Стихия разгулялась. Дожди не переставали лить два дня. Охотники все вымокли. Но охота была грандиозная, и, надо сказать, никто не жаловался. Они возвратились в хижину, сняли намокшие туники и развесили их перед огнём. От одежды повалил пар. Грелись в огромных чанах с горячей водой, натирались тёплым маслом, а потом отдыхали, не отказывая себе в удовольствии полакомиться красным виноградным вином, грушами, фигами и сыром. Всем также пришлись по душе куропатка, оленина и жареный гусь. Наконец гости, уставшие и сытые, расположились на ложах в большом зале, где четыре медных колокола служили дымоходом для двух разожжённых очагов. Ловчие, загонщики, псари и слуги были отпущены. Осталась только личная прислуга — на молчание этих людей можно было положиться. Всего осталось около тридцати человек.
Среди друзей нашего хозяина были Эвриптолем, Адимант, Мантитей, Аристократ и молодой Перикл. Ферамен, Фрасил, Прокл, Аристон и его партия представляли умеренное крыло; имена оппозиционеров я упоминал раньше. Такое разграничение способствовало усмирению враждебности. Все, казалось, смягчились, когда хозяин, одетый в охотничий плащ, встал рядом с очагом и начал говорить.
Без всяких предисловий он сразу предложил закончить войну и заключить со Спартой мир. Пока гости в недоумении таращили глаза, Алкивиад продолжал: следует совместно со Спартой двинуться на Персию. Цель этой новой войны заключалась не только в освобождении греческих городов Малой Азии, но и в захвате Сард, Суз, Персеполя. Другими словами, он планировал захватить всю Персидскую державу вплоть до Индии.
Безрассудная смелость такого предприятия выглядела настолько захватывающей, что одни гости, обретя наконец дар речи, расхохотались, а другие спросили, не сошёл ли с ума их дорогой хозяин.
Алкивиад сначала обозначил практические выгоды. Самая первая — спартанцы уйдут из Аттики и к нам возвратятся все наши поместья. Одно только это совершит чудо: успокоит враждебность богатых и ослабит их интриги против демократии. Верните им их виноградники и лошадей — и вот они уже не хотят никаких переворотов. Доходы от такого предприятия получит не только аристократия. Обогатится также и demos. И не только наши собственные неимущие граждане, но также и метэки — иностранцы, проживающие в Афинах и не имеющие права голоса на выборах; и даже рабы, большинство которых стремится к действию даже больше, чем полноправные афиняне. Предоставь им возможность участвовать в войне, сулящей выгоду и славу, причём не грек против грека, а грек против варвара, да ещё против такого варвара, с которого просто капает золото, — и прощай недовольство.
— Это я и называю «кормлением чудовища». Это значит обеспечить для беспокойных слоёв нашего народа цель, достойную их стремлений, цель, которая не делает их врагами, но напротив — примиряет между собой их личные цели, зачастую коренным образом отличающиеся друг от друга. Сейчас таким чудовищем стала вся Греция, ибо последняя война соскребла мох с каждой эллинской задницы. Все они стали афинянами, даже спартанцы.
Он предложил провести резкое разграничение партий в Лакедемоне. Экспансионистская фракция, возглавляемая Эндием, ухватится за эту идею, если только убедится в её осуществимости, равно как и Калликратид, и старая гвардия, которые ненавидят варвара и возмущаются низкопоклонством перед его золотом. Партия Агиса и Лисандра будет противостоять нам, но не потому, что они не верят в это предприятие (они в любом случае начнут рваться к лидерству, если решат, что это послужит их интересам), но потому, что их амбиции слишком тесно связаны с кошельком принца Кира. Личные посланцы, поведал Алкивиад, давно подали сигнал обеим партиям. Чего нельзя добиться убеждением, то можно купить золотом.
Непобедимость персов — миф, продолжал Алкивиад. Их армия, составленная из солдат, которых мобилизовали из подчинённых государств, разбежится даже перед второсортными спартанскими силами, как это случилось во время войны на Геллеспонте, а их флот окажется бумажным при встрече с афинскими кораблями. Алкивиад описал персидскую систему управления: независимые сатрапы и расставленные между ними барьеры. Здоровье Дария плохо. Борьба его наследников потрясёт всю Азию. А наши стремительные удары разнесут всю его империю в клочья. Алкивиад произнёс это настолько убедительно, что стало казаться, будто всё это неотвратимо. Особенно если эллины будут действовать в союзе с македонцами и фракийцами, а ведь фракийские владыки хорошо расположены к Алкивиаду. Следует также привлечь греческие города Ионии, которые всегда стремились к независимости. Они все как один встанут под знамёна объединённой родины.
Все слушающие Алкивиада были профессиональными политиками и знали, чем отличается замысел от воплощения. И именно об этом заговорил теперь Алкивиад.
— Рассмотрим трудности, с которыми столкнутся спартанцы в результате этого предложения. Они объединили союзные государства лозунгом «свобода», что означает не более чем возможность отделаться от нас. Теперь мы силой возьмём эту высоту, поставив их перед выбором, который потрясёт их до основания. Далее, рассмотрим реакцию независимых греческих городов-государств. Каждое избегает следовать за кем-либо, будь то Спарта или Афины, боясь, как бы его не сожрали и не поработили. Каждое боится, что греческая федерация нанесёт ему поражение. Но присоединиться к союзу этих двоих против негреков представляется им значительно менее пугающим выбором. Если дела пойдут не так, такое государство всегда может поддержать одну сторону против другой. Если предприятие вообще не удастся, государство рискует только людьми и кораблями, но не своим суверенитетом, а в случае успеха оно может обогатиться и прославиться. И наконец, подумаем об эффекте, который наше дело окажет на перса. Спартанцы — его союзники. Даже если они отклонят наше предложение, мидийцы не могут всем этим не интересоваться, поскольку каждый новый адмирал — выходец из Спарты. Им важно знать, каковы его взгляды, насколько ему можно доверять. Так что даже если нам придётся продолжать эту войну, мы уже посеем раздор между нашими врагами, причём без всяких затрат с нашей стороны.
Теперь настал черёд главного удара.
— Я хочу, чтобы это предложение выдвинули вы, Клеофонт, Анит и Харикл. Оно не может исходить лично от меня. Такое предложение должно быть озвучено моими противниками. Выслушайте меня, пожалуйста, и взвесьте следующие соображения. Если я или любой из моих сторонников объявит этот план перед нашим народом, то вся эта идея будет воспринята как безответственные бредни, очередное порождение Алкивиадовой гордыни. Меня обвинят в том, что я действую в интересах Спарты из-за моих прошлых связей с ней. Или, того хуже, заподозрят, что спартанцы дали мне взятку. За этим последуют весьма предсказуемые обвинения в измене, завышенных амбициях, личном интересе и так далее. Вы же сами, несомненно, и выдвинете эти обвинения. С другой стороны, если ваши партии, чья враждебность по отношению к спартанцам не вызывает сомнений, выдвинут те же самые предложения, к ним сразу же отнесутся с доверием. Более того, их будут приветствовать как смелые и дальновидные. Доверие к вам укрепится ещё больше. А я поддержу вас всем, чем могу.
Он говорил всё это не дуракам. Все они сразу поняли гениальность этого плана. Особенно умно придумано доверить оглашение новых идей Алкивиада его врагам. Если Анит и Харикл, представители олигархов, или Клеофонт, представитель радикальных демократов, последуют совету Алкивиада и выдвинут его предложение от своего имени, он действительно достигнет своей цели — если это в самом деле является его намерением. Но ещё более вероятно, что Алкивиад ведёт со своими противниками двойную игру. В таком случае он может объявить этот проект изменой, а своих политических оппонентов — предателями, сказать, что никогда не слышал о подобном плане, потребовать строго осудить его создателей. С другой стороны, если враги Алкивиада попытаются опередить его, выдав его детище, они рискуют привлечь к нему demos и оказаться отвергнутыми из-за собственной трусости и вероломства. А он, Алкивиад, предстанет великодушным и заботливым государственным деятелем, который даже своим врагам предоставил шанс добыть себе славу, от которой они столь близоруко отказались. Или безупречным патриотом, получившим удар в спину от тех же негодяев, которые некогда лишили Афины его гения. Оппоненты Алкивиада выйдут из этой ситуации невредимыми только в одном случае: если народ не примет план Алкивиада. Но кто станет рисковать этим теперь, в час его наивысшего восхождения?
