— Весьма польщён, подполковник, — пробормотал толстяк.

— Значит, дело улажено? Вы со мной! Рад, очень рад... Сейчас же сообщу начальнику отряда... Руку, товарищ!

Скобелев, не дожидаясь, пока Агапеев возразит ему, быстро подал ему руку и, повернувшись, выскочил из кибитки.

— А ведь не без того, что он мою речь слышал! — довольно громко заметил Агапеев, но тут только обнаружил, что он в кибитке уже один. Юного прапорщика след простыл.

Скобелев сделал всего несколько шагов к лагерю, как его кто-то окликнул. Он остановился, оглянулся; к нему почти подбежал недавний собеседник Агапеева...

— Это вы звали меня? — спросил Михаил Дмитриевич.

— Простите, подполковник, я!.. Имею честь представиться; прапорщик Волпянский.

— Рад, очень рад! — протянул ему руку Скобелев. — Чем могу быть полезен?

Юноша заметно волновался.

— Простите, — несколько дрожащим голосом сказал он. — Я слышал, что вы говорили штабс-капитану Агапееву... Я был тогда там, в кибитке... Возьмите, подполковник, и меня с собой. Право, я постараюсь оправдать ваше доверие...

Добрая усмешка скользнула по губам Скобелева.

— А вы... вы... не боитесь, что придётся, быть может, осрамиться с питерским налётом? — спросил он.

Волпянский весь так и покраснел.

Подполковник! За что вы... да я вас!.. — он хотел сказать «люблю», но, вспомнив, что столь нежное слово никак не подходит к данным обстоятельствам, осёкся.

— Хорошо, хорошо! — поспешил поддержать его Скобелев, любуясь смущением юноши. — Постараюсь исполнить ваше желание... Только и вы смотрите — после не каяться...

— Что вы! Рад стараться! — по-солдатски выкрикнул прапорщик, и глаза его загорелись радостным блеском.

— Так будем товарищами! — протянул ему руку Скобелев. — А теперь до свидания, мой юный друг! Я должен спешить к начальнику.

Он крепко пожал Волпянскому руку и быстрым шагом направился в сторону, где разбита была палатка начальника отряда.

Отойдя немного, он обернулся. Волпянский, будто очарованный, всё ещё стоял на прежнем месте и смотрел вслед своему будущему командиру.

— Побольше бы таких юных натур! — прошептал Михаил Дмитриевич. — Побольше бы!.. А то один, всегда один. Только такие, как Агапеев, кругом...

В это мгновение перед ним вытянулся, отдавая честь, солдат. Лицо его так и сияло, глаза с восторгом глядели на офицера. Скобелев живо припомнил, что уже видел и этого солдата.

— Самурского полка? Макаров? — быстро спросил он.

— Так точно, ваше высокородие! — гаркнул солдат.

— Молодец! Совсем молодец!

— Рад стараться, ваше высокородие!

— Старайся, старайся, на то и служба... Ну, прощай, Макаров.

— Счастливо оставаться, ваше высокородие!

Солдатик, точно так же, как и Волпянский, долго смотрел восторженными глазами вслед удалявшемуся Скобелеву.

— Их высокородие подполковник Скобелев изволил разговаривать со мной! — рассказывал он, очутившись немного погодя среди товарищей.

— А он всегда с нашим братом так... — послышался ответ. — Он прочим не в пример. Солдата любит... Коль заговорит, так обо всём расспросит: о деревне, о семье.

— Хороший офицер! Одно слово: солдату — отец родной!

И многие разговоры велись среди солдат всюду, где в воинских частях появлялся Скобелев... Чужой среди товарищей-офицеров, нелюбимый ими, постоянно ими порицаемый, даже высмеиваемый, Михаил Дмитриевич был «своим» среди солдат. Чувствовалось в нём что-то такое, что привлекало к нему сердца простые, бесхитростные. И это влечение было невольным. До сих пор Скобелев не имел ещё под своей командой отдельной воинской части и как командира его в Туркестане и в Закаспийской области знать не могли. Но простой сердцем человек всегда чуток. Он не критикует, а чувствует; и чувства солдат были уже всецело на стороне Михаила Дмитриевича.

Но что же это был за человек?

Да будет нам позволено здесь небольшое отступление, дабы возможно было познакомить читателя в нескольких словах с главным действующим лицом настоящей хроники.

IV

СКОБЕЛЕВЫ

од, из которого происходил Михаил Дмитриевич, был не из особенно старых.

В XVIII столетии пользовался известностью сержант Никита Скобелев, происходивший из однодворцев. Он был женат на ставропольской дворянке Татьяне Михайловне Корева. Бог благословил эту супружескую чету тремя сыновьями: Фёдором, Михаилом и Иваном. Как и большинство дворян того времени, все они избрали для себя военную карьеру; тем более, что родители к концу своей жизни успели составить довольно крупное состояние, вполне обеспечивавшее будущее сыновей. Фёдор Скобелев дослужился до чина полковника, Михаил — умер, когда был подпоручиком, младший Иван Никитич пошёл далее всех своих братьев.

Он стал одним из героев Отечественной войны, во время которой лишился руки. Увечье не помешало ему продолжать военную службу и стать генералом от инфантерии и комендантом Санкт-петербургской крепости. Умер он в 1849 году и погребён в ограде крепостного Петропавловского собора.

Известность «однорукого генерала» распространилась далеко за пределы военного круга. Иван Никитич пользовался в своё время славой талантливого писателя, что свидетельствует о его несомненной способности к фантазии, которой отличался и знаменитый впоследствии его внук. Иван Никитич женился дважды, и второй его женой была Надежда Дмитриевна Дурова, дочь владимирского предводителя дворянства. У этой супружеской четы из шести сыновей и четырёх дочерей выжили только двое — сын Дмитрий и дочь Вера. Остальные умерли ещё в детском возрасте.

Гак как Иван Никитич пережил своих братьев, не оставивших после себя наследников, то к нему перешло всё наследство его отца, а он, приумножив его, оставил целиком своим детям. Вера Ивановна впоследствии вышла замуж за флигель-адъютанта полковника Опочинина, внука по женской линии героя Отечественной войны и генерал-фельдмаршала князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского, а Дмитрий Иванович, по примеру отца, избрал себе военное поприще. Начальное военное образование он получил в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, и в 1838 году, семнадцати лет от роду, он был зачислен в Кавалергардский Её Величества полк, а через два года произведён в корнеты и в 1843 году — в поручики. В это время Дмитрий Иванович был уже женат на Ольге Николаевне Полтавцевой, и именно в 1843 году родился у них сын Михаил.

То время, к которому относятся годы детства Михаила Дмитриевича, было суровое. На Кавказе шла непрерывная война с горцами. Гремело имя Шамиля. Подвиги русских войск под Ахульго, Дарго, Салтами оставались постоянной темой для разговоров в обществе. Потом началась Крымская война, во время которой Дмитрий Иванович был на Кавказе, где сперва отличился в битвах у деревни Баяндур и затем — Баш-Кадыкляр и прославил себя геройским подвигом в знаменитом сражении с турками при Курган-Дара. Семья его в это время оставалась в Петербурге. Маленький Миша был ребёнком в высшей степени восприимчивым. Рос же он под постоянным впечатлением от рассказов о подвигах отца, которого все называли не иначе как героем. Понятно, что в ребёнке скоро явилось желание подражать родителю, но это подражание долго выражалось в том, что подросток «воевал» со своими учителями и гувернёрами, которые, к слову сказать, были людьми не особенно достойными, и когда вернувшийся из походов отец принялся сам за воспитание сына, то не нашёл ничего более лучшего, как отвезти его в Париж, где воспитание молодого Скобелева поручил одному из достойнейших, образованнейших педагогов Франции Дезидерию Жирарде.

Опытный педагог сумел проникнуть в душу своего питомца. Он смог дать хорошее направление его помыслам, развил лучшие качества характера и подавил некоторые дурные его наклонности. Жирарде стал другом юного Скобелева, в котором он провидел не совсем обыкновенного ребёнка, и эта дружба осталась неразрывной уже на всю жизнь. Мало того, воспитатель не покинул своего питомца, он старался всегда быть поблизости, и когда родители Скобелева пожелали, чтобы сын их завершил своё образование в России, Жирарде вскоре явился и туда.