Он также отреагировал на моё заявление, что я собираюсь поплавать.

Вероятно, он злился на мою реакцию на его предложение. А может, смутился, потому что я фактически его отвергла. Но не знаю, смущался ли он из-за таких вещей. Казалось, Ревик в целом открыто говорил на тему секса — во всяком случае, со всеми, кроме меня.

У меня сложилось впечатление, что он все ещё не отпустил историю с Мэйгаром.

Он отнюдь не радовался, что я с ним дралась. Я отчётливо уловила это как минимум один раз. Черт, да наверное, нам самим надо было подраться… чего мы все ещё ни разу не делали. Просто устроить спарринг, пока один из нас не положит конец тягомотине. Однако учитывая его репутацию в этом отношении, поединок может оказаться коротким.

И это возвращало меня к его изначальному предложению.

Я вела себя глупо?

Это билет в один конец, само собой. Но я вполне уверена, что мы оба уже подписались на это, так что если мы выждем ещё несколько недель, это ничего не изменит.

Я все ещё не полностью ему доверяла. Это тоже присутствовало.

Но Ревик это по-своему признавал. И я практически уверена, что это можно исправить только временем. По правде говоря, в данный момент я на самом деле не думала, что он мне изменит. Мой рассудок так не считал, когда я задумывалась на эту тему. Теперь, когда Ревик решил считать себя женатым, я верила, что правила для него изменились.

В конце концов, он же видящий.

Но верить ему и доверять ему — это две вещи, которые не совсем шли в комплекте.

Стиснув зубы, я села. Я соскользнула с края кровати, даже не подумав, что я делаю.

Я выгляну из комнаты.

Посмотрю, не спит ли он, спрошу, не хочется ли ему пойти и посмотреть на звезды.

Подойдя к двери в другую комнату, я снова остановилась, на несколько секунд снова усомнившись во всем. Ревик никогда на такое не купится. С другой стороны, разве это важно? Я тоже насквозь видела его попытки сделать шаг мне навстречу.

Сделав глубокий вдох, я как можно тише приоткрыла дверь.

Я прислушалась к тишине, поначалу гадая, не ушёл ли он опять куда-то.

Затем я услышала его дыхание.

Я не могла точно сказать, спит ли он. Он дышал не совсем ровно, но тяжелее обычного, так что, скорее всего, спал и видел сны. Пока я сама себя не отговорила от этой затеи, я прошла по ковру босыми ногами, говоря себе, что просто посмотрю. Если он действительно не спит, может быть, он захочет выйти со мной наружу.

Или подраться со мной. Оба варианта подойдут.

Но Ревик спал. Растянувшись на спине, он лежал на диване полностью одетым, подложив руку под подушку за головой. Старая бумажная книга лежала на полу у дивана, словно выпала из его пальцев, когда Ревик задремал. Я взглянула на обложку, увидев, что это какой-то русский писатель, художественная проза. Ревик обычно много читал, но я не помню, чтобы он раньше читал художественную литературу, даже на корабле.

Его голова лежала на подушке, позволяя мне созерцать его лицо в профиль. Другая его рука лежала на животе. Однако Ревик не выглядел полностью расслабленным; что бы ему ни снилось, это сновидение оставляло лёгкое напряжение вокруг его глаз.

Я заметила, что диван был широким. Хоть Ревик лежал на спине, я все равно могла примоститься рядом с ним. Посмотрев на этот свободный участок сиденья, я гадала, не будет ли Ревик возражать, если проснётся и увидит меня рядом.

Скорее всего, я застану его врасплох и окажусь в захвате или полечу на пол.

После недолгих мысленных дебатов я села… осторожно.

Он не проснулся.

Однако его свет сместился, как только я просидела там несколько секунд. Его свет шевелился как живое существо, отдельное от остальной его сущности. Я ощущала его изменения, а затем его свет обвился вокруг моего силуэта, танцуя бледными водоворотами и изучая меня. Я постаралась не реагировать, но глядя на него, ощущала, как боль становится глубже, трепеща на краях моего сознания. Я смотрела, как она нарастает, и знала, что чем дольше я буду сидеть здесь, тем хуже мне будет.

Мне стоит уйти. Прямо сейчас. Пока я не наделала глупостей.

Я видела, как напряглось его лицо, и Ревик поёрзал на спине. Каким-то образом мои мысли вернулись к тому первому утру в Сиэтле. Вопреки всем ужасным вещам, которые случились между нами после этого, я бы проснулась в его объятиях.

Тем утром он тоже хотел секса со мной. Я гадала, насколько иначе сложились бы наши отношения теперь, если бы я приняла то изначальное предложение.

Я продолжала сидеть там, пока его свет жидкими струями вплетался в меня.

— Ревик? — прошептала я.

Он не пошевелился. Ритм его дыхания не изменился.

Я погладила его предплечье, проследив кончиками пальцев контур мышц. Его руки стали мощнее, чем были в Сиртауне. Где бы он ни провёл последние несколько недель, он тренировался. Его лицо тоже немного пополнело, а кожа загорела от пребывания под открытым небом. От наших экскурсий за последние дни он загорел ещё сильнее.

Я видела, как расслабилось его выражение лица, когда я его коснулась.

Я немного кашлянула.

— Ревик?

На корабле он спал чутко. В половине случаев, просыпаясь, я не обнаруживала его рядом. Я стала ласкать его пальцы, задержавшись на кольце, подумав, что значит тот факт, что он его носил. Я боялась спросить, но в то же время гадала, есть ли какой-то смысл в том, на каком пальце он выбрал его носить.

Я постаралась принять решение уйти.

Я положила ладонь ему на грудь. Чем дольше я там сидела, тем сильнее раскрывался его свет, пока его боль не начала постепенно просачиваться в мою. Я видела, как напряглось его лицо, когда я скользнула ладонью к его плечу. Я медленно массировала его мышцы, наблюдая, как Ревик расслабляется, обмякнув на диване. Когда он так и не пошевелился, я принялась проделывать то же самое с его грудью через рубашку.

Наверное, я делала это слишком долго.

Наконец, я решила уйти.

Убрав от него руки, я почувствовала, как участилось его дыхание.

Он проснулся. Я поколебалась, глядя на него, всматриваясь в его лицо. Мои глаза привыкли к темноте, так что я видела его почти отчётливо. Ревик не открывал глаза и практически ничего не делал, но он явно проснулся. Я чувствовала это. И его свет ощущался иначе.

Я могла просто уйти. Наверное, он ничего не сказал бы, если я просто встану и уйду. Но я осознала, что все равно продолжаю сидеть рядом с ним.

— Ревик, — тихо позвала я.

Я ощутила его неохоту. Ему не хотелось говорить. Он также не хотел, чтобы я уходила. Он хотел, чтобы я касалась его. Я ощущала это его желание.

— Ревик, — повторила я мягко.

Он медленно повернул голову.

Его глаза остекленели и сделались почти прозрачными. Наблюдая, как он смотрит на меня, я неуклюже пыталась найти слова и решить, могла ли я что-нибудь сказать, как-то объяснить, что я делаю. Я все ещё смотрела на него, когда Ревик опустил руку, нежно погладив мою лодыжку пальцами и притягивая мой свет своим.

Это ощущалось как вопрос.

Я подумала обо всей той лапше, которую я намеревалась навешать ему на уши — про любование звёздами, и якобы мне не спится из-за скуки.

Вместо этого я потерялась в его открытом выражении.

Мы смотрели друг другу в лицо в синеватом свете от окна, и я невольно подумала об его объяснении того, почему он привёл меня сюда.

Я чувствовала его шок из-за того, что я его разбудила, но Ревик не позволял мне подобраться достаточно близко, чтобы углубиться в это. Я все ещё чувствовала, что он не хочет говорить, почти агрессивно не желает говорить со мной. Вопреки его щитам я затерялась в его свете даже глубже, чем я осознавала. Ревик хотел, чтобы я продолжала его касаться. Он думал, что если мы начнём говорить, то он что-нибудь ляпнет, и я перестану его касаться.

Я понимала. Действительно понимала.

Я также чувствовала, что какая-то часть меня продолжает колебаться, все ещё ждёт, когда Ревик скажет что-нибудь или сделает что-нибудь. Что-нибудь, что наверняка все равно меня не убедит.