Стихийный вихрь пронёсся по комнате, прямо в воздухе стали образовываться капли воды. Шторы и драпировка стен, отвратительного бардово-золотого цвета, вспыхнули пламенем. Пол под ногами завибрировал. Казалось, наступил апокалипсис и я находилась в самом его центре. Я была его сердцем. Сила кружила голову, пьянила и дарила ощущение всевластия.

— Мара! — заорал с перекошенным от ужаса лицом Марас, которому никак не удавалось противопоставить что-то творящемуся кошмару. — Прекрати! Ты погубишь нас всех!

А мне было плевать. Я хотела погубить их. Стереть Мараса и его приятелей с лица планеты.

— Успокойся, идиотка! — продолжал надрываться «брат». — Не стоит того какой-то раб! Забирай его и прекрати разрушать мой дом!

Я слышала его слова, но отчего-то ничего во мне не отзывалось. Я — сила! Я — мощь! К чему мне слушать этого червяка?

Словно со стороны я наблюдала, как Марас метнулся к Каю и что-то закричал ему в лицо. Парень не отреагировал. Мужчина влепил ему оплеуху и снова что-то закричал. После отвязал руки и ноги ашрианца. Тот, замотавшись в уродливое покрывало, придерживая его одной рукой, другой закрывая лицо от ветра, двинулся ко мне.

— Мара! — крикнул парень. — Успокойся!

Я же слышала его и не слышала одновременно.

— Приди в себя, это не ты! — продолжал парень. — Это всё магия, не позволяй ей управлять собой!

Разве она управляет мной? Он не прав, это я управляю ей!

— Давай просто уйдём отсюда и устроим посиделки у костра на заднем дворе, как хотели недавно, помнишь? — продолжал Кай.

Тут сквозь полное безразличие к окружающему и чувство собственного всесилия, стали пробиваться воспоминания. Как он ко мне попал, как долго молчал и был марионеткой на нитях магии. Как дал клятву на крови и как стал сопровождать меня в Университет, даря поддержку одним своим присутствием. Также вспомнился и разговор про визит к Марасу, где я обещала сжечь в костре ненавистные регалии рабства. Вспомнила самого Кая.

— Кай, — тихо произнесла я.

Безумие в комнате резко прекратилось, а потом навалилась такая слабость, что не подхвати он меня, я бы растянулась на полу. В этот момент в помещение вбежал мужчина и принялся тушить пламя, пожиравшее стены и отделку комнаты.

Когда я окончательно пришла в себя, сидя на полу, в комнате снова были только я, Кай и Марас.

— Ты совсем с катушек съехала, — выдал всё ещё белый как снег Марас.

— А ты лживая сволочь, — не осталась в долгу я.

— Мне конечно хочется поиграться с этим рабом, но знал бы я, что ты так отреагируешь на подобную мелочь, и не плюнул бы в его сторону, — мрачно выдал мужчина.

— Больше я тебе и шанса не дам, — ответила я. — Больше не зови меня на свои праздники, я не приду. И мне плевать, обидишься ты или нет. Пошли, Кай.

После я побрела прочь из комнаты, слыша как следом идет Кай. Сев на один из вериэлей, которые были вызваны специально развозить выпивших гостей, откинулась на спинку сидения, до сих пор не веря, что всё позади. Но, посмотрев на отрешённого Кая, на пустые глаза парня, поняла — нет. Не знаю, что было до того, как я ворвалась в комнату, но лицо парня мне не нравилось. И только сейчас я поняла, что, вполне возможно, худшее для Кая всё же успело случиться.

КАЙЛЕН

Вода тёплыми потоками стекала по телу, но насладиться душем я был не в состоянии. Отчаянно растирая тело, игнорируя боль от побоев, я всеми силами стремился смыть ощущение грязи. Содрать, соскрести прикосновения рук, губ и языка Мараса. Они словно въелись в кожу, потому усилия были тщетными. Я фантомно продолжал их чувствовать, в ушах стоял полубезумный шёпот этого извращенца, а перед мысленным взором отпечатался горящий похотью взгляд ублюдка.

В этот раз Марас вёл себя несколько необычно. Можно сказать, его прикосновения имели нежный, любовный характер и вполне могли принести удовольствие, если бы всё было добровольно. Только ни о каком желании с моей стороны и речи не шло! Меня никогда не влекло к мужчинам, к однополым связям я всегда испытывал отвращение. Потому меня передёргивало от омерзения при каждом его касании.

К немыслимой гадливости примешивался острый стыд. От одной мысли, что Мара видела меня таким: голым, беспомощным и униженным, хотелось провалиться сквозь землю. Вроде, мне должно быть наплевать: она моя хозяйка и всегда знала, кто я и что я, не нужно быть большого ума, чтобы понять, что я пережил у Мараса, но одно дело знать и догадываться, другое — видеть своими глазами. И я даже злился на неё за то, что дала возможность снова почувствовать себя человеком, мужчиной. Позволила забыться. Но сегодня реальность ткнула меня мордой в непреложный факт: на деле, я — никто. У меня ничего нет, даже сам себе я не принадлежу. Так с какой радости начал мнить себя мужиком? Раб — всего лишь имущество, и его пол значения имеет мало. Нельзя этого забывать. Теперь и Мара этого не забудет. Всегда буду помнить ошалелый взгляд девушки, который заставил почувствовать себя бесконечным ничтожеством, ударил хуже мерзких прикосновений Мараса. Как же стыдно, мерзко, противно!

И вот она ждёт меня внизу у проклятого костра, о котором же я сам и напомнил. Идиот! Мне совершенно не хотелось выходить из комнаты и вести какие-то разговоры. Было страшно увидеть жалость или брезгливость в её глазах. Не хотелось сочувствия. Единственное, чего я жаждал, чтобы всё стало как до этого проклятого вечера, и Мара смотрела бы на меня как на обычного приятеля, а не постельного раба своего брата. Глупо. Вообще, почему вдруг мнение этой девицы стало иметь такой вес? Сумасшествие какое-то.

И всё же, как бы мне ни хотелось, я не мог отсидеться в комнате. Тем самым я лишний раз покажу собственную ущербность. Да и подло будет так поступить после того, как она в очередной раз спасла мою шкуру.

Что за жизнь! Это я рождён мужчиной, и я должен спасать девушек от неприятностей, а не наоборот!

Когда, одевшись, я вышел на задний двор, уже во всю ярко пылал костёр. Из хлама Мара соорудила столик, а лавкой служило старое, но крепкое бревно. Были здесь и бутылка вина, а так же весьма аппетитные закуски. И в другой ситуации обстановку можно было бы назвать уютной и даже романтичной, но мне было не до этого. На душе — невообразимо гадко. Потому я молча принял фужер с вином и залпом выпил его, заставив девушку выпучить глаза и поперхнуться.

— Кай, — произнесла Мара спустя пару минут тягостного молчания, — скажи, а Марас, он тебя… Ну то есть…

— Хочешь знать, поимел ли меня твой братец? — прямо спросил я.

— Да, — кивнула девушка, отчего-то отчаянно краснея.

— Нет, — качнул я головой и снова уставился на огонь, — не успел. Но хотел.

Я не стал описывать насколько мне противно от воспоминаний о его прикосновениях, о пальцах во мне. Ни к чему. Зачем ныть и лишний раз позориться? Хотя, разве возможно опозориться ещё больше?

— Хорошо, — расслабилась Мара. —

Только… Что тогда с тобой?

Что со мной? Она правда не понимает? По её мнению, если этот извращенец не засунул в меня свой член, то всё хорошо и не из-за чего переживать?

— Всё нормально.

— Кай…

— Если меня не отодрали, то значит всё шикарно, да?! — сорвался я, и слова неконтролируемым потоком полились наружу. — Пришла, братца припугнула, меня спасла. Молодец! Всё в итоге просто лучше некуда!

— Ну, ведь и правда всё закончилось хорошо… — пробормотала девушка.

— Конечно, — с издёвкой, на грани постыдной истерики согласился я, — Только я не хочу, чтобы меня постоянно спасали! Я — мужчина! Я не стар и не слаб! Я хочу сам выбираться из передряг, а не прятаться за твоей юбкой!

— Да?! — разозлилась Мара в ответ. — Может мне не стоило вмешиваться, надо было просто подождать, пока Марас тебя трахнет, чтобы ты потом приполз ко мне еле живой, зато сам? Не моя вина, что события складываются так, что постоянно ущемляют твоё эго! Если тебе моя помощь и забота поперёк горла, так и скажи!