В руках храброго защитника Плевна действительно в очень скором времени стала неприступной позицией...
А 8 июля, всё ещё полным гордостью после Никопольской победы, трём русским пехотным полкам, рвавшимся в бой до того, что каптенармусы и ротные артельщики взялись за ружья, пришлось на горьком опыте убедиться, что не всё возможно даже и для русских храбрецов...
В этот день выбыли из строя 75 офицеров и 2326 нижних чинов. Пали убитыми командиры Архангелогородского полка полковник Розенбах и Костромского полка полковник Клейнгауз; ранен был бригадир 1-й бригады 5-й дивизии генерал-майор Кнорринг. Костромской полк оставил на поле битвы свои ранцы, а шесть рот его — даже шинели. После страшного боя наступавшему от Никополя отряду пришлось отступить на пути к Систову, чтобы защищать от турок единственный пока пункт, где русская армия, действовавшая в Болгарии, сообщалась с левым берегом Дуная. Солдаты держались, пока не было дано приказания отступать; они гибли, но не уходили. Архангелогородский и Костромской полки вернулись в этот день из-под Плевны, уменьшившиеся почти на две трети...
Это было то, что очень скоро в России начали называть «Первой Плевной». За ней в самом непродолжительном времени последовала «Вторая Плевна» и вскоре — «Третья»...
Совершенно неожиданно выросла здесь преграда для русских дальнейших побед, для триумфального шествия. Русская слава не померкла, а разгорелась под Плевной ещё более ярким сиянием, но это стоило уже громадных жертв, многих тысяч жизней и главное — три «Плевны» дали туркам возможность ободриться и даже возмечтать о победном для них исходе войны...
Но как могло случиться это?
XVIII
ТЯЖЁЛОЕ ИСПЫТАНИЕ
ысланный от Никополя на Плевну небольшой русский отряд вместо незначительного неприятеля встретил там сорок турецких таборов, свежих, не утомлённых боями, рвавшихся к победам над неприятелем... Многочисленная и превосходная артиллерия, снабжённая столь обильно боевыми запасами, что их могло хватить на долгие месяцы сплошного артиллерийского боя, поддерживала, как снег на голову, представшую перед изумлёнными русскими турецкую плевненскую армию, которой командовал выдающийся турецкий стратег Осман-гази-паша.
Плевна оказалась вовсе не жалким «плевком», как было прозвали её и смеялись русские. Многих тысяч жизней, миллионов рублей, месяцев тяжёлого душевного волнения всех русских людей, трепета за благополучный исход всей войны стоил этот «плевок» России.
Но что же! Что случилось? Как могла иметь место такая неожиданность?
Турками приводился в исполнение основной план войны — заманить неприятеля как можно дальше вглубь Болгарии, даже хотя бы за Балканы, и именно неожиданным появлением совершенно свежей армии разделить русские главные силы, разбить наголову и затем перейти в наступление по всей линии, сбросить русских за Дунай и вторгнуться через Молдавию и Валахию в пределы России.
Армия Османа-паши укрывалась в Виддине. Отсюда небольшими отрядами по различным дорогам после 28 июня вся она пошла на Плевну, где вышедший из Никополя Атуф-паша с лихорадочной поспешностью готовил позиции — рыл окопы, возводил редуты; другими словами, ещё более укреплял он укреплённую самой природой позицию.
Гассан-паша в Никополе должен был бросить свою крепость и тоже отойти к Плевне. Там всё было приготовлено к встрече войск: накоплены были громадные запасы провианта, заготовлены в огромном количестве боевые снаряды и для орудий, и для ружей.
Осман-паша, полководец чрезвычайно талантливый, ещё в Крымскую войну успевший совсем молодым человеком проявить свои способности, предполагал из Плевны ударить на Систов, занять Тетевенские Балканы (у Ловчи), соединиться с армией нового турецкого главнокомандующего Ахмета-Эюба-паши[53]. Таким образом, между Дунаем и Великим Балканом выросла бы живая стена. В это же время более чем стотысячная армия школьного товарища Османа-паши — Сулеймана-паши, действовавшая до того в Черногории, была посажена в Антивари на суда и перевезена морем до местечка Дяде-Агач, откуда направлена по железной дороге на Адрианополь. Эта армия должна была сбросить русских в Предбалканскую Болгарию прямо на штыки соединившимся армиям Османа-паши и Ахмета-Эюба-паши.
Турки весьма полагались на свою численность, на своё превосходное оружие, на обилие боевых снарядов и, наконец, на то, что русские, торжествующие по поводу своих первых громких побед, потеряют осторожность, и грандиозный военный план окажется выполнен без сучка и задоринки.
Много было у турок шансов на то, что план их удастся... Только мужество и доблесть русских воинов расстроили все их замыслы, остановили начинания... В одном только оправдались планы турецких стратегов: Осману-паше удалось провести в Плевну из Виддина все свои войска совершенно незаметно для русских.
Судьба ниспослала России это тяжёлое испытание.
Телеграмма румынского князя Карла, предупреждавшего, что из Виддина скрытно ушёл большой турецкий отряд, не обратила на себя внимания — из румынских источников слишком часто приходили не оправдывавшиеся потом тревожные сведения; ряд удач русской армии повлиял, видимо, на повышение уверенности её начальства. Румыны, с которыми не состоялось соглашения относительно совместных действий за Дунаем, отказались принять от генерала Криденера сдавшийся Никополь и тем развязать ему руки. Телеграммы, которые из Никополя приходилось посылать через левый берег, где в Турни-Могурелли была телеграфная станция, запаздывали: сильные грозы в ночь на 4 и 5 июля и ложная тревога на 6 июля, заставившая телеграфную станцию временно сняться с места, задержали телеграмму генерала Криденера, в которой он сообщал в штаб действующей армии о недостатке в артиллерии его отряда боевых снарядов и о том, что Плевна занята четырьмя батальонами турецкой пехоты, двумя эскадронами конницы и черкесами, уже успевшими окопаться. Телеграмма, посланная из Никополя генералу Непокойчицкому 5 июля, получена была в главной квартире только на другой день во втором часу пополудни. Уведомление румынского князя о передвижении из Виддина к Плевне сильных турецких отрядов совсем не было передано генералу Криденеру, а результатом всего этого было то, что посланный к Плевне для занятия её отряд генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера подошёл к Плевне в тот самый день, когда вступил в неё со всеми своими таборами Осман-паша.
Плевна сразу же сказалась...
Рождественцев, провалявшись около месяца в госпитале, оправился настолько, что чувствовал себя по-прежнему сильным, здоровым и бодрым. Он выписался из госпиталя и вместе с понравившимися тоже Фирсовым и Мягковым находился временно в распоряжении майора своего полка Подгурского, назначенного систовским комендантом. Восьмой корпус в это время перешёл уже в Тырново, и трое оправившихся приятелей ожидали только, когда составится партия, собираемая в Тырново на укомплектование полка. Жилось в Систове привольно. Учений, разводов не было, караульной службой выздоровевших не тревожили.
Они уже начали тяготиться своим бездействием. Пережитый страх смерти сблизил между собой этих троих совершенно разных людей. Рождественцев с величайшим уважением относился к Фирсову. Его поражала душа этого простого солдата, его чистая простота, уверенность в Промысле и, несмотря на решительность в бою, голубиная незлобливость. Мягков, совсем молоденький парнишка, попавший на войну прямо из деревни, тоже был прост, как малое дитя. И в нём чувствовалась непосредственно чистая душа, добрая, отзывчивая на всё хорошее. Рождественцев и сам был точно такой же. Неожиданно для всех троих установилась между ними дружба, и воспоминание о ночной переправе, где все они переживали ужас смерти, где они проливали свою кровь, тесно-тесно привязало их друг к другу.
