Это ведь было не так давно. Что не так с этим миром? Маман Тибо отпаивала Амели кофе с молоком за большим кухонным столом, а мы с Митрайет по очереди крепко ее держали, обмениваясь поверх ее головы взглядами, полными ужаса. Она говорила без умолку. Но я понимала через слово. Митрайет шепотом примерно переводила:

— Il y en avait une autre – там была другая. Il y avaient deux filles – там было две девушки – La Cadette et ses amies n’ont rien vu quand on a tué l’autre...

Они не видели, как казнили вторую девушку. Для всех нас было пыткой вытаскивать эту информацию из Кадетт. Туда привели двоих, они были связаны вместе. Вторая должна была стоять и смотреть, пока они убивают первую, — так близко, они заставили ее стоять так близко, что, по словам Амели, кровь обрызгала ее лицо. А после они заперли ворота. Амели и ее друзья видели через стену, как лезвие взмыло второй раз, но тут же убежали.

Второй девушкой была Джули. Уверена. Узницей в штаб-квартире Гестапо не может быть еще одна крошечная блондинка в свитере цвета осенних листьев. Амели видела ее.

Но я не верю, что они убили ее. Просто не верю. Все продолжаю думать о тех фотокарточках с пилотом. Они, должно быть, уже показали Джули эти снимки, возможно, она думает, что я мертва. Но это не так. Точно так же ситуация обстоит с ней. Все выглядит так, будто она мертва, но она жива. Теперь у них есть причины инсценировать ее казнь, поскольку на этой неделе с ней беседовала Джорджия Пенн, а им нужно восстановить свое... превосходство, или что бы то ни было, свой контроль над тем, что все знают или чего не знают. У того капитана/командира, должно быть, проблемы — он действовал за спиной своего начальника, пуская Пенн. Возможно, ему приказали убить Джули. Но я думаю, что ему, скорее всего, приказали инсценировать ее смерть, чтобы она снова исчезла. Но делиться с ней коньяком и в ту же неделю отправлять на гильотину? Я просто не верю в это.

ХОЧУ СРАВНЯТЬ ЭТО МЕСТО С ЗЕМЛЕЙ. Самолеты пролетают почти каждую ночь — здесь есть несколько военных заводов, работающих на немцев, и они отчаянно пытаются вывести их из строя. Они не сбросят бомбы в центре Ормэ, точно не нарочно, из опасения задеть гражданских. Они взорвали железнодорожный узел и двинулись дальше к заводам на севере города, хотя я не думаю, что Ормэ производило что-то помимо зонтиков. Но КВС не станут бомбить центр города. Именно поэтому сюда отправили Джули — чтобы мы могли справиться с этим с земли. Не многие здесь знают, что КВС пытается избежать удара по ним — никто не чувствует себя в безопасности. Американцы сбросили несколько бомб на Руан прямо средь бела дня. Люди паникуют, едва заслышав сирены, сообщающие о воздушном налете, и ныряют в укрытие, прямо как мы во время Манчестерского Блица. Но ничто никогда не попадает в центр Ормэ.

Иногда я хочу, чтобы это произошло — чтобы один большой взрыв стер с лица земли Замок Палачей. Хочу, чтобы это убогое место сгорело в адском пламени. Так сильно хочу, что ощущаю физическую боль. А затем вспоминаю, что Джули все еще там.

Я не верю, что она мертва, не верю их блефу, лжи и пустым угрозам. Я не верю, что она мертва, и НЕ ПОВЕРЮ, пока не услышу свой собственный выстрел и не увижу, как она упала.

Двадцать восьмое ноября, очередной воскресный ужин с нацистами. Пришлось довольствоваться малым. Могу только представить, как Кадетт скармливает им очередную ложь: «У Кете есть ухажер! Вы не поверите, как быстро она его окрутила. Это друг водителя Папы, они познакомились пару недель назад, когда мы перевозили кур. Теперь каждое воскресенье гуляют. А иногда даже в будни!»

А Маман все закатывала глаза: «Это неправильно, так неправильно, он же в два раза старше нее. Но что мне остается? Она ведь не моя дочь — мы заставляем ее много работать, а зарплату она не получает, поэтому я отпускаю ее в воскресенье днем... да и она уже взрослая. Только надеюсь, что она осторожна, что не навлечет на себя беды...»

«Беды» на пару с Полом, о даааа. Мы с ним ездили на велосипеде в один из чужих домов, дабы усовершенствовать мои навыки изготовления бомб и стрельбы из оружия. Сосредоточиться на чем-то нейтральном — сущее облегчение, думать о том, сколько взрывчатки нужно, чтобы подорвать машину, как подключить рычаг переключения, как с помощью магнита прикрепить детонатор, как попасть в движущуюся цель из карманного пистолета — взятого взаймы, поскольку Кете не должна носить с собой пистолет ввиду того, что ее арестуют, если поймают с ним. Спасибо вам, Джейми и Джули Бифорт-Стюарты, за первые уроки стрельбы. Сегодняшней движущейся мишенью был не Ми-109 и не фазан, а жестянка на полочке, которой на другом конце сада махал один очень храбрый человек. Шум скрывали звуки лесопилки, примыкающей к дому. Понятия не имею, работали ли они по воскресеньям всегда или создавали шум специально для нашего прикрытия.

— Жаль, что ты не хочешь остаться, Киттихок, — сказал владелец дома. — Ты была рождена солдатом.

Хах. Я довольно пыхтела, полная гордости, но в то же время меня одолевало презрение — что за чушь! Я была рождена, чтобы быть солдатом. Идет война, поэтому я переправляю самолеты. Но я не ищу приключений или воодушевления и уж тем более не собираюсь сражаться с людьми. Я делаю так, чтобы работали механизмы. Я люблю летать.

Приходится напоминать себе, что я все еще Мэдди — не слышала собственного имени уже семь недель. А Кете будет на пределе следующие несколько дней.

Она — то есть я — должна доставить сообщение — приглашение? — новобранцу Джули, то есть той немецкой девушке-рабыне, секретарше Энгель. Почему я? Да потому, что я не местная и, если повезет, буду уже далеко отсюда к наступлению следующего полнолуния. Энгель не знает меня в лицо, как и многие другие. Но я никогда не видела ее прежде, поэтому мы договорились, что я должна буду хорошенько ее рассмотреть, прежде чем подойти к ней на улице завтра. Мы с Полом вернулись на ферму Тибо еще до того, как ушли нацисты, и ждали, ждали, ждали пока они выйдут.

Мы закрыли ворота. Значит, гестаповскому Мерседесу придется остановиться, а Энгель — их водителю — придется выйти, чтобы открыть ворота.

На обочине рядом с велосипедом убитого мужчины стояла девушка и наблюдала за Мерсом, склонив голову, прикрытую одним из платков Маман Тибо — то была я. Немку облапал с ног до головы мужчина — уверена, второго такого шанса рассмотреть ее у меня не было бы, благодаря его представлению — то был Пол. Он позволил бедолаге приоткрыть ворона на фут, после чего, пытаясь помочь, положил руку поверх ее ладони, умудрившись при этом скользнуть второй рукой по ее заднице, пока они вместе открывали ворота. Думаю, можно с уверенностью сказать, что она теперь ненавидит его не меньше моего. Она метнулась к машине, прижимая к ногам юбку и пальто, а Этьен на заднем сидении умирал от смеха.

Но все это дурачество Пола дало мне возможность хорошенько ее рассмотреть. Высокая, примерно моего возраста, темно-каштановые волосы, стриженные строгим бобом, немного старомодна. Удивительные светло-зеленые глаза. Не симпатичная, но интересная — наверняка в красном котельном платье она выглядит сногсшибательно, хотя в этих строгих ботинках и дымчатом пальто была ужасно унылой.

Ох, я говорю как Джули — «Знаешь, нацистская рабыня, ты бы выглядела потрясающе, позволь мне поработать над твоими бровями».

Так что Энгель вернулась к машине и так резко тронулась, что заглох мотор — до того она была зла. Тут же заведя его снова, она медленно тронулась, даже не взглянув на Пола, когда проезжала мимо него, оставив ему закрывать ворота самостоятельно.

Не думаю, что кто-то из них заметил меня; они были слишком заняты наблюдением за романтической комедией, разыгравшейся между Полом и Энгель.

Мне удалось взглянуть и на капитана Гестапо. Знаю, мне нужно было стоять, склонив голову. Но я не могла удержаться. Этот мужчина допрашивал Джули, он прикажет казнить ее — или уже приказал. Не знаю, чего я ждала, но он ничем не отличался от остальных — выглядел как парень, зашедший в магазин за мотоциклом для своего сына на шестнадцатый день рождения, выглядел как директор школы. Но помимо этого казалось, что он сдался. Устал как собака, был абсолютно изможден. Так выглядели все пилоты в сентябре сорокового года, во время тяжелейших дней Битвы за Британию, так выглядел сын викария, взбираясь в самолет в тот день, когда был убит.