«Золото моих волос тихо переходит в седость…» Золото моих волос Тихо переходит в седость. – Не жалейте! всё сбылось, Всё в груди слилось и спелось. Спелось – как вся даль слилась В стонущей трубе окрайны. Господи! Душа сбылась: Умысел твой самый тайный. Несгорающую соль Дум моих – ужели пепел Фениксов отдам за смоль Временных великолепий? Да и ты посеребрел, Спутник мой! К громам и дымам, К молодым сединам дел — Дум моих причти седины. Горделивый златоцвет, Роскошью своей не чванствуй: Молодым сединам бед Лавр пристал – и дуб гражданский. Между 17 и 23 сентября 1922 Хвала богатым И засим, упредив заране, Что меж мной и тобою – мили! Что себя причисляю к рвани, Что честно мое место в мире: Под колесами всех излишеств: Стол уродов, калек, горбатых… И засим, с колокольной крыши Объявляю: люблю богатых! За их корень, гнилой и шаткий, С колыбели растящий рану, За растерянную повадку Из кармана и вновь к карману. За тишайшую просьбу уст их, Исполняемую, как окрик, И за то, что их в рай не впустят, И за то, что в глаза не смотрят. За их тайны – всегда с нарочным! За их страсти – всегда с рассыльным! За навязанные им ночи (И целуют и пьют насильно!), И за то, что в учётах, в скуках, В позолотах, в зевотах, в ватах, Вот меня, наглеца, не купят, — Подтверждаю: люблю богатых! А еще, несмотря на бритость, Сытость, питость (моргну – и трачу!), За какую-то – вдруг – побитость, За какой-то их взгляд собачий, Сомневающийся… – Не стержень ли к нулям? Не шалят ли гири? И за то, что меж всех отверженств Нет – такого сиротства в мире! Есть такая дурная басня: Как верблюды в иглу пролезли. …За их взгляд, изумленный насмерть, Извиняющийся в болезни, Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы — Да…» За тихое, с уст зажатых: «По каратам считал я – брат был…» – Присягаю: люблю богатых! 30 сентября 1922 Рассвет на рельсах
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Из сырости и шпал Россию восстанавливаю. Из сырости – и свай, Из сырости – и серости. Покамест день не встал И не вмешался стрелочник. Туман еще щадит, Еще в холсты запахнутый Спит ломовой гранит, Полей не видно шахматных… Из сырости – и стай… Еще вестями шалыми Лжет вороная сталь — Еще Москва за шпалами! Так, под упорством глаз — Владением бесплотнейшим — Какая разлилась Россия – в три полотнища! И – шире раскручу: Невидимыми рельсами По сырости пущу Вагоны с погорельцами: С пропавшими навек Для Бога и людей! (Знак: сорок человек И восемь лошадей.) Так, посредине шпал, Где даль шлагбаумом выросла, Из сырости и шпал, Из сырости – и сирости, Покамест день не встал С его страстями стравленными — Во всю горизонталь Россию восстанавливаю! Без низости, без лжи: Даль – да две рельсы синие… Эй, вот она! – Держи! По линиям, по линиям… 12 октября 1922 Поэт 1 Поэт – издалека заводит речь. Поэта – далеко заводит речь. Планетами, приметами… окольных Притч рытвинами… Между да и нет Он, даже разлетевшись с колокольни, Крюк выморочит… Ибо путь комет — Поэтов путь. Развеянные звенья Причинности – вот связь его! Кверх лбом — Отчайтесь! Поэтовы затменья Не предугаданы календарем. Он тот, кто смешивает карты, Обманывает вес и счет, Он тот, кто спрашивает с парты, Кто Канта наголову бьет, Кто в каменном гробу Бастилий Как дерево в своей красе… Тот, чьи следы – всегда простыли, Тот поезд, на который все Опаздывают… – ибо путь комет — Поэтов путь: жжя, а не согревая, Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом, — Твоя стезя, гривастая кривая, Не предугадана календарем! 8 апреля 1923 |
