Его слова и глаза были наполнены такой искренностью, что мне стало невыносимо стыдно за свое поведение. Я уныло потерла виски, которые чуть ныли от напряжения. Я буквально чувствовала, что с каждой секундой, что я всматриваюсь в глубину теплых глаз этого парня, мои барьеры и принципы рушатся, как карточные домики. Я тяжело вздохнула:

— Послушай, извини. Это больше моя блажь, а не фобия или вроде того. В общем, фотографируй сколько тебе угодно.

Брюнет настороженно посмотрел на меня:

— Ты уверена?

«Да откуда же я знаю, уверена ли я? Спроси что полегче, дурак!» — Взвыло мое сознание. Но лицо изобразило благодушную улыбку:

— Да, конечно.

— Серьезно? В смысле, это было бы здорово, но если тебе не приятно, то я не собираюсь жертвовать твоим комфортом. На самом деле мне гораздо важнее провести время с тобой и запомнить его, чем запечатлеть эти моменты на пленке.

Ох.

Может, кто-то пишет для него тексты? Он спрятал в рюкзаке Николаса Спаркса* или Джоджо Мойес*, которые нашептывают ему монологи? Иначе, как он умудряется всегда говорить фразы, от которых мое сердце начинает трепыхаться в груди, как пташка.

И да, теперь я была уверена, что на самом деле смогу терпеть ненавистные «щелчки». В конце концов, не могу же я всерьез всю жизнь избегать этого? Мне даже захотелось рассказать ему все. Странно. Но я почувствовала волну желания в груди, которое охватило меня, воспламенило, подхлестнуло. Как будто я стояла на старте и должна была, услышав выстрел, рвануть со всех ног. Возбуждение и желание высказать все, что тяжелыми камнями лежалом на груди, заполнило меня. Но я быстро подавила его. Какого черта я творю? Я же его совсем не знаю. Хотя, может именно поэтому мне так легко. И я пока что не готова терять эту легкость.

На миг я представила, как в его теплых глазах, цвета темных орехов, загорается осуждение, вместо этого доброго, притягательно сияния. Мне стало холодно, и я поежилась, обхватывая себя за плечи. Но это не от вечернего сумрака.

— Почему ты не спрашиваешь, откуда у меня эти шрамы? Тебе не интересно? — Резко спросила я то, что меня волновало.

— Интересно. — Честно признался парень, и мне это понравилось. — Но я решил, что ты сама расскажешь, если захочешь. Ну, или будешь достаточно мне доверять.

Мне понравилось и это.

— И что же, ты не боишься ходить со мной? — Я отошла от воды и села на прибрежную гальку, вытянув перед собой ноги.

Я подняла лицо к парню, возвращая себе привычное выражение самоуверенности, хотя как раз уверенности не ощущала. Просто эта маска въелась мне в кожу слишком плотно.

— В смысле? — Он дурак или правда не понимает?

Арчи уселся рядом со мной. Так близко, что я могла чувствовать голым бедром жар от его ноги. Или это все мое воображение?

— Помнишь взгляды людей, прохожих, которыми они провожали нас. Все время, пока мы гуляли. — Попыталась объяснить я, перевод взгляд от колена парня, обтянутого джинсовой тканью, на воду. Без солнца она стала еще темнее и загадочнее.

— Нет, не помню. Всю дорогу я смотрел на тебя.

Ох. Сердце сделало кульбит. Остальные органы поставили ему по «десятки» за акробатику.

— И что же ты видел? — Я повернулась лицом к Арчи.

Он сделал тоже самое и нежно улыбнулся. Спокойно. Легко.

— Ты об этом слишком много думаешь, Вивея. — Он чуть наклонился ко мне, как будто того, что между нами итак слишком мало пространства было недостаточно. Его бархатный голос снизился на октаву: — Считай меня странным, но в том, где иные люди видят шрамы, я вижу твою историю. Наверное, она очень грустная. Но она настоящая. Ты настоящая.

Мой взгляд по своей воле скользнул к губам этого парня. Наверное, люди, которые не могут оторваться от моего шрама, чувствуют себя также. С усилием я снова посмотрела в глаза напротив. Он смотрел прямо на меня. Глубоко. Глубже, чем я разрешала заглянуть кому бы то ни было. Казалось, что воздух вокруг нас начал искриться. Я боялась шелохнуться, но не понимала отчего. Чтобы разрушить мгновение и спугнуть этот момент? Или наоборот, чтобы не спровоцировать его на действия?

Но неожиданно парень отстранился сам. Он сделал это так резко, что я чуть вздрогнула. Арчи снова посмотрел на темный горизонт, предоставляя мне обзор на свой профиль. Точеный нос, скулы, выпирающий кадык, с родинкой под ним. Его широкая рука устремилась к густым волосам и зарылась в них. Мне тоже захотелось их потрогать. Господи, что со мной?

— Уже темнеет, а нам еще возвращаться через лес. Ох, и я голоден. Может, пойдем, перекусим? По гамбургеру, или ты больше любишь салаты, морепродукты? Что у вас здесь есть? — Предложил парень, все еще избегая моего взгляда. Неужели он тоже смущен? Эта мысль заставила меня искренне улыбнуться.

— Гамбургер— звучит здорово. Рядом с центром есть круглосуточное кафе с лучшими бургерами в округе. Нет, в мире! — Сказала я, вспоминая, как Эшли однажды клялась, что заведением заведует мистер Крабс, и она готова взять на себя роль Планктона*, чтобы выведать тайны рецепт его бургеров.

— Да? Я заинтригован! Но учти. Мне есть с чем сравнивать. — Подмигнул мне Арчи.

Напряжение между нами пропало. Парень живо встал и, повернувшись, протянул руку мне. Помедлив долю секунды, я взялась за нее. И это в первый раз когда моя ладонь была в его руке. Кожа к коже. Я поняла, что мне не хотелось терять это тепло.

— Нет, правда! Не может быть, чтобы у тебя не было интересов и планов! — Воскликнул мой кареглазый знакомый.

Мы сидели на лавочке в ровном круге света ночного фонаря. От бледно-желтого освещения кожа Ханта стала какой-то золотистой, сияющей. Я откровенно засматривалась на его оголенную часть рук и небольшую поросль волос.

— Почему не может? Может.

Я кончиком языка слизываю каплю соуса с большого пальца — последние «остатки роскоши». Арчи стал невольным свидетелем моих «фаст-фуд манер», и, готова поклясться, его зрачки расширились!

Наш ужин составила пара огромных бургеров, две картошки, кола и кофе. Кофе, ясное дело, для меня. Может, мама в своим определении «кофе-маньяка» была не так уж и права? Я взяла себе свой любимый «Сочный укус». Свежая мягкая булочка, идеально прожаренная говядина, нежный плавленный сыр и зелень с помидорами — он был идеален.

Едва откусив первый кусочек, я чуть ли не разрыдалась. Мои вкусовые рецепторы откликнулись на знакомый вкус как на старого друга. Да и не только в этом дело. Если честно, проживать и проглотить первый кусочек я смогла с трудом. В горле ощутимо застрял ком. Ведь в последний раз я ела здесь с Ками, когда мы ждали Эм и Эш. Черт.

На смелый выбор Арчи — бургер «Дракон», я отреагировал скептически. И потом хохотала на всю округу, когда он, откусив первый кусок гамбургера, щедро сдобренного чили и острым халапеньо, залпом осушил пол стакана своей колы.

Теперь от еды остались лишь воспоминания и обертки, скомканные и выброшенные в ближайшую урну ярко-салатового цвета.

Арчи поведал мне о своей страсти — фотографии. Он говорил об этом долго и с упоением. А я слушала. Впрочем, даже если бы он зачитывал страница из «Капитала» Карла Маркса или главы из учебника по квантовой химии, я бы все равно была готова сидеть с закрытыми глазам и слушать, как его бархатный голос сливается со звуками ночного Санта-Луи. Сверчками, прячущимися в зеленой листве. Редкой машины, что скользнула шинами где-то на проезжей части. Чьим-то смехом вдали.

Также брюнет «выпал в осадок», когда узнал, что я никуда не стала поступать после окончания школы. И что планов у меня также нет.

Сейчас он напоминал моих родителей, какими они были у истоков «моей проблемы», как они сами это называли. А они умеют преуменьшать, да? Дело в том, что мама и папа свято верили, что меня надо спасать. Поэтому они денно и нощно прибегали к помощи специалистов: от врачей до психологов. Они пробовали действовать своими силами, а также силами бабушки и деда. Но увы. Странно, что они не сделали ставку на спиритические сеансы или прочих шарлатанок-ведьм. Я так и ждала, что со дня на день в наш дом вкатится какая-нибудь древняя старушка с бешено бегающими в глазницах темными зрачками и серыми нечесаными патлами. Под мышкой она будет держать доску Луиджи*, в руке — шар для предсказаний. И, конечно, она увидит надо мной страшенную порчу, сглаз, демона, который вселился в меня. А спасет меня от напасти какой-нибудь рецептик чая за пару десятков тысяч хрустящих купюр.