И скоро представился удобный случай к этому...

К 26 апреля были готовы к действиям две осадные батареи в Браилове и все остальные на нижнем Дунае. Тотчас после этого без всяких препятствий со стороны турок заложен был по руслу Дуная первый ряд мин, и 29 присланный из Барбоша лейтенант Дубасов[32] должен был положить второй ряд мин как раз от Браиловских высот.

Лейтенант Дубасов, главный руководитель работ, ровно в полдень прибыл к Браилову с командой минёров на пароходе «Взрыв». У выхода Мачинского рукава в Дунай стояли турецкие мониторы. С них не слышно было выстрелов и даже не замечалось никакого движения. Мониторы словно поджидали кого-то, чтобы начать решительное дело.

На русской стороне напряжённо ожидали начала минных работ. Для того чтобы отвлечь внимание турецких стрелков в Гечете от минёров, с левого берега должны были высадиться охотники и выбить из деревни турок. Работа минёров не начиналась только потому, что должен был прибыть с низовья второй пароход, которому вместе с первым надлежало заградить от неприятельских выстрелов винтовые шлюпки.

В ожидании прошло уже около полутора часов, как вдруг послышались крики:

— Он, он! «Лютфи-Джелиль»!

В Мачинском рукаве показался красавец турецкий корвет. Он занял на якоре боевую позицию, но огня не открывал. С браиловского берега видно было, что к «Лютфи-Джелиль» подошёл окрашенный в белую краску, похожий на пассажирский пароход и спустил шлюпку. Последняя направилась к борту броненосца, на котором сейчас же взвился адмиральский флаг.

Орудия «Лютфи-Джелиля» молчали, но пока он стоял здесь, не приходилось думать ни о высадке в Гечете, ни о начале минных работ. Выстрелы с броненосца не подпустили бы русских к правому берегу.

Генерал Салов приказал тогда открыть по «Лютфи-Джелилю» огонь из обеих вполне уже снаряженных батарей, отмеченных № 3 и № 4. На этих батареях были уже не маленькие и лёгонькие полевые пушки, а грозные осадные орудия. От русских укреплений до «Лютфи-Джелиля» было расстояние приблизительно в три с половиной версты. Без десяти минут три часа с мортирной батареи № 4 раздался первый выстрел; вслед за тем ударила из своих орудий по корвету и батарея № 3. «Лютфи-Джелиль» даже не шелохнулся. Первые русские снаряды, подняв высокие водяные столбы, легли совсем близко от него. За первыми выстрелами последовали вторые, третьи — и всё напрасно. Броненосец оставался неподвижным. Неджиб-бей словно насмехался над русскими, отвечая на их выстрелы презрительным молчанием. Между тем русские снаряды ложились к бортам корвета всё ближе. После каждого выстрела, несколько секунд спустя, над поверхностью Дуная вздымался высокий водяной столб и тотчас же рассыпался тысячами тысяч водяных, серебрившихся на солнце брызг.

— Экая досада! — говорили наблюдавшие с браиловского берега за стрельбой офицеры. — Батареи не пристрелялись ещё... Уйдёт турка и на этот раз. А какой удобный случай!

— На мортирной батарее — молодой офицер! — послышалось чьё-то замечание.

— Поручик Самойло? Нет! Но смотрите, его батарея работает, как заведённая машина. Да Самойло и не один, с ним поручик Романов...

— Сапёр?

— Да... тот самый, что возводил первую здешнюю батарею. Это он там из любви к искусству упражняется... Но смотрите, смотрите! С «Лютфи» отчаливает шлюпка.

Действительно, от борта корвета отчалила восьмивесельная шлюпка, направлявшаяся к левому берегу Мачинского рукава. Все глаза устремлены были на неё. Шлюпка легко вошла в рукав и скрылась за кустами, росшими на берегу. Вдруг на браиловской стороне реки все вздрогнули. На месте «Лютфи-Джелиля» взвился к небу громадный сноп и тысячи тысяч огненных столбов. Казалось, будто какой-то скрытый под волнами Дуная вулкан внезапно начал своё извержение. Что-то глухо ударило, и раздался будто залп из тысячи орудий. Огненные столбы, вознесясь на высоту, изогнулись циклопическими дугами. Образовалась гигантская огненная воронка, упиравшаяся своей широкой частью в облака. Ещё одно мгновение, и клубы густого чёрного дыма окутали собою Дунай. Когда внезапный дым этот рассеялся, «Лютфи-Джелиля» уже не было. На месте, где он ещё так недавно гордо покачивался, где стоял он на якоре, полоскался в волнах Дуная ярко-красный с белыми полумесяцем и звездой турецкий адмиральский флаг.

Мёртвое молчание воцарилось на всех русских батареях. Молчали ошеломлённые внезапной катастрофой солдатики; инстинктивно при виде этого внезапного ужасного зрелища замер и вышедший на берег любопытный народ. И вдруг молчание было разом нарушено. Вниз, вверх, вдоль, вширь над Дунаем загремело восторженное русское «ура!»... Первая минута ошеломляющей неожиданности прошла; на браиловском берегу поняли, что удачным русским выстрелом был взорван красавец «Лютфи-Джелиль».

Два русских снаряда — граната и бомба, — пущенные из 24-футовой пушки и 6-дюймовой мортиры с батареи № 4, одновременно угодили в трубу «Лютфи-Джелиля» и через неё проникли в машинное отделение; оттуда, надо думать, взрыв сообщился пороховой каюте. Двадцатичетырёхфутовое орудие наводил под руководством поручика Самойло рядовой строевого отдела осадной артиллерии Роман Давидюн, а мортиру под наблюдением подпоручика Романова — его товарищ Иван Помпарь. Роковые для корвета выстрелы раздались одновременно в 3 часа 15 минут. Корвет погиб со всеми своими орудиями, с находившейся на нём казной всей Дунайской флотилии и с 219 членами экипажа.

С «Лютфи-Джелиля» спасся только один матрос, сброшенный взрывом в прибрежные камыши. Его подобрали русские. Когда первые мгновения прошли, всеобщее оцепенение сперва, а затем восторг миновали, к торчавшему из-под воды флагу на всех парах помчались за этим первым трофеем три паровых катера под командой лейтенантов Дубасова, Шестакова[33] и мичмана Персина[34]. Турки были так ошеломлены внезапной катастрофой с их красавцем-судном, что пропустили русские катера в Мачинский рукав. Они даже выстрела не сделали, когда матросы с катеров снимали флаг с обломка мачты «Лютфи-Джелиля». Турецкие стрелки в Гечете, мониторы в рукаве беспрепятственно пропускали русские судёнышки, обошедшие весь берег в поисках раненых. Удалось найти только одного. От него узнали, что с «Лютфи-Джелиля» всего за несколько минут до катастрофы сошёл командовавший Дунайской флотилией вице-адмирал Буюк-паша-Джевал... Несчастный матрос был страшно обожжён и только в русском госпитале пришёл в себя. Радость в Браилове не имела пределов. Молодцам-наводчикам сейчас же на берегу жители собрали одиннадцать червонцев. Особая депутация от браиловцев явилась благодарить русских офицеров и просила принять чествование трапезой, приготовленной и городском клубе.

Первые выстрелы в этой великой войне были сделаны, первые победы одержаны, теперь явились и первые герои...

V

В РОССИИ

 соборе губернского города Энска, одного из крупных городов на Волге, кончалась поздняя обедня. Совершён уже был молебен, и небольшими группами расходился народ. Каждый выходивший на паперть набожно крестился и, постояв секунду-другую, как бы объятый благоговейным настроением, медленно сходил по ступенькам на плиты панели.

На городской площади возле храма всюду видны были небольшие группы людей. Большинство из них оживлённо беседовали. Слышались то отдельные восклицания, то плавная речь. Говорившие казались возбуждёнными чем-то.

— Чудное говорил сегодня отец протопоп! — отчеканивая каждое слово, заметил высокий худощавый старик. — Давно уже мы ничего подобного не слыхали от него.

— Вдохновился отец Пётр, — ответил ему другой, тоже уже пожилой господин. — Заметили вы, Фома Фомич, что у него слёзы на глазах показались, когда он заговорил о крестовых походах и сравнивал с ними эту теперешнюю войну...