«Дом, в который не стучатся…» Дом, в который не стучатся: Нищим нечего беречь. Дом, в котором – не смущаться: Можно сесть, а можно лечь. Не судить – одно условье, … Окна выбиты любовью, Крышу ветром сорвало. Всякому – ‹будь› ты сам Каин — Всем стаканы налиты! Ты такой как я – хозяин, Так же гостья, как и ты. Мне добро досталось даром, — Так и спрячь свои рубли! Окна выбиты пожаром, Дверь Зима сняла с петли! Чай не сладкий, хлеб не белый — Личиком бела зато! Тем делюсь, что уцелело, Всем делюсь, что не взято. Трудные мои завязки — Есть служанка – подсобит! А плясать – пляши с опаской, Пол поклонами пробит! Хочешь в пляс, а хочешь в лёжку, Спору не встречал никто. Тесные твои сапожки? Две руки мои на что? А насытила любовью, — В очи плюнь, – на то рукав! Не судить: одно условье. Не платить: один устав. 28 июня 1920 «Проста моя осанка…» Проста моя осанка, Нищ мой домашний кров. Ведь я островитянка С далеких островов! Живу – никто не нужен! Взошел – ночей не сплю. Согреть Чужому ужин — Жилье свое спалю! Взглянул – так и знакомый, Взошел – так и живи! Просты наши законы: Написаны в крови. Луну заманим с неба В ладонь, – коли мила! Ну а ушел – как не был, И я – как не была. Гляжу на след ножовый: Успеет ли зажить До первого чужого, Который скажет: «Пить». Август 1920 «Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..» Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь! То шатаясь причитает в поле Русь. Помогите – на ногах нетверда! Затуманила меня кровь-руда! И справа и слева Кровавые зевы, И каждая рана: – Мама! И только и это И внятно мне, пьяной. Из чрева – и в чрево: – Мама! Все рядком лежат — Не развесть межой. Поглядеть: солдат. Где свой, где чужой? Белый был – красным стал: Кровь обагрила. Красным был – белый стал: Смерть побелила. – Кто ты? – белый? – не пойму! – привстань! Аль у красных пропадал? – Ря-азань. И справа и слева И сзади и прямо И красный и белый: – Мама! Без воли – без гнева — Протяжно – упрямо — До самого неба: – Мама! 7 февраля 1921 Молодость
1 Молодость моя! Моя чужая Молодость! Мой сапожок непарный! Воспаленные глаза сужая, Так листок срывают календарный. Ничего из всей твоей добычи Не взяла задумчивая Муза. Молодость моя! – Назад не кличу. Ты была мне ношей и обузой. Ты в ночи начесывала гребнем, Ты в ночи оттачивала стрелы. Щедростью твоей давясь, как щебнем, За чужие я грехи терпела. Скипетр тебе вернув до сроку — Что уже душе до яств и брашна? — Молодость моя! Моя морока — Молодость! Мой лоскуток кумашный! 18 ноября 1921 2 Скоро уж из ласточек – в колдуньи! Молодость! Простимся накануне. Постоим с тобою на ветру. Смуглая моя! Утешь сестру! Полыхни малиновою юбкой, Молодость моя! Моя голубка Смуглая! Раззор моей души! Молодость моя! Утешь, спляши! Полосни лазоревою шалью, Шалая моя! Пошалевали Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь! Золотце мое – прощай, янтарь! Неспроста руки твоей касаюсь, Как с любовником, с тобой прощаюсь. Вырванная из грудных глубин — Молодость моя! – Иди к другим! 20 ноября 1921 «Слезы – на лисе моей облезлой!..» Слезы – на лисе моей облезлой! Глыбой – чересплечные ремни! Громче паровозного железа, Громче левогрудой стукотни — Дребезг подымается над щебнем, Скрежетом по рощам, по лесам, Точно кто вгрызающимся гребнем Разом – по семи моим сердцам! Родины моей широкоскулой Матерный, бурлацкий перегар. Или же – вдоль насыпи сутулой Шёпоты и топоты татар. Или мужичонка, на круг должный, За косу красу – да о косяк? (Может, людоедица с Поволжья Склабом – о ребяческий костяк?) Аль Степан всплясал, Руси кормилец? Или же за кровь мою, за труд — Сорок звонарей моих взбесились — И болярыню свою поют… Сокол – перерезанные путы! Шибче от кровавой колеи! – То над родиной моею лютой Исстрадавшиеся соловьи. 10 февраля 1922 |
