебе прям сей секунд могу дать. Там, в нише в углу, фляга с огненной водой.

— Слишком разбавленный.

— А есть тут какое-нибудь одеяло? Или плед? — Касси подтянула к себе поближе ноги и закуталась в пальто. — Холодно-таки.

— Одеяло в ящике. Эвэл, чего тебе не жалко: сережек или кольца? — спросил Виктор, затушив сигару об пол.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Ну, никто просто так ничего не делает, сама понимаешь. Мне нужно заинтересовать ребят. А мне нечем.

Эва стащила с пальца золотое колечко, сняла серьги и протянула ему:

— Н-ничего…

Мор не разбирался в драгоценностях, но мысль, что девушка только что отдала не самому благонадежному человеку целое состояние, его все же посетила. Впрочем, это ее вещи, это ее друг — и это ее дело. Он ничего не сказал.

— Венси, дверь припри изнутри бревном, как засовом, — Виктор кивнул Мору на брус, который лежал у стены. — Я постучу трижды, потом дважды — тогда откроешь. Все, береги дам, — он вышел на лестницу.

Звук шагов быстро стих. Касси завернулась в рваное одеяло и повалилась на бок. Эва присела рядом девушкой, потрогала ее висок и вздохнула.

— Плохо. О, нет, кошмарно. Дико. Бред какой-то. Поверить не могу, что оказалась в такой ситуации. Как ты думаешь, служанки дождутся помощи?

— Я бы предпочел трусливо об этом не думать, — ответил Мор. — Мы пытались помочь, но не смогли.

— Мор, я должна тебе сказать одну важную вещь: я — мистри.

— И что из этого?! — наверное, прозвучало резко, потому что она поджала губы.

Он не хотел ее обижать. Мору казалось, что девушка и без того на грани истерики. Такое выражение лица он видел у своих сестер перед бурными рыданиями. Но Эва вдруг продолжила:

— Я понимаю, ты и так жалеешь, что связался со мной. Прости. Я, конечно, надеялась… не знаю, на что. На папу. На ошибку. На лучшее, одним словом, но зря. Мне совестно.

— Я верю. И даже если жалею, то не о том, что с тобой «связался». А о том, что пошел у тебя на поводу и вывел в город. Сам виноват. Твой отец что-то знал, он не зря просил отправить поезд в Оссен. Может, тебе туда и нужно теперь попасть.

— Может, но туда либо пешком, либо на лошадях. Поездом — никак, раз Стена закрыта. Дирижабли в Оссен не летают, кроме личных, там нет ни башни, ни аэродрома. На паромобиле тоже не доберемся — он не проедет по лесным дорогам. Но я не понимаю, к кому там обратиться за помощью. Если только к губернатору, господину Вилриджу, других друзей у папы в Оссене нет.

— По-моему, знакомства с самим губернатором округа вполне достаточно, чтобы не пропасть в любом городе, — Мор улыбнулся.

— Пропасть мне не дадут нигде. А вот в зависимое положение легко поставят. Долго объяснять, почему — просто поверь. Деньги мало что решают, все наши знакомые достаточно богаты. Но возможность получить рычаги влияния или залезть в чужое исподнее — очень ими ценится.

Она вздохнула, потом продолжила:

— Я не хвасталась даром, когда сказала тебе, что я — мистри. Беда в другом. Я им сегодня пользовалась, тогда, в патрульном управлении. Чтобы сверху не спустилось подкрепление, чтобы не организовали погоню. Теперь в любую минуту у меня начнется… назовем это — приступ. Я буду терять сознание, или неожиданно засну. Могу при этом разговаривать, нести чушь, плакать. Выглядит со стороны, наверное, страшно. Хотя я сама, разумеется, не видела. Но все обычно проходит за несколько часов, — Эва отвернулась и уставилась на ящик.

Мор догадывался, что ей ужасно стыдно от этого признания. Вроде как сказать другому, что ты — умалишенный. Так, слегка ненормальный. И опасный. Возможно — опасный, но он так и не понял, что Эва сделала. Одаренные создают огонь, воду, предметы по воздуху перемещают, гадают. Видят то, что недоступно другим: духов разных, тайные двери. Только все это по большей части напоминает сказки квени. Он никогда не встречал мистри: среди венси таких не рождалось.

— Я не из пугливых. Буду охранять ваши с Кассидой неспокойные сны, — Мор плюхнулся на матрас рядом с ней, вытянул ноги.

Эва, не поворачиваясь, протянула ему руку, и он сжал ее в своей ладони:

— Не бойся.

С лестницы донесся безобразный женский смех и грубые мужские голоса. Хлопнула дверь этажом ниже.

Тори удержался от соблазна спуститься к каналу и взглянуть, что осталось от паромобилей. Район такой: к утру разберут, как и не было. Господин Эллусеа потом купит новые. Уж Эва-то ему дороже всех на свете железяк.