Лист поборол подступившую к горлу тошноту и постарался не обращать внимания на стук в висках.

С улицы вдруг донеслась ругань. Поскольку Элизабет снова уснула, Иоганн решил осмотреться. Свежий воздух пошел бы ему на пользу, и кроме того, ему стало любопытно, что там произошло.

Во дворе стояла Йозефа.

– Свинья! – выругалась она и выплеснула ведро воды, чтобы смыть нечистоты, под которые Иоганн чуть не угодил накануне.

Он подошел к колодцу, устроенному посреди двора, и взялся за ворот.

– Она-то знает, что на улицу помои выливать запрещено, вот и выплескивает все во двор! – Йозефа посмотрела в окно второго этажа. – А теперь, конечно, не решается выглянуть, потому как знает, что я зашвырну ей это дерьмо обратно в окно! – прошипела она и погрозила в сторону дома. Затем подошла к колодцу. Иоганн наполнил ее ведро свежей водой.

– Спасибо, Иоганн. Когда здесь жили евреи, на улицах было чисто. Но со свиньями вроде этой… – Она попыталась успокоиться. – Они с супругом, видно, неделю копят дерьмо, лишь бы не таскать лишний раз на улицу. Боюсь представить себе, как у них воняет! – Йозефа сплюнула на стену дома. Потом взяла ведро и смыла остатки нечистот. – Как говорится, семью и соседей не выбирают.

Лист молча кивнул и поднял новое ведро воды. Поставил его на край колодца, сделал глубокий вдох и окунул голову.

Холод, как ударом, вытеснил все прочие чувства: стук в висках, скверный привкус во рту, тошноту.

Это было восхитительно.

Когда он вынырнул, Йозефа ухмылялась.

– К нашему шнапсу нужно привыкнуть, это не ваше разбавленное пойло.

Лист рассмеялся.

– Окажешься в Тироле, попробуй травяной водки. Вот потом и поговорим.

– Чтобы вас перепить, в Тироль тащиться не обязательно. – Йозефа забрала у него ведро и скрылась в доме.

Иоганн вошел следом за ней. Элизабет, еще сонная, сидела за столом, закутавшись в одеяло, и ела с завидным аппетитом.

– Маловато вчера мяса было? – подстегнула ее Йозефа и принялась ворошить кочергой угли в печи.

– Маловато, да и на вкус так себе, – сухо отозвалась Элизабет.

Хозяйка отложила кочергу.

– Быстро учишься, – подмигнула она девушке.

– Аппетит снова проснулся, – сказала Элизабет. – Наверное, весна приближается.

– Или все дело в венской кухне… Как бы там ни было, Хайнц сегодня выходит – утром сказал мне. Если хотите, можете после обеда сходить за ним. А я пока приготовлю что-нибудь на ужин.

– Звучит неплохо, – согласился Лист.

Элизабет отложила ломоть хлеба.

– Иоганн, а мы посмотрим город? Время есть, а вчера я так устала, что и половины не заметила.

Он колебался. Чем больше высовываться, тем выше вероятность, что кто-нибудь их узнает.

Иоганн Лист. Дезертир. Живым или мертвым.

– Иоганн? – Элизабет смотрела на него с надеждой.

Он медленно покачал головой.

– Вообще-то, я хотел раздобыть для тебя лекарство, чтобы…

– Но мне уже гораздо лучше.

Лист внимательно посмотрел на нее. Верно – она выглядела вполне здоровой, почти как раньше, в деревне. Если для нее это так важно, то с лекарством можно и повременить.

– Ну… хорошо.

Элизабет просияла.

Стук в дверь разбудил фон Фрайзинга. Монах растерянно протер глаза – должно быть, он все-таки задремал. Заспанный иезуит открыл дверь.

У порога стоял, беспокойно озираясь, отец Виргилий.

– Позволите?

Не дожидаясь ответа, он вошел в келью. Фон Фрайзинг прикрыл дверь, теряясь в догадках. Еще ни разу он не разговаривал с отцом Виргилием в этой комнате. Здесь было тесно даже одному человеку.

– Пришли проверить, не сбежал ли я? – спросил устало фон Фрайзинг.

– Это последнее, о чем я подумал бы, дорогой друг, – начал отец Виргилий. – Вы должны понять, что я не мог поступить иначе. Это единственная возможность выиграть время, чтобы другие поумерили пыл. И поверьте, я потрясен не меньше вашего. Бернард, должно быть, не один год вынашивал свой замысел – и улучил-таки момент.

– Но почему…

Виргилий положил руку ему на плечо.

– Тот, кто творит чудеса, приумножает влияние своего ордена. И собственную власть. Вы же, напротив, действовали ради общего блага и не думали о власть имущих. С такой точки зрения вы не подходили для своих задач.

– Тогда мне, вероятно, следовало выбрать иного наставника. – Фон Фрайзинг заглянул собеседнику в глаза.

Тот едва заметно улыбнулся.

– И все-таки ваш доклад меня удивил. Что вами двигало?

Фон Фрайзинг сел на жесткую кровать и потер лицо, словно бы хотел оттереть следы лжи.

– В сущности, я сказал правду. Если я и умолчал об Иоганне и Элизабет, это потому, что не счел это достойным внимания. А поскольку я недавно встретил их в Вене, мне не хотелось упоминать о них. Бернарду непременно захотелось бы… – он сделал паузу, – расспросить их подробнее. Это лишь вопрос времени.

Отец Виргилий кивнул.

– Для ближнего и за ближнего. Этим вы и ценны… и слабы.

Фон Фрайзинг посмотрел на наставника и почувствовал, как в нем закипает злоба.

– Оба они хорошие люди и хотят лишь, чтобы их оставили в покое. А то, что Кайетан Бихтер был отщепенцем и видел то, что хотел увидеть, – так я и раньше об этом говорил, – он повысил голос.

– Не надо злиться, – не менее резко одернул его отец Виргилий. – Я и сам понимаю, что произошедшее в деревне было следствием скорее суеверия, а не божественного вмешательства. Но есть другие, люди более могущественные, которые не хотят принимать это во внимание.

Фон Фрайзинг молча смотрел на своего наставника. Тот повернулся к двери.

– Я попытаюсь выяснить намерения брата Бернарда. Наберитесь терпения и прекратите биться головой в стену. Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam.

Отец Виргилий постоял в ожидании ответа, однако фон Фрайзинг хранил молчание. Затем вздохнул и вышел.

Дверь закрылась, и тишина наполнила келью.

– Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam, – прошептал наконец фон Фрайзинг.

Он знал, что это еще далеко не конец.

День как будто был создан для прогулки. В воздухе пахло весной, теплый ветер уносил прочь зловоние улиц. Иоганн и Элизабет, бродя по городу, посмотрели кайзерскую крепость и городскую лечебницу, поели пирожков со сливой на Новом рынке и угостились местными блюдами.

Наевшись, они отправились встречать Пруссака, но улицы оказались запружены людьми так, что невозможно было пройти.

– Что там происходит? – Элизабет поднялась на цыпочки, чтобы разглядеть хоть что-то.

– Не знаю. Вижу только помост и…

Элизабет тоже разглядела помост и худого мужчину, который поднялся по ступеням. Он повернулся к толпе, и его голос разнесся над площадью.

– Бродяга и бездельник Вальтер П. был пойман на месте преступления, когда пытался обокрасть порядочного человека Игнаца Зайфрида, в то время как суженая Вальтера, Трауде К., также взятая под стражу, отвлекала его внимание.

Глашатай выдержал театральную паузу, чтобы у горожан была возможность криками выразить свое негодование.

– Поскольку их вина безоговорочно доказана, они понесут наказание, чтобы впредь каждому человеку в любом городе и селении было известно об их злодеянии, дабы уберечься от них!

Четверо крепких служителей втащили приговоренных на помост. У мужчины был жалкий и растерянный вид. Женщина вопила.

Двое подручных схватили приговоренного и прижали головой к плахе. Когда к нему шагнул палач с длинным, остро заточенным ножом, мужчина попытался высвободиться.

Тщетно.

Быстрым движением палач отсек ему нос. Из раны хлынула кровь. Мужчина захрипел, захлебываясь в собственной крови.

Женщина заплакала и отвернула лицо. Толпа восторженно гудела. Элизабет прижалась к Иоганну и закрыла глаза.

Кто-то из подручных прижег обрубок носа раскаленным железом, и кровь остановилась. Вор потерял сознание. Его бросили рядом с помостом и взялись за женщину.