Они переглянулись и снова уставились в небо.

— Димна! — крикнула Мэдди. — Глянь, глянь какое солнце!

Оно было зеленым. Сущая правда — весь ореол садящегося солнца стал зеленым. Оно было зажато между низкой темной дымкой и высокими тяжелыми тучами, и прямо над верхним краем дымки находился тот слой пылающей зелени, словно подсвеченный ликер Шартре. Мэдди никогда не видела ничего подобного.

— Господи... — прошептала Димна, но никто не услышал. Она сжала плечи девушек. — Управляй самолетом, Мэдди, — с интонацией инструктора скомандовала она.

— Есть. — Самолет вела Мэдди, но она слишком долго смотрела на зеленый солнечный нимб — прекрасные полминуты — и попала в порыв встречного ветра. Тридцать секунд зеленые лучи разгоняли тучи на горизонте. Но после свет скрылся за туманом и оставил трех пилотов в тусклом мраке осеннего дождливого вечера.

— Что это было? Димна, что это? Испытания? Новая бомба? Что...

Димна ослабила хватку на их плечах.

— Это называется Зеленый Луч, — сказала она. — Просто мираж, игра света. Ничего, связанного с войной. — Она выдохнула от облегчения. — Ох! Папа видел такое однажды, в походе на Килиманджаро, много лет тому назад. Возвращайтесь к работе. Шотландка, нужно опустить шасси. И мне пора на свое место — убедиться, что Бродэтт безопасно сядет.

—

Там, на земле, Димна высадила двух новичков и улетела, даже не ступив на земли Майдсенда, чтобы успеть добраться до своей базы до темноты или ухудшения погоды (пилоты ВВТ могли сами управлять своими полетами).

Квини, уже в себе, крепко взяла Мэдди за руку и не отпускала всю дорогу до аэродрома. Мэдди закрыла глаза и снова оказалась среди неземных, бледно-зеленых лучей. Она знала, что никогда их не забудет.

—

Мне жаль. Это ничерта не имеет отношения к Воздушному Транспорту.

Но именно этот рейс стал началом работы Мэдди в ВВТ. ЖВВС отпустили ее туда, не перевели — немного необычная процедура, несмотря на то, что ближе к концу войны она стала обыденной — необычна тем, что ВВТ — гражданская организация, а ЖВВС военная. Но Мэдди была в списке ожидания ВВТ с момента основания, а за спиной ее стояла Димна, которая могла замолвить за нее словечко. Женщины, находящиеся в списке, были гораздо более квалифицированные, чем мужчины, потому что мужчин с навыками отрывали с руками. К тому же, полеты Мэдди в Оаквэй по ночам и в тумане сыграли ей на руку (ночь и туман, брррр, даже такие невинные слова на английском заставляют меня дрожать). Парни с таким опытом сейчас за штурвалами бомбардировщиков. ВВТ нуждался в ней.

Они летали без радио и навигации. Да, были карты, но на них не разрешали отмечать зенитные установки или новые аэродромы на случай утери карты. Присоединившись к организации в начале 1941, Мэдди прошла курс тренировок, и один из ее инструкторов говорил так: «Тебе не нужна карта. Просто лети в этом направлении в течении двух выкуренных сигарет. Затем поверни и лети в следующем направлении еще одну сигарету». Летать можно было не держа штурвал, поэтому курить в полете было довольно легко, если правильно направить самолет — получалось СП, Сигаретное Пеленгование.

Примерно в то же время, когда Мэдди присоединилась к Военно-Воздушному Транспорту, ее подруга-радистка была направлена в УСО, Управление специальными операциями. Мэдди не знала об этом. Какое-то время после того, как Мэдди покинула Майдсенд, они обменивались письмами, но внезапно письма Квини стали приходить с неизвестного адреса и с черными пометками цензоров, словно были от солдат в Северной Африке. А потом Квини попросила написать ей домой, по впечатляюще простому (и палиндромическому!) адресу — Крейг-касл, Замок Крейг (Абердиншир). Но ее не было дома. Это делалось для экспедиционных целей. Поэтому они не виделись большую часть года за исключением:

1) Когда Квини неожиданно появилась во время перерыва в Манчестерском Блице, и они провели три влажных и дождливых дня, сжигая бензин с черного рынка на Бесшумном Красавчике Мэдди, разъезжая по Пеннинам.

2) Когда сбылся один из десяти страхов Квини и ее любимый брат Джейми, пилот бомбардировщика (его правда звали Джейми), с командой попали под обстрел. Джейми провел ночь в Северном море, после чего ему ампутировали четыре отмороженных пальца на руках и все пальцы на ногах. Мэдди навестила его, пока он был в госпитале. По сути, она никогда раньше с ним не виделась, и, быть может, это было не лучшее время для встречи, но Квини отправила Мэдди телеграмму — вторую в ее жизни — с просьбой приехать к ней, и Мэдди приехала. Для встречи с Квини это тоже было не лучшее время.

3) Когда Квини направили в Оаквэй для тренировки прыжков с парашютом. И все это время им не разрешали говорить друг с другом.

Это должна была быть отдельная глава, УСО по прыжкам с парашютом. Но у меня не совсем получилось, и только что приехал фон Линден, а поскольку Энгель здесь нет, мне придется самой переводить ему все это.

—

Я одна. Боже. Я попыталась развязать путы, которыми связал меня Тибо, но не смогла дотянуться до них обеими руками. Я переводила сегодняшнюю писанину фон Линдену, положив руки на стол и спрятав голову между них, не осмеливаясь поднять на него взгляд. Я уже просила его дать мне еще время, на что он ответил, что примет решение после того, как услышит сегодняшний доклад. А я знаю, что сегодня ничего ему не дам. Ничего, кроме описания событий прошедших двух недель, о которых он итак знает, и Зеленого Луча. Всемогущий Боже. После того, как я дошла до момента, где меня облапывает повар — такого унизительного, но если бы я его пропустила и фон Линден об этом узнал, то расплачиваться пришлось бы кровью — он подошел и встал возле меня. Мне нужно было посмотреть на него. И когда я это сделала, он схватил мои волосы в кулак, на мгновение задержавшись пальцами на шее.

Он никогда не улыбался, не хмурился, не показывал каких-либо эмоций. Я чувствовала, как пылало мое лицо. Ну почему я не упустила тот грубый, грязный сарказм о выборе между поваром и инквизитором? Я не могла сказать, что творится в его голове. Он нежно перебирал мои волосы.

Затем он произнес лишь одно слово. Оно звучало одинаково и на английском, и на французском, и на немецком. Керосин.

И оставил меня, закрыв дверь. Я хотела бы написать что-то героическое и вдохновляющее, прежде чем полыхну как спичка, но я слишком глупа и до смерти напугана, чтобы думать. И не могу даже вспомнить ни одной чужой незабвенной цитаты. Интересно, что сказал Уильям Уоллес, когда его привязали к лошадям, что четвертовали его. Могу думать только о последних словах Нельсона: «Поцелуй меня, Харди».

Ормэ, 17 ноября 1943

Мне помыли голову. Именно для этого им нужен был керосин. ПЛАМЕННЫЙ ПЕДИКУЛЕЗ. Теперь я взрывоопасно воняю, но зато у меня нет гнид.

Ровно после того как ушел Гауптштурмфюрер, раздались звуки авианалета и все, как обычно, бросились в укрытия. Я сидела, рыдала и два часа ждала, как и в те две недели допросов, умоляя Бога и КВС попасть в цель, с чем им НИКОГДА НЕ ВЕЗЛО. После того как налет закончился, никого не было еще час. ТРИ ЧАСА никто не говорил мне, что происходит. Я ожидала, что ф.Л. будет надеяться, что в состоянии паники я напишу нечто более полезное, вроде последнего обращения, да только я отчаянно пыталась развязать ноги так, чтобы стул подо мной не рухнул. Само собой, я не могла писать в таком положении (а звать на помощь даже не думала). В итоге несколько человек, вошедших в камеру, обнаружили мои бешеные попытки притвориться перевернутой черепахой.

Мне удалось переместиться вместе со стулом к двери и подготовить засаду, в результате чего два пришедших за мной охранника оказались сбиты с ног. Фон Линден уже, должно быть, достаточно хорошо меня знает, чтобы понимать, что я не встречусь лицом к лицу со своей казнью без боя.