– Я… – Фон Фрайзинг попытался объясниться.
Наставник положил ему руку на плечо.
– И вы поступили правильно. – Он взглянул на перепуганных людей и покачал головой. – Что за вопиющая несправедливость, помилуй нас Господи…
– Как нам теперь быть?
– Городской совет решил не церемониться с больными. Их, во благо города, выведут за ворота и убьют, – зашептал Виргилий на ухо фон Фрайзингу. – Мы можем лишь попытаться укрыть их здесь, а потом вывезти из Вены. Так мы спасем хотя бы некоторых.
Фон Фрайзинг кивнул.
– Это…
– Шептаться свойственно лжецам, – внезапно разнесся под сводами голос фон Пранка. – Особенно если это два священника!
Монахи резко обернулись – и пришли в ужас. По коридору шагал фон Пранк в сопровождении десятка солдат, вооруженных алебардами.
– Но вам незачем о них тревожиться, – генерал показал на больных. – Ведь, по вашим словам, их ждет царство небесное и лучшая жизнь, разве не так?
Отец Виргилий выступил вперед.
– Вы вступили во владения церкви. Я вас…
– Что вы сделаете, святой отец? Доложите епископу или же прямо Папе? – Фон Пранк шагнул к нему почти вплотную. – Тогда можете заодно доложить о своем сговоре против отца Бернарда и что вы со своим цепным псом, – он презрительно взглянул на фон Фрайзинга, – ослушались приказов бургомистра, городского совета и доминиканцев. – Он оглянулся на своих людей. – Увести!
Солдаты двинулись на больных. Началась паника.
Отец Виргилий встал перед солдатами и раскинул руки.
– Эти люди находятся под защитой ордена. Если хоть один волос…
Он запнулся.
И с ужасом уставился на острие алебарды у себя в груди.
Потом поднял глаза на молодого солдата, сжимавшего оружие в дрожащих руках.
– Нет! – Крик фон Фрайзинга разнесся под сводами.
Он бросился было к наставнику, но солдаты загородили ему дорогу.
Отец Виргилий посмотрел в глаза фон Пранку, который и сам как будто опешил.
– Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam, – произнес монах и рухнул на пол.
Люди закричали. Солдаты тотчас обступили их, чтобы те не разбежались.
Ослепленный бессильной яростью, фон Фрайзинг все-таки знал, что должен сделать. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он со всех ног бросился к лестнице, оставив солдат и фон Пранка позади.
Генерал недоуменно посмотрел ему вслед, потом покачал головой и повернулся к солдату, который убил отца Виргилия.
– Я сказал увести, а не прикончить, безмозглый сукин ты сын!
Он замахнулся, и кулак с хрустом врезался солдату в висок. Тот повалился замертво рядом с убитым монахом.
Фон Пранк оглядел своих людей.
– Насчет сбежавшего монаха можно не волноваться, он от нас не уйдет. – Лицо его налилось кровью. – И если еще кому-то кажется, что можно наплевать на мои приказы, пусть сразу ложится рядом! А теперь – увести!
LXXXII
Иоганн принес ведро чистой воды и поставил рядом с Пруссаком. Тот намочил тряпку и принялся обтирать лицо Йозефы.
Лист подошел к окну, где стояла Элизабет. Она с тревогой смотрела на улицу.
В сумеречном свете окружающий мир лишился всех красок, дождь беспрестанно барабанил по крышам. Элизабет почувствовала руку Иоганна, прижалась к нему. Они стали смотреть, как Пруссак омывал лицо жены. У Листа разрывалось сердце, он с трудом сдерживал слезы.
– Как нам теперь поступить? – спросил Иоганн хриплым голосом, сделав глубокий вдох.
Пруссак не ответил.
– Ну же, Пруссак, как мы теперь поступим?
Молчание.
– Ответь мне, Хайнц, прошу тебя.
Пруссак развернулся и уставился на Иоганна. Еще ни разу тот не называл его этим именем.
– Это ваше дело, поступайте как знаете. Я останусь с Йозефой, – произнес он глухим голосом и продолжил омывать лицо жены, совершенно чистое.
– Но здесь ты погибнешь.
Пруссак вытер слезы и прошептал едва слышно:
– Я умер этой ночью.
Прежде Лист не понял бы друга, но в этот раз все было иначе. Он даже представить не мог, чтобы Элизабет постигла та же судьба.
В комнате повисла тишина, и было слышно только, как скользит тряпка по лицу Йозефы.
LXXXIII
Вена, апрель 1704
Mon general,
Переговоры с представителями Габсбургов об окончании войны за наследство зашли в тупик. Более того, боюсь, что они провалились.
Тем не менее у меня есть для вас важная новость. В Вене распространяется странное заболевание, похожее на чуму, но не столь заразное и более предсказуемое. По этой причине в целом квартале ввели карантин и, ввиду неясной природы заболевания, население квартала, вероятно, подвергнут чистке.
Полагаю, мне удастся изолировать и вывезти нескольких зараженных, дабы в случае необходимости использовать их в военных действиях, в первую очередь – при осадах. Болезнь с большой вероятностью распространится среди защитников, потому как некоторые из больных, охваченные бешенством, заражают здоровых. Кроме того, многие из больных избегают солнца, которое обжигает им кожу. Таким образом, осажденные будут заняты подавлением эпидемии, что свяжет руки подразделениям и сделает невозможной продолжительную оборону. Такая возможность пришлась бы весьма кстати, и я направлю все усилия на достижение этой цели.
Даст Бог, я добуду средство, которое решит исход этой войны.
Vive le roi!
Франсуа Антони Гамелин
Гамелин сложил письмо, пролил края красным воском и вдавил печать в застывающую массу. Потом позвонил в серебряный колокольчик и передал письмо вбежавшему курьеру.
Когда дверь снова закрылась, он откинулся на спинку стула, выпил красного вина и задумчиво погладил бородку.
Его действия могли изменить ход истории.
Гамелин невольно усмехнулся.
LXXXIV
Лукас Хольцнер, резко проснувшись, огляделся. Они лежали рядом: жена и двое сыновей, а чуть дальше престарелый отец. Все спали. Лицо младшего сына оплетала паутина черных сосудов.
Отмеченный.
Дождь прекратился, по улицам стелился густой туман. Массивные ворота, отделявшие квартал от всего города, были едва различимы.
Отмеченные.
В чем они провинились перед Господом? За что им такое наказание? Они вели пристойную жизнь, чтили заповеди – и вот теперь такая напасть… Они всё потеряли, оказались здесь и спали в грязи, как бездомные животные.
Лукас плотнее закутался в одеяло. Его вдруг охватила злость, и черные сосуды стали пульсировать по всему телу.
Господи, где ты теперь?
Тут донесся скрип сквозь туман, со стороны ворот. Лукас повернул голову, но не смог ничего разглядеть.
Снова шум. В клубах тумана появилась прореха, открылись ворота. Появились люди, у некоторых были в руках факелы. Лукас услышал дробные, ритмичные шаги. Их ни с чем нельзя было спутать.
Солдаты.
Туман снова сгустился. Послышались крики. Крики отчаяния, крики ярости.
Лукас Хольцнер не мог пошевелиться. Рядом заворочались сыновья, жена проснулась и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Лукас…
Шаги стали приближаться, громыхая по булыжной мостовой. Солдаты, внезапно вынырнув из тумана, двинулись к Лукасу Хольцнеру и его семье.
Позади них угадывались большие повозки с клетями…
* * *
Фон Пранк с высоты седла наблюдал, как солдаты непрерывным потоком стекаются в квартал. Затем повернулся к лейтенанту Шикарду.
– Хватайте всех без исключения!
– Так точно! – Лейтенант отсалютовал и хотел уже присоединиться к своим людям, однако фон Пранк удержал его.
– Но беглых доставить ко мне живыми. Если с ними что-то случится, будет… весьма прискорбно.
Шикард сглотнул.
– Живыми. Так точно.
– Рад, что мы поняли друг друга. – Фон Пранк улыбнулся, так что лейтенант поежился. – Продолжайте!
