Вдруг веки мои распахнулись. Я, шумно втянув в себя воздух, сел. Сурт исчез. Я сидел на кровати в собственном номере. Осторожно дотронулся до лица. Оно не горело, губы были в порядке, топор, торчавший во лбу, исчез, все мои боевые раны – тоже.

Тело, однако, было напряжено и вибрировало от тревоги. Словно меня сморил сон на железнодорожной насыпи и рядом пронесся экспресс.

Сон начал блекнуть, стираться из памяти. Я попытался, пока не поздно, зафиксировать наиболее важное из него. Трон Одина. Локи с печеньками. Волк – сын Локи. Угроза Сурта сжечь все Девять Миров. Все это вызывало во мне куда больше боли, чем втесавшийся посреди лба топор.

От размышлений меня отвлек громкий стук в дверь номера.

Решив, что это кто-то из моих новых друзей, я вскочил с кровати, подбежав, распахнул рывком дверь и оказался нос к носу с Гуниллой. Только в этот момент до меня дошло, что стою перед нею в одних трусах.

– Ой! – вырвалось у нее.

Лицо валькирии стало пунцовым. По нему заходили желваки.

– Капитан Горилла! – воскликнул я. – Какая честь!

Она уже приходила в себя. Рот захлопнулся, глаза, как обычно, подернулись льдом.

– Магнус Чейз, я… – Она замялась, а потом быстро проговорила: – Ты немыслимо быстро восстановился.

Я догадался, что она не ждала меня здесь застать. Но в таком случае зачем было стучаться?

– Это считается быстро? Я, знаешь ли, как-то скорость не замерял.

– Очень. – Она глядела мимо меня в глубь номера, возможно, пытаясь что-нибудь там обнаружить. – Кстати, до обеда еще два часа. Может, я проведу пока тебя по отелю, раз твою валькирию уволили?

– Точнее, ты сделала так, чтобы ее уволили, – решил внести ясность я.

Она развела руками.

– Наши судьбы определяют норны, а я ими не управляю.

– Очень удобно. – Мне тут же вспомнились слова Локи: «Судьба, Магнус, дело такое. Даже если мы в целом не можем ее изменить, то вполне способны менять детали. Это способ, которым мы против нее восстаем». – Ну и что же насчет меня? – спросил я Гуниллу-Гориллу. – Ты… то есть норны решили мою судьбу?

Гунилла нахмурилась. Было заметно, что она сильно напряжена. Ее что-то явно тревожило, а может, даже пугало.

– Сейчас твою ситуацию обсуждают таны, – сообщила она, отстегнув от пояса связку ключей. – Давай-ка пройдемся по отелю, а заодно и поговорим. Если я стану лучше тебя понимать, то, возможно, дам танам ответы от твоего имени. Твое право, конечно, предстать перед ними лично. Может, тебя ждет удача, а может, таны приговорят тебя на несколько столетий к работе посыльным или к мытью тарелок на кухне.

Мне не сильно хотелось провести эти два часа с Гуниллой, однако обзорный тур по отелю мог оказаться полезным. Вдруг я смогу обнаружить выходы или еще что-нибудь важное? К тому же после такого сна мне не очень хотелось быть в одиночестве.

Ну и, конечно же, я весьма живо представил себе, сколько тарелок придется мыть каждый день после трех смен обеда в «Трапезной павших героев».

– Пойдем, – согласился я. – Только сперва мне, наверное, все-таки нужно одеться.

Я понял, что для Вальгаллы стоило бы запастись джипиэс-навигатором. Даже Гунилла то и дело путалась в бесчисленных коридорах, холлах, садах и гостиных.

Мы ехали в лифте. Когда он остановился, она объявила:

– Сейчас попадем в ресторанный дворик.

Двери раскрылись, и нас приняла в свои удушающие объятия стена огня.

Сердце мое подпрыгнуло к горлу. Сурт! Он нашел меня! Гунилла с истошным воплем отпрянула в глубь кабины. Я начал осатанело бить наугад по кнопкам. Двери захлопнулись. Лифт тронулся. У Гуниллы горел подол платья. Каким-то образом мне удалось сбить огонь.

– Ты в порядке? – хрипло выдохнул я, потому что меня самого все еще колотило.

Руки Гуниллы покрылись пятнами дымящихся ожогов.

– Это все заживет, – морщась от боли, отозвалась она. – А вот самолюбие – нет. Непростительная ошибка с моей стороны. Мы попали не в ресторанный дворик, а в Муспелльхейм.

«Уж не Сурт ли направил сюда нашу маленькую экскурсию?» – мелькнуло у меня подозрение. Правда, я допускал и другое: возможно, вальгалльский лифт просто сам по себе иногда открывает двери в мир огня. Не знаю, какое из двух этих предположений меня сильнее тревожило.

Гунилла не жаловалась, но я понимал, как ей больно. Сидя возле смертельно раненной Мэллори Кин, я отчетливо чувствовал, что у нее пострадало и как мог бы помочь ей, окажись у меня тогда больше времени.

Я опустился на колени перед валькирией.

– Давай-ка попробую.

– Ты что это собираешься…

Не тратя попусту слов, я коснулся ее плеча. Пальцы мои пылесосом начали втягивать жар из кожи Гуниллы. Красные пятна бледнели на глазах. Ожогов как не бывало. Ни на ее руках, ни на кончике носа.

Гунилла таращилась на меня с таким изумлением, словно на голове у меня вдруг выросли рога.

– Как ты сумел? – ошарашенно пробормотала она. – И на самом тебе ни одного ожога.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. Голова у меня от усталости стала кружиться. – Вот просто так у меня получается. Может быть, в результате здорового образа жизни.

Я попытался подняться с колен, но тут же упал.

– Сбавь обороты, сын Фрея, – схватила она меня за руку.

Двери лифта снова раскрылись. На сей раз он и впрямь остановился в ресторанном дворике. Кабина тут же наполнилась запахами жареной курицы под лимонным соусом и пиццы.

– Проходим не останавливаясь, – скомандовала Гунилла. – Твоей голове от прогулки должно полегчать.

Мы начали пробираться через проходы между столиками, приковывая удивленные взгляды присутствующих. Я ковылял, опираясь на Гуниллу, платье которой было все в дырах и по-прежнему продолжало слегка дымиться.

Миновав ресторанный дворик, Гунилла свернула в коридор; вдоль него протянулись конференц-залы, в одном из которых какой-то тип в кожаных латах с заклепками проводил для дюжины воинов презентацию в пауэрпойнте, рассказывая о слабостях горных троллей.

Несколькими дверями дальше группка валькирий в блестящих разноцветных бумажных колпачках устроила посиделки с тортом и мороженым. Судя по свечке с цифрой пятьсот, стоящей посередине стола, собрались они по поводу юбилея одной из присутствующих.

– Со мной уже вроде полный порядок, – высвободился я из цепкой хватки Гуниллы. – Спасибо.

И действительно, сделав несколько самостоятельных шагов, я смог устоять на ногах.

– Твои способности поразительны, – явно никак не могла прийти в себя от изумления Гунилла. – Фрей – бог изобилия, плодородия, роста и жизнеспособности. Это многое объясняет в тебе. Но я никогда еще не встречала эйнхерия, который с такой быстротой исцеляется после смертельных ранений и умеет столь же быстро исцелять других.

– Сам удивляюсь, – честно ответил я. – Совсем недавно еще у меня со всяким лечением было не очень. Даже пластырь из упаковки с большим трудом доставал.

– А твой иммунитет к огню? – задала новый вопрос капитан валькирий.

Я, делая вид, что сосредоточенно изучаю узор на ковре, на самом деле соразмерял каждый свой шаг, чтобы снова не рухнуть. Слабость была еще жуткая. Будто я не Гуниллу лечил каких-нибудь пять минут, а перенес тяжелую пневмонию.

– Вряд ли это иммунитет, – не хотелось мне врать. – На самом-то деле я раньше не раз обжигался. Наверное, у меня просто другая граница переносимости экстремальных температур. Что холода, что жары. Вот на мосту Лонгфелло я тоже ведь шагнул в стену огня. Но это так, пустяки, – мне вспомнилось, как Гунилла подредактировала видеорепортаж. – Ты сама все видела.

Она, похоже, не уловив иронии, погладила один из своих молоточков. Так обычно, о чем-то думая, люди рассеянно потрепывают по шерстке притулившегося под боком котенка.

– Возможно, сначала миров было только два, – сказала она. – Муспелльхейм и Нифльхейм. Огонь и Лед. Между этими полюсами возникла жизнь. Фрей – бог умеренных климатов и идеальных условий для роста плодов. Он – воплощение золотой середины. Возможно, этим и объясняется твоя стойкость к крайним температурам. Впрочем, не знаю, – чуть повела головой она. – Я очень давно уже не встречала детей Фрея.