Почти всё лето провёл Михаил Дмитриевич на кашгарской границе, а когда вернулся из похода — пришли уже вести, что поднимается Русь на защиту балканских славян и что война с турками неизбежна...

XVI

ВОЙНА

ловно невидимое, но всё сжигающее пламя охватило весь без исключения русский народ в приснопамятные дни 1877 года... Казалось, что все русские люди только и жили, что одной мыслью о войне за «братьев-славян».

Больше года прислушивалась Русь к воплям, доносившимся к ней из-за балканских круч и с берегов Дуная и орлиных гнёзд Черной горы. Вопли доносились жалобные, душу надрывающие, в ушах постоянно звенящие. И заколыхалась Русь, и поднялась она на защиту единокровных братьев, повинных лишь в том, что они были единоверны могучей России. На поля Сербии, без зова, повинуясь лишь голосу своего сердца, полетел один из славных русских орлов — генерал Михаил Григорьевич Черняев. За ним потянулись русские удальцы, и на равнинах Тимока, Дуная закипел неравный бой — бой единиц русских воинов-добровольцев и непривычных к военному делу сербов против многих тысяч турецких солдат, превосходных бойцов, снабжённых лучшим оружием, бесчисленным количеством боевых запасов, превосходнейшими пушками и руководимых опытными вождями. Страшная гроза собралась над несчастной Сербией, гибель княжества казалась неизбежной...

В отдалённейшие уголки России приходили вести из Сербии, и часто слышались в разговоре по поводу их такие слова:

— Черняев-то, Черняев!.. Что и говорить: он Ташкент взял! А если бы ещё нашего Скобелева туда, то ли бы было!..

Где-то далеко-далеко у самой таинственной Индии, на вершинах Памирских гор был этот человек, а о нём говорили и на севере России, и на юге, говорили везде, где были любящие свою родину русские люди. Имя Скобелева знали даже дети. Большинство из них вообще не знало в точности, чего такого совершил Скобелев, кого он победил, какие далёкие царства покорил он, не знали даже его имени «и отчества, но о том, что существует такой Скобелев, который покоряет царства одно за другим, который одерживает в каждой битве победы, это и в то время знали уже во всей России. Около имени Скобелева сама собой создавалась легенда. В молодых войсках солдаты мечтали попасть под начальство Скобелева, создалась слава, но как всё это случилось, какими путями пронёсся из края в край России слух о Скобелеве?

Объяснить всё можно только тем, что разнесли славу отпускные солдаты и офицеры, побывавшие в туркестанских войсках. Ведь тогда только-только вводилась всеобщая воинская повинность; сократился срок службы для новобранцев, и возвращавшихся из-под знамён было многое множество. В Туркестане же, как незадолго перед тем на Кавказе, кипела непрерывная война. Войск туда нужно было много, возвращались отпускные, раненые, больные, признанные негодными к военной службе, и каждый, кто ни приходил домой из Средней Азии, непременно говорил о Скобелеве как о чудо-герое, как о таком отце-командире, какого ещё не бывало, и множилась молва о новом богатыре земли Русской; народ, возрождённый царём-освободителем к новой жизни великим манифестом 19 февраля 1861 года, обрёл себе «своего» героя, и Скобелев стал «нашим» для каждого русского человека, чувствующего простой душой, а не раскидывающего затейливо умом.

Те же, кто умом раскидывал, о Скобелеве были совсем иного мнения.

— Что такого Скобелев сделал! — говорили такие. — «Халатников»-то побеждать не трудно. Вот бы он с турками попробовал, так вся бы его слава, как дым, рассеялась...

Таких, впрочем, было меньшинство...

Михаил Дмитриевич в это время ждал, что и его позовут на войну... Он чувствовал, что может побеждать и не одних «халатников». Уверены в этом были и все, кто окружал его, кто знал его по Туркестану. Но шли дни за днями, Скобелева не звали...

А в несчастной Сербии военная гроза уже бушевала с яростной силой. Сербская тимокско-моравская армия, которой командовал русский генерал Черняев, была разгромлена под Алексинацем, и турецкий главнокомандующий Абдул-Керим-паша вёл свои армии на беззащитный Белград, столицу Сербии...

Вёл и вдруг остановился...

Когда сербами была уже потеряна всякая надежда на спасение, когда казалось, что турки сотрут с лица земли несчастное славянское племя, из России раздалось слово, и турки остановились...

Сербия была спасена, но вскоре после этого война для России стала неизбежной.

Желанная война!.. Русский крестовый поход на вековечного врага и славянства, и православия.

Быстро, один за другим стягивались полки в Бессарабии к границе Румынии, с которой заключён был союз. Русь ликовала. Отцы, как на весёлый пир, отправляли на войну своих сыновей, благословляли дочерей идти на подвиг сестёр милосердия у постелей раненых. Подростки бросали школы и шли в полки вольноопределяющимися. Сам Государь Император Александр Николаевич отбыл из Петербурга в Кишинёв, чтобы там объявить эту желанную вону, и вот на одной из железнодорожных станций Его Величеству был представлен седой как лунь фельдфебель, ветеран Отечественной войны, украшенный многочисленными медалями.

Государь милостиво изволил обратить на него внимание и, желая как-нибудь наградить честного старого служаку, спросил его, чего он хочет.

— Прошу принять меня снова на службу Вашего Императорского Величества. Хочу положить свой живот за Царя и Отечество! — отвечал старик, сам еле удерживаясь на ногах от тяжести преклонных лет.

Государя сильно тронул этот неподдельный патриотизм старика.

— Хорошо, куда же ты хочешь поступить? — спросил Государь.

— В отряд генерала Скобелева, Ваше Императорское Величество! — отвечал старик.

Как отнёсся к этому желанию Государь — неизвестно, но приведённый нами диалог со всей очевидностью свидетельствует о громадной популярности Михаила Дмитриевича и в то время, когда за ним не было ничего, кроме побед над «халатниками».

Сидя в глуши Ферганы, напрасно ждал Скобелев зова. Он не дождался его и, наконец, не вытерпев, отказался от военного губернаторства и, бросив всё, помчался на Дунай...

Другой туркестанский орёл — Черняев — был в это время в Малой Азии, где Кавказский отдельный корпус стоял наготове по первому приказанию войти в пределы Турции. Черняеву не нашлось отдельной части в командование, и обидевшийся герой Ташкента совсем покинул армию.

Не так поступил Михаил Дмитриевич...

Он оставил почётное, влиятельное и видное положение военного губернатора огромной области, но и для него не нашлось ничего, никакого определённого места в назначенной к борьбе с турками Дунайской армии.

Может быть, Михаил Дмитриевич тоже был обижен, но ничем не выказал своей обиды, не ушёл, как Черняев, а всё-таки вступил в армию добровольцем.

Его отец, которого он догнал чином, был командиром Кавказской казачьей бригады, и молодой Скобелев занял должность начальника штаба этой бригады.

И это после того, как он уже побыл почти полновластным распорядителем судеб целой страны, недавно ещё упорно боровшейся за свою самостоятельность с русским колоссом!..

Ради любимого дела, к которому звала Михаила Дмитриевича душа, он совершил труднейший подвиг: поборол свою гордость, своё самолюбие. Но главное было совершено: он становился участником великой эпопеи последней четверти девятнадцатого столетия.

Отец приютил сына...

Ведь родители, даже самые суровые и строгие, не имеют предубеждения против своих детей. А среди чужих это предубеждение существовало. В России, на Дунае оно было даже сильнее, чем то, которое чувствовали к Скобелеву его боевые товарищи перед Хивинским походом. Там он победил и предубеждение, и неприязнь, но здесь, на Дунае, никто не видел Скобелева во всём сиянии воинского подвига. Ироническое прозвище «победитель «халатников» преследовало молодого генерала, и ему предстояло теперь победить неприязнь, как победил он её среди суровых туркестанцев, воочию доказав им и походом по мёртвой пустыне Усть-Юрт, и штурмом Хивы, и в битвах под Кара-Чукуль, Махрамом, Минг-гюбе, Андижаном в первый раз, Тюря-Курганом, Наманганом, Таш-бала, Балыкчи, Уиджи-бай, Гурь-Тюбе, вторично под Андижаном, затем Ассаке, Кокандом и своей Алайской экспедицией и исследованиями Кашгарской границы, что Туркестан был для него боевой школой, в которой развился и окреп его военный гений.