— Мне вообще неясно, сын, почему ты так печешься о судьбе этой девицы, появившейся непонятно откуда, — презрительно произнесла Агена, расправляя складки платья.

— Даже дал кровное обещание, — вставил свое слово Хендрик. Да, кто его только за язык тянул говорить такое при матери?

Реакция не заставила себя долго ждать. Женщина округлила глаза, и сетка морщин тут же расправилась.

— Габриэль, что я слышу?! — воскликнула она. Но за маской удивления проглядывала плохо скрываемая радость. Несмотря на все риски, связанные с кровным обещанием, это гарантировало то, что свадьба состоится. На лице старшего сына также играла едва заметная улыбка. Он скрывал свои чувства куда лучше матери. И только Рейнорд не выглядел столь обрадованным данным фактом.

Габриэль не ответил. Подтверждение с его стороны не требовалось, а делиться своими печалями и истинными причинами поступка он был не готов; как бы ни любил мать и братьев, они его понять не могли. Было кое-что еще, о чем пора сообщить, для начала.

Когда разговоры о предстоящих торжествах были окончены, младший сын Ингредиора Великого наконец посмотрел на своих ближайших родственников.

— Во мне проснулась темная магия наших предков, — сообщил Габриэль, не глядя на родственников.

— Не может быть! — воскликнул, наконец, правитель людских земель, чуть не выпрыгнув из своего кресла. Агена от услышанного потеряла способность говорить и, к счастью, уже сидела.

— Так вот почему, ты так бился вместе с Эрвином за отмену казней, — предположил Рейнорд.

— Это последняя из причин, — разуверил его Габриэль.

— Ты из-за этого возобновил набор рекрутов для отрядов магов и людей? — предположил Хендрик.

Тут командующий армией людей замешкался с ответом. С Эрвином они решили пока не разносить по миру весть о возвращении жреца, и то, что тот не проявлял себя сам, лишь играло им на руку. Но до конца он не был уверен в верности их решения. Он посмотрел на мать, которая еле дышала и никак не могла переварить сказанную им новость. Что же с ней будет, когда она услышит остальное? Не хватало, чтобы ее еще хватил удар. Да, данное известие принесет за собой небывалую панику. А жена Рейнорда еще и в положении. Нельзя ей волноваться. Пусть лучше живут в неведении, пока нет необходимости знать. Все, что от них зависит, от верховного хранителя ордена Света и командующего армией людей, все, что они могут сделать, и так лежит на плечах Габриэля и Эрвина.

Габриэль направился в свои покои, путь к которым лежал через сад. Влажный воздух пропитался всеми нотами аромата созревших фруктов. Особенно его нервировал персик, его сладость напоминала о вкусе губ любимой женщины, к которым он не мог прикоснуться тогда, когда пожелает. И он с трудом подавлял в себе желание сменить направление и пойти к гостевым комнатам, когда его нагнал Рейнорд.

— Габриэль, постой, — окликнул его брат. Тот нехотя остановился, и тяжелая рука брата упала на плечо. — Как ты?

— Нормально, хотя смотря, о чем ты спрашиваешь?

— Тьма под контролем? — уточнил брат. В ответ последовал утвердительный кивок. — Ты ее любишь?

Такого вопроса в лоб командующий армией людей не ожидал. Хотел было выпалить ответ, ведь Рейнорд всегда его понимал лучше остальных. Но слова застыли. Может, он спрашивает об Альцине.

— О чем ты, Рейнорд? — невозмутимо уточнил он.

— Ты же прекрасно знаешь, о чем я. Не пошел бы ты на такой шаг из пустого благородства, — ухмыльнулся брат, совершенно правильно все понимая.

— Ну, допустим, только что это меняет? — горько выдавил Габриэль.

Рейнорд внимательно посмотрел на брата, сочувственно и крепко обнял его.

— Главное — не наделай глупостей.

— Откуда эти нежности? — возмутился Габриэль такому порыву братских чувств, отстраняясь.

— Мне просто дорог мой младший братик, и я рад, что ты полюбил, я боялся, что тебя постигнет участь одинокого ворона Делагарди, и ты сойдешь с ума, как наш двоюродный прадед.

— Не дождешься, — ухмыльнулся в ответ Габриэль. — Пойдем, выпьем, что-нибудь крепкое, чувствую, не усну сегодня.

— Псигелия, — испуганно позвала Канья. Ее тело только отошло от перемещения в пространстве.

Две женщины стояли в центре площади, выложенной черной брусчаткой. Перед ними возвышалось поражающее любое воображение сооружение. Настоящий дворец, выросший из скал. Колонны из камня песочного цвета удерживали крышу. И если присмотреться, из скалы вырастал целый город, окруженный песком.

— Где мы? — вновь обратилась к великой Богине Канья. Местность девушка не узнавала. Она кочевница и не было такого города, где ей не довелось бы побывать. Тут ее внимание привлекла суета вокруг. Народ двигался в разных направлениях, некоторые несли большой груз, казавшийся слишком огромным для хрупких худых тел. Канья застыла, когда на нее стремительно стала надвигаться фигура, лица человека не было видно за капюшоном, ткань которого покрыта заплатками и дырами, и, судя по всему, слишком давно изношена. Такой нищеты она отродясь не встречала и никак такое, по ее мнению, не сочеталось с красотой вокруг. Фигура все приближалась, не собираясь обходить ее.

— Стой, — промолвила Канья, когда перед ней показалось лицо. Это была девушка, только вовсе не человек. Серо-зеленая кожа немного просвечивала, слишком яркие синие глаза словно светились, от порыва ветра с существа спал капюшон, и показались острые длинные уши. — Мамочки, — воскликнула Канья, думая, что в нее сейчас врежутся, но девушка прошла насквозь.

— На самом деле нас здесь нет, — пояснила Псигелия. — Мы все еще в лесу около Драконьих гор.

— Но где мы?

— Город Бездушных, — со странным трепетом в голосе сообщила Псигелия.

— Неужели легенды не врут? — удивилась Канья. — И все описанные в них магические существа существуют?

— Легенды, всего лишь легенды, и слишком далеки от реальности. — С грустью проговорила великая Богиня. — Что ты видишь?

Канья внимательнее огляделась вокруг. Некогда прекрасное и величественное место. Но стоило присмотреться… Время медленно съедало город. Несколько великанов-колонн — разрушено, как и дома, где все живут. Вокруг завывал ветер, принося серый песок.

— На самом деле эти существа вовсе не бездушны, — сообщила Псигелия. — Но магии в них не больше, чем в Анне.

— Знай Джубба… — начала было девушка.

— Даже, если бы он знал — город окружен мертвыми землями, и никто из простых магов не прошел бы через них.

Канья продолжала наблюдать за крутящимися вокруг существами. Были среди них и маленькие, с грубыми лицами, и серой кожей, и прекрасные, тонкие как тростинки, с белоснежными лицами и цветными перьями в волосах. Кто это мог быть, Канья даже представить не могла. Даже покрытые чешуей, словно драконы, с ярко-желтыми глазами и вертикальными зрачками. По-своему все существа были прекрасны, но только казались девушке изможденными, исхудавшими и будто потерявшими часть своих красок.

— Что с ними случилось? Почему они живут в такой нищете и разрухе? — не удержалась от вопроса Канья. Никак не привыкнет, что для общения с Псигелией вслух говорить не требуется.

— Ты знаешь, как появился город? Нет, конечно, нет, — усмехнулась великая Богиня собственной глупости, что ей совсем не свойственно, и начала рассказ.

Об этом нигде и никогда не упоминалось. Псигелия и сама узнала о городе Бездушных всего несколько веков назад, но не в силах что-либо поменять в одиночку. Так вот. До того, как первородные маги вернулись в в мир Анны за людьми, все, кроме Сизаморо и Псигелии, пытались создать существ, подобных людям. Но все их попытки были безуспешны, а Сизаморо уже устал предавать земле бездушные тела, красивые оболочки, но совсем пустые. Светлые первородные маги не желали их видеть в своем мире. Им нужно было, чтобы их понимали, чувствовали их превосходство, восхищались и преклонялись. Но чем дальше заходили эксперименты магов, тем сложнее Сизаморо было избавляться от их плодов. Было принято решение вернуться за людьми. Но даже после того, как были воздвигнуты Смагард и Маир, светлые первородные не остановились на своих экспериментах. Все больше существа походили на людей, хоть и не имели души. Сизаморо, привыкший нести смерть, выполнял свою работу все хуже и хуже. Существа бежали, и ему приходилось их искать. Однажды существа повстречали людей, и понесли от них потомство. Когда Сизаморо впервые увидел такого детеныша, рука его дрогнула, ведь в нем была душа. Совсем немного, но была. Чтобы не накликать на себя гнев остальных, Сизаморо втайне построил прекрасный город Бездушных, где поселил всех этих существ, которых оказалось довольно много. Они все больше и больше смешивались с людьми. Когда светлые первородные маги поняли, что происходит, попытались уничтожить город. Для Сизаморо это было сродни уничтожению его детей, так сильно он полюбил существ. Псигелия до сих пор жалеет о том, что тогда закрылась от мира и жила в неведении. Ведь она бы помогла ему. Он звал ее, но она не слышала. Тогда в отчаянии Сизаморо пригрозил уничтожить людей и магов, если светлые первородные не оставят в покое его город. И выжег вокруг мира магов и людей мертвые земли, чтобы те больше никогда не смогли попасть в город Бездушных и никто не мог обидеть его детей. Но Сизаморо позволил себе слишком многое, на взгляд первородных, и был наказан возвращением в мир Света. С тех пор первородные маги отказались от Тьмы. Не желая признавать, что она часть их самих, что без нее мир погибнет. Город Бездушных остался и вовсе без поддержки первородных, в окружении пустыни, которая все надвигалась и надвигалась на некогда зеленые территории города. За тысячу лет все изменилось: существа больше не могут там жить — иначе умрут от голода, холода, и пустыня поглотит их, как и все вокруг. Баланс Тьмы и Света нарушен, и все стремится к упадку.