Так или иначе, Агафокл собирается в путь. Себе в сопровождение он отбирает нескольких даанов, и тут я понимаю — надо решаться. Варвары ненадежны, за ними нужен пригляд. А македонцы держат сторону Стефана, никто не пойдет с Агафоклом.

Мы с Лукой переглядываемся.

Я хочу вызваться ехать, но друг останавливает меня.

— Ты уже прогулялся за Толло.

Он имеет в виду, что теперь его очередь рисковать головой.

Стефан и рад бы отменить этот бред, но не драться же ему с Агафоклом. Тот все же старше его — и по чину, и по годам. Дааны окружают пленника. Лука проверяет оружие, снаряжение и садится на коня. Агафокл уже в седле. Придержав узду, я засовываю в седельную суму Луки свой теплый шерстяной плащ и мешочек с кишаром и чечевицей.

Лука берет меня за руку.

— Брат, — говорит он, — если со мной что-то случится, расскажи о том правду.

Мы, подгоняя и пленников, и лошадок, через шесть дней оказываемся в торговом селении Габи и присоединяемся к основной нашей колонне. Точней сказать, догоняем осадный обоз: боевые отряды уже ушли на север. Где-то там, как доносят разведчики, между Согдианой и Дикими Землями, Волк собирает племена воедино.

— Похоже, намечается большая пирушка.

Ни Косты, ни Агафокла здесь не видали в глаза, о захвате Спитаменова сына обозники слышат впервые. Вести, похоже, до них вообще не доходят. О чем ни спросишь — никто ни бум-бум.

Мы оставляем пленников в гарнизоне и спешим по военному тракту (точней, по тому, что считается им) за Койном. Сотни мулов, провожая нас равнодушными взглядами, тащат на себе припасы и тяжелое снаряжение.

Как далеко вперед ушел Койн? Этого тоже никто не знает.

А где Спитамен?

Тыловики таращатся на нас с недоумением.

Наши животные слишком утомлены, чтобы выдерживать такой темп. Им нужен день отдыха. Приходится встать лагерем в стороне от тянущегося мимо обоза, прямо на льду, в чистом поле, притулившись к какому-то холмику. Студеный ветер продувает насквозь, и, чтобы хоть как-то укрыться, мы долбим промерзшую землю — сооружаем из дерна заслон.

Сначала я выковыриваю из земли череп, потом Флаг выкапывает бедренный сустав. Похоже, нас угораздило остановиться на месте захоронения.

Людям это не нравится. Солдаты — народ суеверный.

Спим вповалку вместе с погонщиками мулов. На завтрак вино и замерзшая просяная каша, которой мы делимся с копейщиками из личного царского разведотряда. Те уже три дня без отдыха скачут от Наутаки.

— А сам-то царь где?

— Поспешает, ребята. И собирает всех, кто не прочь подраться.

Копейщики пожирают заледеневшую размазню с волчьей жадностью, прыгают в седла и уносятся дальше, оставив обоз позади.

После полудня мимо проходит наемная кавалерия. Эти слышали, будто Александр со своими «друзьями» проследовал мимо Габи по восточной караванной тропе. Сейчас он уже впереди нас.

Мы решаем поднажать, хотя фуража в наших вьюках почти не осталось. Вообще-то в обозе корма для животных полно, но у обозных мудил снега зимой не допросишься. Послушать, так у них каждый мешок на учете, числится за конкретным подразделением, сам погляди — вот и бирка. Бирками, что ли, нам кормить лошаденок? Степь промерзла насквозь. Копыта, правда, растаптывают верхнюю корку, однако трава под ней все равно жесткая. Проволока, а не трава.

А о Луке ничего не слыхать.

Я пытаюсь подыскать этому объяснение. Да и Флаг убеждает меня, что если пораскинуть мозгами, то удивляться тут нечему вообще. Во-первых, в такой людской массе, когда вся армия снялась с места, трудно надеяться наскочить на ребят, видевших тех, кто тебе нужен. Во-вторых, весь этот переполох, возможно, как раз и свидетельствует о том, что Лука с Агафоклом благополучно добрались до цели. Не исключено, что именно доставленные ими сведения привели всех в движение. А наши герои уже далеко впереди, с авангардом.

Мне очень хочется в это верить. Звучит логично, да и по времени все вроде сходится. Весьма вероятно, что Лука сейчас находится там, где пребывают и Койн с Александром. Купается, так сказать, в лучах славы.

Мы наддаем, но внезапная оттепель умеряет наш пыл. Степь на глазах раскисает. Вьючные мулы вязнут в грязи, подводы десятками застревают. Дорога, более-менее проходимая лишь для бычьих упряжек, выглядит, как распаханная под посев полоса. От всего этого хочется взвыть, тут даже смерть показалась бы избавлением. Право же, лучше сдохнуть, чем опять ночевать в холодной отвратительной жиже.

День десятый и день одиннадцатый неотличимы, как близнецы. Мы плетемся под проливным дождем. Лошади превратились в ходячие скелеты, люди походят на призраков. На двенадцатый день погода опять меняется. Резко холодает, дождь сменяется мокрым снегом, а там и настоящей метелью. Мы переваливаем через какую-то возвышенность, и оказывается, что сборный пункт уже рядом. Обоз сворачивает к разбитому за грядой холмов лагерю, мы направляемся следом.

Лагерь огромен. Палатки, костры, полевые кухни. Обстановка не тыловая, а фронтовая. Тысячи пехотинцев, все наготове, с оружием, причем предназначенным не для стычек, а для большого сражения. Никаких укороченных пик, всюду одни лишь сариссы.

Стефан посылает меня найти кого-нибудь из штаба Койна, надо же доложить о прибытии. Дело практически безнадежное. Лагерь растянулся на мили, кого тут найдешь? Вокруг нас — наемная царская кавалерия. Рядом со скакунами этих парней наши лошадки выглядят собачонками. Прежде чем я успеваю отыскать взглядом хоть одну знакомую физиономию или знамя, к нам прибывает посыльный от ближайшего старшего командира с приказом садиться верхом и строиться. Искать своих некогда, мы временно прикрепляемся к конным наемным частям.

Спорить не приходится, потому что битва состоится не завтра. Она, состоится прямо сейчас.

Но где же Лука?

В жизни не видел, чтобы люди так рвались в бой. Двадцать семь месяцев сплошных разочарований сделали маков подлинными безумцами. Их неудержимо тянет крушить черепа. Они просто жаждут превратить всех замужних афганок во вдов.

Под командой Вола мы строимся бок о бок с линией катапульт, равняясь на передки механизмов. Предполагается, что нас должно быть двести пятьдесят шесть человек, но на девяносто первом счет заканчивается. Да провались эти недостающие: пусть там и строятся, где их носит.

Стефан скачет вдоль шеренги, велит разбиться на клинья. Нам вменено поддерживать наемную конницу.

— Не думаю, — замечает Флаг, — что кто-нибудь из этих парней сможет отдавать нам приказы.

Стефан отмахивается:

— На кой ляд тебе эти приказы? Просто делай как они, вот и все.

Мы приданы группировке фригийцев и каппадокийцев. Их различают по шапкам. У одних они заостренные, у других нет. Лопочут эти ребята тоже по-разному, что, впрочем, нас мало заботит.

Мы все равно ни бельмеса не смыслим ни в том ни в другом языке.

Осадив коня, к нам пристраивается Меченый, потом Кулак, потом Рыжий Малыш.

— Тут, никак, свальное гульбище намечается? Еле поспели.

Рыжий Малыш гогочет.

Наемники формируют из клиньев колонну. Похоже, они знают, что делают. Вооруженные копьями в семь локтей длиной, с полощущимися у наконечников вымпелами, всадники по болотистой узкой низине рысят к высоким, похожим на погребальные курганы холмам. Поле битвы, вернее, то место, которому предстоит стать полем битвы, лежит там — за ними. Мы огибаем один из холмов и оказываемся на открытом пространстве.

Вовсю валит снег. Холод такой, словно нас разом вморозили в лед. Но где же враг? Видимость ухудшается, причем так резко, что фигуры движущихся впереди конников превращаются в почти неразличимые пятна. А на таком ветру, да еще при таком снегопаде, не слышны никакие команды.