XIV
В ГОСПИТАЛЕ
ромкий говор, даже смех, ясно донёсшиеся до слуха Рождественцева, несказанно удивили его. «Кажется, разговаривают», — подумал он, стараясь разомкнуть словно свинцом налитые веки.
Он хорошо помнил ощущение страшной тупой боли в голове, с которым упал тогда за оврагом Текир-дере. Теперь, очнувшись, он в первые мгновения не мог дать себе отчёта, где он, что с ним, живёт ли он или уже умер. Голова его страшно, нестерпимо болела. Теперь боль была ноющая, охватывающая весь череп. Она начиналась откуда-то от мозжечка и расходилась, словно лучами, к темени, к вискам, ко лбу. Веки были тяжелы, и Сергей чувствовал, что у него нет сил раскрыть их, чтобы оглядеться вокруг себя. При тяжкой головной боли он исхитрился пошевелиться.
— Лежи, голубчик, лежи спокойно, родной мой. Ради Бога, не шевелись! — раздался над ним ласковый женский голос.
Звук его поразил юношу.
Голос! Голос женщины! Стало быть, он не умер, он жив. Разве мертвецы могут что-нибудь слышать? Но, может быть, это голос ангела?
С страшным усилием воли он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним с истинно заботливым вниманием во взоре молодую женщину в белом головном уборе и переднике, на нагруднике которого красовался красный крест.
Это объяснило ему всё.
«Сестра! Сестра милосердия! — пронеслась мысль. — Стало быть, я в госпитале. Жив... А что наши? Перешли ли?»
Теперь сознание окончательно вернулось к нему. Он помнил, он сознавал всё — он жил...
— Ну вот слава Богу, слава Богу! — говорила сестра, оправляя подушки. — Мы теперь очнулись, мы теперь поправимся и опять пойдём за вторым Георгием...
Она протянула Рождественцеву маленький серебряный крестик.
— По суду товарищей! — услышал Сергей. — Берите же, голубчик! Или — нет, я сама приколю...
Рождественцев изумлённо молчал.
«Сон какой-то это всё! — думал он. — Какой Георгий? За что? Товарищи присудили... Да когда же, когда? Ведь он только вот сейчас упал, оглушённый, по всей вероятности, турецким прикладом. А между тем — Георгий... За что? За что?..
— Сестра, где мы? — простонал он.
— В Систове, во временном госпитале, — последовал ответ. — Тут и товарищи есть ваши...
— Победа, стало быть, — прошептал Сергей.
— Полная победа... Наши уже идут к Тырново... Но будьте спокойнее... Вам нельзя волноваться.
— Одно ещё... Я ранен?.. Куда?
— Нет, вы не ранены, голубчик, вы были больны... Просто нервная горячка... Теперь поправитесь... Иду, голубчик, сейчас родной мой! — крикнула сестра, услышав слабый стон соседа Рождественцева.
Она отошла, Сергей с большим усилием повернул голову... Небольшая комната была заставлена кроватями. На них в разных положениях лежали люди, прикрытые кто старым одеялом, кто просто солдатской шинелью. У одних были перевязаны головы, другие — можно это было заметить — были обвязаны по туловищу. Ощущался противный запах йодоформа, пота и крови. Слышались слабые стоны. Из одного угла доносилось тяжёлое хрипение.
Сергей сделал движение, чтобы приподняться, и тут заметил прицепленный к его груди белый крестик. Словно какая-то сила всколыхнула его. На мгновение исчезла болезненная слабость. Он сорвал крест с груди и принялся разглядывать его. Простенький беленький крестик с изображением победоносца-воина, поражающего змея. Ленточка двухцветная в ушке. Только и всего!.. А между тем ощущение необыкновенного счастья, чувства радости, гордости, восторга переполнило душу Сергея при виде этого простенького значка. За что ему его дали — Сергей ещё не знал. Но и того, что сказала сестра, было довольно. Крест присуждён ему его же товарищами. Они сами признали его достойным этого знака отличия. Стало быть, он действительно стоил его — этого маленького, беленького крестика... чтобы заслужить который, люди кидались на явную смерть...
Достоин! Заслужил! Он, Сергей Рождественцев, никогда не мечтавший доселе о славе героя, о полях битв...
Сергей чувствовал, что слёзы ручьём текут из его глаз. Он жадно приник губами к кресту, он осыпал его бесчисленными поцелуями. Рыдания рвались у него из груди. Крестик весь оросился его слезами.
— Так, баринок, так! — услышал он справа от себя тихий голос.
Рождественцев хотел было обернуться на него, взглянуть, кто это говорит, — голос показался ему знакомым, — но внезапно овладевший им порыв уже прошёл, силы снова оставили его, и он беспомощно откинулся на подушки в лёгком забытьи...
Победа на Дунае была полная. Грозного соседа Систова — Варден уже заняли Севский и Брянский полки и артиллерия. Турки отошли вглубь страны к деревеньке Бела; в сторону Рущука шёл Орловский полк с артиллерийской батареей. Армия уже переправлялась по быстро наведённым понтонным мостам через Дунай.
К вечеру 18 июня около Систова собрались уже сорок с половиной батальонов пехоты, шесть сотен донских казаков, шестьдесят четыре пеших донца и четырнадцать горных орудий. 16 июня Систово посетил Государь Император, прибыв в первый занятый русскими войсками болгарский город в сопровождении своего наследника и своих сыновей Великих князей Владимира, Алексея, Сергея Александровичей. Главнокомандующий Великий князь встречал августейших гостей в Систове. Уже были сформированы три отряда: Передовой в 10 тысяч человек, Рущукский в 75 тысяч и Западный в 35 тысяч человек. Наступила теперь очередь принять боевое крещение русской кавалерии. В Передовом отряде, который вёл генерал-лейтенант Гурко[45] за Балканы в долину реки Тунджи, были собраны гусары-киевцы, драгуны-астраханцы, казанцы и донские казаки с тремя батареями. С Передовым отрядом шли и дружины болгарского ополчения. Им на долю выпадала далеко не лёгкая задача расчищать путь по освобождаемой стране для главных сил армии, которые должны были следовать в горы непосредственно за отрядом Гурко, в успешном выполнении задачи которым не было сомнения. Рущукский отряд, составленный из 12-го и 13-го армейских корпусов, должен был обложить Рущук и оберегать тыл наступающих войск. Командиром отряда назначили наследника Цесаревича, впоследствии Государя Императора Александра Александровича. Западному отряду, командиром которого был назначен генерал-лейтенант барон Криденер, дали поручение взять Никополь, преграждавший путь русской армии, и идти через городишко Плевна, где следовало оставить отряд для охраны правого фланга наступавшей армии, также в горы. В состав сего отряда входили пехотинцы: архангелогородцы, вологодцы, костромичи, галицкие, пензенцы, тамбовцы, козловцы, воронежцы — все славные армейские полки и кавалеристы 9-й кавалерийской дивизии без Казанского драгунского и Киевского гусарского полков, то есть бугские уланы и донские казаки. Артиллерия отряда состояла из 102 орудий и четырёх с половиной артиллерийских полков.
О турках ничего или почти ничего не было слышно. Русский отряд, перешедший Дунай у Галаца, укрепился в Добрудже, угрожая укрывшимся в крепостях Варне, Шумле и Силистрии на Дунае неприятелям. Значительные силы оказались заперты в Рущуке. По сведениям главного штаба, западнее Тырново, на который должен был прежде всего идти передовой отряд, совсем не было неприятеля. Турки оставались только в древней столице Болгарии, но о числе их и возможном сопротивлении ничего не было слышно. Ходили смутные слухи о каком-то большом турецком отряде, находившемся у Виддина, против которого действовали румыны из Калафата. Начальником этого отряда называли Османа-пашу, но особенного внимания на виддинский отряд не обращали. Силы русского Западного отряда казались вполне достаточными, чтобы преградить неприятелю путь на правом фланге...
Таково было положение русской армии в Болгарии после героического перехода через Дунай на Систов.
Когда Рождественцев пришёл в себя, он увидел, что бок о бок с ним лежит и его товарищ по фронту Фирсов. Солдатик был не смертельно, но тяжело ранен пулей в живот. Он поправлялся, заживление раны шло превосходно, и Фирсов с нетерпением ожидал, когда же ему можно будет выписаться из госпиталя и присоединиться к полку.
