Когда становится совсем невмочь, мы с Лукой тащимся к Чубу, получившему свою кличку за непокорную сивую прядь волос на башке, и, заявив, что мы оба из Аполлонии, просим перевести нас в подразделение конной разведки.

— О, так вы, стало быть, отменнейшие наездники? — уточняет наш новый командир.

— Кентавры! — заверяем мы хором.

— То, что надо, — удовлетворенно говорит Чуб и назначает нас погонщиками мулов.

Вот уж, что называется, влипли так влипли.

В своем новом положении мы теперь поднимаемся за три часа до рассвета, чтобы задать животным корму, а потом их навьючить; на привалах опять же приходится заботиться не о себе, а о них; та же песня заводится и в конце переходов. Все ужинают или дрыхнут, мы возимся с мулами и ослами. Падаем затемно. Ну и вдобавок проклятому стодвадцатидневному суховею остается, по нашим прикидкам, дуть еще месяца три. Мы в полном отчаянии. Оно, наверное, доконало бы нас, если бы не чудо, поджидавшее нас в местечке Грам Тал.

Этим чудом оказался мой брат.

Илия сам находит меня. Точней, поначалу Стефан находит его, а уж потом они вместе идут на базар, где отыскивают меня и Луку.

Как я рад его видеть!

Илия сияет.

— Неужели это наш мелкий всезнайка?

Он чуть отталкивает меня, чтобы как следует рассмотреть (в последний раз мы виделись, когда мне было пятнадцать), потом сжимает в объятиях, от которых трещат кости. Глаза наши увлажняются.

— Я уж не чаял увидеть тебя!

Это мы говорим в один голос.

Брат у меня настоящий герой. Его алый плащ «друга» украшают два Серебряных Льва и один Золотой, а на поясе змеиной кожи столько заклепок (с их помощью лихие рубаки ведут счет убитым врагам), что тот кажется сплошь металлическим. Лошадь под ним — уже седьмая из тех, на каких ему, по его словам, приходилось сражаться, — просто великолепна. Это высокая гнедая кобыла по кличке Мели (Милая) с белой звездочкой в центре лба и четырьмя белыми чулками над бабками. Также у него имеются два прекрасных скаковых мерина и любовница-афганка в придачу. Я увижу ее сегодня вечером, когда загляну к нему посидеть-поболтать. Время военное, но ведь надо отпраздновать встречу. Как знать, когда выпадет другой такой случай. Илия пробудет в городе от силы только еще один день, а после, как младший командир авангарда, поведет свой отряд на север, в верховья горной реки Аргандаб, с тем чтобы склонить тамошних вождей (маликов) к союзу и добиться от них согласия поставлять нам провиант.

— Значит, армия повернет в ту сторону? — спрашивает Лука, ища подтверждения давно носящимся в воздухе слухам.

Илия говорит, что Александр торопится перебраться через Гиндукуш, опасаясь, как бы снег прежде времени не замел перевалы, и потому дорожит каждым днем. Наверняка он вторгнется в Афганистан с юга, а не с севера, как планировал раньше, чтобы атаковать Бесса и Спитамена на Бактрийской равнине.

— Так что, ребятки, запасайтесь-ка шерстяными плащами и крепкими зимними сапогами. Перевалы тут труднодоступные, до самого нижнего мили две по отвесной прямой.

Договорившись о встрече, Илия отъезжает, а мы остаемся на рынке. Чуб дал нам задание купить шестнадцать мулов, и надо бы пошевеливаться, чтобы не оплошать.

— Раздобудьте животных, способных хоть что-то тащить на себе, — вот все, что нам было сказано.

— Есть, командир.

— И еще, парни…

Мы оборачиваемся.

— Выбирайте тех, что поаппетитнее с виду. Вдруг мы заголодаем в пути.

Сейчас обоз нашей колонны насчитывает тридцать тысяч вьючных животных, однако по большей части они взяты внаем и в самой Фраде, и в ее предместьях, а также во всех придорожных селениях. Владельцы этих выносливых четвероногих ни за какие коврижки не соглашаются отпустить своих кормильцев за горы, вполне резонно боясь их лишиться. Холод, разбойники, камнепады — чем только не чреват дальний путь! Сами они тоже не рвутся сопровождать нас. Кому охота мыкаться по чужбине, когда и дома денежки сами запрыгивают в кошель. В результате хозяйственники во всеуслышание объявляют о скупке или долгосрочном найме больших партий вьючной скотины, а поскольку многие уже знают, что платит наша армия хорошо, округа охотно откликается на призыв. Шатры, палатки и шалаши желающих погреть на этом руки торговцев как по мановению волшебной палочки обступают Грам Тал — и кольцо это с каждым днем делается все шире. Начинает казаться, будто на сто верст окрест не осталось ни одного осла, мула или верблюда, не говоря уж о ябу.

В чем, спросите вы, разница между лошадью и мулом? Мула легче поймать. А это не мелочь, когда тебя затемно гонят в дорогу. У мулов более покладистый нрав и сильней развито стадное чувство. Можно привязать одного вожака, а остальных просто бросить: они никуда не уйдут. Передние ноги у мула длинней, чем у лошади, они не артачатся перед спусками, и кости у них покрепче, не ломаются почем зря. И потом, мул никогда понапрасну не паникует. Лошадь, застрявшая в снежном заносе, разорвет сердце, пытаясь освободиться. А у мула хватает ума стоять спокойно и ждать, когда кто-нибудь подойдет. Правда, мулы более твердолобы, дружелюбными или там преданными назвать их нельзя. Если ты упадешь и повредишь ногу, хороший конь тебя не оставит. Мул же бросит на тебя взгляд типа «прости, приятель» — и порысит себе дальше.

Если вам вдруг захочется уяснить, почему армия Александра превосходит другие, то среди всего прочего советую обратить особенное внимание на одну вещь. Любой боец в македонских понятиях — фигура самостоятельная и сам себе голова. У нас нет строгого разделения обязанностей по рангам, не существует мелочной командирской опеки. Сами посудите, в какой еще армии мира доверили бы что-нибудь мало-мальски серьезное таким зеленым и необтертым оболтусам, как я и Лука. А у Александра самостоятельность поощряется. И рядовым нисколько не возбраняется подменять младших своих командиров, а уж любого младшего командира назначай хоть в стратеги.

Все строится, так сказать, на доверии. Мол, оно накладывает на человека ответственность, а та выковывает боевой дух.

Другое дело, что жизни подчас такое доверие вовсе не облегчает. Даже наоборот. Ответственность-то на нас — и немалую — возложили, но никакой поддержки не предоставили. Бросили, словно слепых кутят в воду, как хочешь, так и выплывай. А как тут выплывешь, когда тебя то и дело норовят притопить псы постарше, поразворотливей и позубастей. Все в чинах, все с заслугами, а задание у них ровно такое же, что и у нас.

Хуже того, как раз на днях наше формирование нагнала двенадцатитысячная колонна отдыхавших под Экбатаной солдат, и им тоже позарез нужны мулы. В результате на торжище столпотворение, равнодушных ко всему на свете тварей рвут прямо из рук, и если каким-то чудом к вечеру нам удается приобрести восемь, наверное, самых задрипанных в Афганистане животных, то где раздобыть еще столько же, мы не имеем ни малейшего представления. Все выбрано подчистую. В добавление к этой проблеме наш благодетель, афганский торговец по имени Ашнагур (чтобы язык не ломать, мы зовем его Ашем) содрал с нас двойную цену за свой еле переставляющий ноги товар, и монет у нас с Лукой остается еще лишь на пару голов. Это, если вы понимаете, вчетверо меньше, чем необходимо.

Аш, видать, проникнувшись сочувствием к нашему затруднительному положению, приглашает нас в свой бичи — сараюху из козьих шкур, куда вместе с нами набивается десятка два его родичей, и угощает обедом. Рисом с курятиной, творогом и лепешками нас потчует то ли жена его, то ли дочь. Разобрать невозможно, видны только руки. Трапезничаем, сидя на коврах, брошенных прямо на голую землю.

— Мулы стоят дорого, — замечает Аш.

Мы говорим ему, что знаем это.

— Женщины дешевле.

Мы не понимаем.

Наш хозяин указывает на вьючный тюк и поясняет:

— Три женщины могут нести такой же груз, как один мул, но едят вдвое меньше. Кроме того, в отличие от мулов, — он усмехается, — их можно использовать и по-другому. Особенно по ночам.