Какую же задачу главком поставит армии после взятия Святого Креста и Минеральных Вод?

Конечно, освободить Терскую область и взять Владикавказ.

А дальше?

Прикажет гоняться за остатками Минераловодской группы по горам? Занять западное побережье Каспия с Кизляром и Петровск-портом? Взять Грозный? Неизвестно ещё, как встретят армию горцы... Грузия — это известно точно — держится крайне враждебно. Деникин и с нею не сподобился наладить отношения.

Долго ещё, чёрт возьми, наступать спиной к Москве?! Хороша стратегия! Глупость чистой воды...

На север надо поворачивать армию — на Великокняжескую: именно оттуда идёт кратчайший путь на Царицын. И именно в Царицыне зреет серьёзная угроза: в 10-й армии, по данным разведки, будто бы формируются из донских иногородних крупные конные части. Потому-то, возможно, группа генерала Мамантова[89] и не может шестой месяц взять город...

Манычская группа из ставропольцев, несомненно, отойдёт за Маныч. А там установит связь с 10-й армией и прикроет царицынское направление, как того требует главное командование большевиков. Мало того — может соблазниться и ударом по Тихорецкому узлу.

Так что надо спешить, пока она не сорганизовалась, не закрепилась на станциях и в станицах, расположенных по железной дороге Тихорецкая — Царицын и большаку Ставрополь — Царицын, не наладила взаимодействие с 10-й армией. И пока части Донской армии ещё стоят под самыми стенами «красного Вердена», как уже окрестили Царицын болтуны-газетчики.

Главным направлением стало царицынское. И никакое другое. А Деникин, вместо того чтобы ударить кулаком именно туда, растопыривает пальцы между Чёрным и Каспийским морями: ещё в начале декабря перебросил 3-ю дивизию в район Юзовки для прикрытия Донецкого каменноугольного бассейна. Теперь она и приданные ей части сведены во 2-й корпус Май-Маевского[90]. А части, оперирующие на черноморском и азовском побережьях, — в Крымско-Азовский корпус Боровского. Оба корпуса насчитывают, по сводкам, до 15-ти тысяч — больше трети всей армии!

Разумеется, нужен уголь для паровозов и пароходов, нужно обеспечить левый фланг Донской армии, нужно укрепиться в Крыму и на юге Екатеринославской губернии... Да мало ли что ещё нужно! Но всё это — задачи второстепенные. А первоочередная — соединиться с адмиралом Колчаком на Волге. И с фронта Царицын — Саратов двинуться в совместный поход на Москву.

Умнее тут ничего не придумать.

Время-то уходит: Ленин с Троцким тоже не сидят сложа руки.

Или Деникин медлит нарочно... Дожидается, когда 10-я армия отбросит донских казаков от Царицына? Чтобы «трон» под Красновым зашатался сильнее, а то и вовсе рассыпался... А не пересаливаешь ты, Петруша, в поиске интриг везде и всюду? Почём ты знаешь, что на уме у Деникина? Вернее, Романовского...

Стук в дверь не дошёл до сознания — только зазывный голос Гаркуши:

— Треба «по коням» командовать, ваше превосходительство... — В узкий проем приоткрывшейся двери втиснулись потемневший чуб, горбатый нос и довольная ухмылка, полная неровных жёлтых зубов. — А то шампанское дуже потеплеет.

Поощрительно похлопал адъютанта по крепкому плечу, накрытому серебристо-алым погоном с новенькой, третьей, звёздочкой: на Рождество пришёл приказ главкома о производстве представленных офицеров корпуса в следующие чины.

   — Слушаю, господин сотник.

Гаркуша и замлел от радости, и глаза свои зелёные от смущения спрятал. Пока все рассаживались шумно, украдкой тернул рукавом черкески под носом...

Крепко зажав щепотью тонкую стеклянную ножку, Врангель встал и высоко поднял наполненный до краёв бокал. Редкие пузырьки, отрываясь, цепочкой проскакивали сквозь бледно-золотистый столбик на поверхность.

   — Выпьем, господа, за славных кубанских орлов...

Едва произнёс первые слова тоста, как лёгкая грусть сладко защемила сердце. Боевая жизнь строевого командира, лихая и задорная, уходила, как молодость, безвозвратно. Всё — отскакался верхом, откомандовался эскадронами, полками и дивизиями в широком поле... Осталось только сиднем сидеть в тесном вагоне да отдавать приказы одной бездушной проволоке.

Говорил, воодушевляясь от слова к слову, но не радостные лица вокруг стола, не белая скатерть, уставленная бутылками и блюдами с мясными и овощными закусками, виделись ему, а выгоревшая ковыльная степь, бескрайняя и голая, прорезанная балками и покоробленная пологими курганами... Бесшумно падает изморось... Расквашенная черноземная дорога, покрытая белёсыми пятнами луж, исчезает в слепой пелене... Вся ископычена ушедшей вперёд конницей...

Вечером 4 января Улагай взял Святой Крест.

С продвижением армейской группы на Георгиевск связь с нею оборвалась: инженеры и связисты не успевали восстанавливать электрические, телеграфные и телефонные линии. Поэтому Врангель перенёс штаб ближе к Ставрополю — на станцию Мариевка: отсюда проволочная связь с корпусами, через Армавир, была более или менее устойчивой.

Помещения для жилья на маленькой станции не нашлось, но трясти квартирьеров он не стал: со дня на день ожидал взятия Ляховым Минеральных Вод, а своими войсками — Георгиевска. Так что сформированному только третьего дня штабному поезду скоро переезжать на Владикавказскую магистраль. А в какой пункт — подскажут директивы главкома: если сворачивать основные силы на царицынское направление — в Тихорецкую, а то и в Торговую, если продолжать преследование на владикавказском — в Минеральные Воды.

Позавчера Шатилов после тяжёлого боя взял Георгиевск и перерезал железную дорогу на Владикавказ, перехватив пути отступления Минераловодской группе красных. И тем предрешил участь городов Кавминвод: за вчерашний день части Ляхова без особого труда заняли Ессентуки, Кисловодск и Минеральные Воды. На очереди Пятигорск.

— ...Пятигорск, Пётр Николаевич, будет в наших руках уже сегодня, не иначе: противник позиций не удерживает, деморализован и потерял всякое подобие войсковой организации. Остатки группы, прорвавшиеся из района Минеральных Вод, бегут вдоль железнодорожного полотна на Прохладную. Бросают всё — вооружение, обозы с боеприпасами и имуществом, тысячи раненых и тифознобольных. От Прохладной поток раздваивается — на Моздок и на Владикавказ. Пора, думаю, переводить штаб на станцию Минеральные Воды...

Генерал Юзефович[91] произносил каждое слово отчётливо и тихо. За приставным столиком — карточным, красного дерева, с сильно потёртой полировкой — сидел недвижимо и ровно. Так же ровно стоял над толстой свечой высокий язычок пламени. В желтоватом свете татарское широкоскулое лицо генерала ещё больше посмуглело и залоснилось. Длинные и густые чёрные брови изогнулись сосредоточенно. Узкие, чуть раскосые глаза, подсинённые сильно набрякшими мешками, смотрели прямо. Выражение их было неуловимо.

В другой раз Врангель не пожалел бы времени на обстоятельный разговор с новым начальником штаба, но бронхит напрочь выбил из седла. Голова раскалывалась, и густой низкий голос Юзефовича гудел в ней, как удары близкого колокола. В пересохшем горле будто застрял свернувшийся ёж. А из груди, разрывая гортань, пробивался сухой лающий кашель.

Ещё сильнее досаждал угар. Чтобы протопить вагон как следует, Гаркуша угля не жалел и чугунную печку под водогрейным котлом раскалил докрасна. И угар проникал в его купе сквозь две закрытые двери. Временами Врангель даже подумывал, что именно угар от печки — причина и головной боли, и кашля.

И уже совсем душил прогорклый запах табака, наносимый ровным и глубоким дыханием Юзефовича. От курения тот воздерживался, но это не помогало: табачным дымом, казалось, провоняло всё его крепко сбитое тело, френч, ремни и рыжеватой кожи папка с бумагами...