Я испытывала почти эйфорию, когда мне удалось отговорить Кая отступить от своей одержимости. Это была моя безоговорочная победа. Может, я и не верю ему как прежде, но я точно знаю: приняв решение однажды, парень будет следовать ему.

И тем не менее, оставлять его одного в доме я не хотела. Видела, как непросто ашрианцу было выполнить мою просьбу. Хорошо запомнила отчаяние и муку, застывшие в его глазах, когда я вынудила его оставить Марасу жизнь. Вдруг он захочет поговорить? Высказаться? Просто было ощущение, что я должна быть рядом.

Сейчас же я крутилась в собственной постели не в силах заснуть. Сегодня, заставляя Кая отказаться от мести, я была убеждена в своей правоте. Верила всем сердцем, что не стоит ему пятнать душу убийством беззащитного человека, какой бы мразью он ни был. В данный момент я уже не была в этом так свято уверена.

Чувство душевного подъёма схлынуло, и, оставшись одна, я в который раз задавалась вопросом: а имела ли я право вмешиваться? Судя по всему, Кай ловко провёл и Мараса, и его окружение. Проник в его дом, причём не как вор, через окно или чёрный ход, а вошёл через парадную дверь. Он был так близок к осуществлению своей, пусть и не самой благородной, мечты! И ведь он сделал бы это, и никто после не смог бы связать смерть Мараса с ним. Но дело в том, что я правда испугалась. Чего? Сама толком не знаю. Разоблачения? Если только чуть-чуть. Больше я боялась за Кая. Страшилась, что месть окажется не так сладка и не принесёт ему душевного покоя. Опасалась, что сам парень, сотворив такое, изменится. Что в нём станет меньше внутреннего света и душевной теплоты, меньше искренности.

Только вот что я могу знать о том, каково ему? У меня есть лишь богатая фантазия, позволяющая в красках вообразить, через какой Ад он прошёл. Но могу ли я прочувствовать это? Нет. Мне сложно представить, как чувствует себя человек, которого изо дня в день мучают, унижают и насилуют.

Помню, мне было девять, когда девочка-соседка сломала мою обожаемую куклу. Я ответ я хотела порвать на клочки её любимую мягкую игрушку. Мама не позволила. Тогда меня душила обида и казалось верхом несправедливости произошедшее. Так это была всего лишь игрушка, каких у меня потом было ещё великое множество. Возможно, дети чувствуют всё острее, только это не отменяет того факта, как плохо мне тогда было. А ведь пережитое Каем не идёт ни в какое сравнение с моей детской драмой. Каково ему сейчас? Что он чувствует, отказавшись от вендетты из-за меня? Обиду? Злость? Может, начинает жалеть о данном мне когда-то обещании и в душе зарождается марево ненависти?

— Ты имеешь над ним удивительную власть, — поражённо выдал Эслан, провожая Кая взглядом, когда мы вернулись от Мараса.

И сейчас мне не давало покоя чувство, что я использовала эту власть против парня. Ведь я слышала, как он просыпается по ночам с криком ужаса. Догадывалась, какие кошмары преследуют его. Почём мне знать, сколь сильны демоны, терзающие его душу? И какое я имею право решать за него, мстить ему Марасу или нет? Может, месть — именно то, что примирит его прошлым? Вдруг это оказалось бы панацеей для Кая? Не сделала ли я хуже, вмешавшись?

Устав от метаний, я решилась просто пойти и узнать, как он. Уж лучше я буду знать, что парень на меня злится или винит, чем задаваться этими бесконечными вопросами.

— Кай, — позвала я, когда не получила ответа после стука, — ты спишь?

Идиотка! Наверняка он спит, раз не отвечает. Но всё равно беспокойство змеёй заползло под кожу, заставляя нервничать ещё больше. От ашрианца я требовала соблюдать частную территорию, то есть не входить в мою комнату без приглашения, при этом и сама старалась поступать так же. Но сейчас мне было жизненно необходимо убедиться, что с парнем всё в порядке. Мало ли…

— Кай, — выдохнула я с облегчением, когда увидела, что ашрианец устроился на подоконнике и просто смотрит куда-то на улицу. — Ты почему не отзываешься?

— Просто не хочу, — отозвался он безразлично. — Иногда всем надо побыть в одиночестве.

— Ты… Ты меня ненавидишь? — прошептала я, чувствуя, как внутри что-то болезненно сжимается.

Несколько мгновений Кай смотрел на меня, ну, я так думаю, потому что парень повернул голову в моём направлении. В этот момент я жутко злилась на темноту, потому что она не давала мне разглядеть выражение его лица и глаз.

— Нет, — и от этого «Нет» веяло кристальной честностью.

Странным образом мне стало легче дышать. На меня снизошло понимание, что я просто не вынесла бы, возненавидь он меня.

— Ты в порядке? — сразу после того, как слова сорвались с губ, мне захотелось огреть саму себя чем-нибудь тяжёлым. Очевидно же, что нет!

— Да, — кивнул Кай, потом покачал головой. — Нет. Я не знаю. Чувствую себя очень странно.

— Прости, — прошептала я. — Наверное, мне не стоило вмешиваться.

В ответ снова тишина. Я уже решила, что больше парень ничего не скажет, и хотела уйти к себе, как вдруг он заговорил.

— Ты много раз спрашивала, как я умудрился попасть в рабство. До сих пор хочешь это знать?

В голосе ашрианца мне послышалась непривычная жёсткость, злость и боль. Знаю, лезть в чужую душу не есть хорошо, но если сейчас Кай готов к откровениям, то я бы хотела их услышать. Вдруг это поможет мне лучше понять его или принесёт облегчение ему?

— Да, — тихо произнесла я.

После чего прошла вглубь комнаты и устроилась в кресле. Так я могла видеть красивое лицо парня, которое было странно задумчивым и каким-то отстранённым. Казалось, словно Кай и не здесь. Возможно, отчасти так и было. Ведь судя по хмурой складке и горькой усмешке, застывшей на губах, он вспоминал что-то отнюдь не радостное. Впервые парень захотел мне открыться, и я, затаив дыхание, ждала, испытывая странный трепет и страх одновременно.

АНИЭЛЛА

— Я уже говорил, что в рабство попал исключительно из-за собственной глупости, — глухим голосом наконец произнёс Кай. — И всё, что случилось со мной после, — моя вина. У меня сегодня было время всё хорошенько обдумать и взвесить. Знаешь, было бы проще обвинить во всём других, например, Мараса. Только правда в том, что этот упырь лишь следствие, а не причина моих бед. Ты правда хочешь знать о том, какой я ничтожный кретин? Желаешь ещё больше разочароваться во мне, Элла?

Никакого желания разочаровываться в Кае у меня не было. Да и возможно ли это? Мне кажется, всю глубину разочарования в нём я уже постигла. Неужели есть что-то, что заставит меня снова думать о нём плохо? Осуждать его, не видя возможности простить? Нет. Не верю в это. Мне есть за что злиться на ашрианца, боль и обида до сих пор терзают сердце, но я уверена: он лучше, чем думает о себе. Так, стоп. Я что, опять оправдываю Кая? Чёрт. Надо прекратить размышлять и просто выслушать правду, какой бы она ни была.

— Я просто хочу лучше тебя знать, — тихо отозвалась я, давая парню возможность отступить, если вдруг передумает откровенничать.

— В рядах ашрианских воинов есть идиотское развлечение, — уставившись в окно, проговорил парень, — преступная глупость, за которую я сам часто ругал младших, став предводителем сотни. Смысл в том, чтобы найти отряд эромайцев и украсть у их командиров какую-нибудь личную вещь, трофей, которым можно хвастать перед приятелями. Наиболее престижно было обчистить командира вражеского отряда так, чтобы никто ничего не заметил, или напротив устроить хорошую свару, уничтожив как можно больше врагов.

— Что за идиотизм? — не удержалась я.

— Слишком слабое определение, — невесело усмехнулся Кай. — Но однажды мне тоже захотелось покрасоваться таким образом. Илнета сказала мне, что я слишком серьёзен, во мне нет авантюрной жилки и вообще я часто веду себя как старик. Вот я и захотел доказать ей, что я тоже способен на неординарные поступки. Боги! Даже рассказывая об этом сейчас, мне до тошноты стыдно из-за собственного кретинизма.

У меня внутри всё сжалось. Одно упоминание имени ненавистной соперницы заставляло холодеть пальцы рук, а во рту начинало горчить. Это недостойно, я не знаю эту девушку, но ненавижу её за то, что она есть. За то, что Кай её любит. Чем она лучше меня?