Мне стало нехорошо до тошноты. Я впервые пожалел, что из кабинета нет лестницы, спускаться по воздуху в таком состоянии было рискованно, единственное, что ещё можно было предпринять – попробовать уснуть.

Я прилёг, очищая сознание от мыслей, и вскоре перед закрытыми глазами возникло синее сияние, которое в последние десятилетия служило мне предвестником наступающего сна. «Арсений, Арсушка… – позвала Сюзи, – глянь, какой удивительный жук!» Я посмотрел, и увидел жука-плавунца с лицом Фруми, наклонился, чтобы взять его в руки, и, вздрогнув от падения в закручивающийся водоворот, проснулся…

Я лежал на траве возле замковой горы, а Лёнечка и Петерс ощупывали моё тело, доставляя мне сильную боль.

– Оставьте меня! Что вы делаете?! – возмутился я.

– Ну наконец-то! – отозвался Петерс. – Мы уже думали, что придётся Маргарет вызывать. Что это ты решил пикировать с башни вниз головой, на камни? Хорошо, что мы с Леонидом как раз подымались навестить тебя, иначе бы не успели.

– Пикировать с башни?! – удивился я, не став рассказывать, мгновенно вспомнившийся, сон. – Даже и не думал. Я слегка устал и лёг отдохнуть, а проснулся уже здесь с вами.

– Лёг спать? – переспросил Лёнечка. – На площадке?

– Да нет, в кабинете на лежанке.

– Насколько я тебя знаю, – улыбнулся брат, – ты отправился туда, чтобы обдумать новую информацию. С чего же это ты вдруг решил и поспать там?!

Мне надо было время, чтобы подумать, прежде чем ответить на его вопрос. «Уже думал, – мелькнула мысль, – и тебя чуть не убили…» Внезапно на меня навалились неимоверная апатия и единственное желание – спать!

– Я так и предполагал! – вскричал Петерс. – Она уходит! Приди в себя и сосредоточься! – тряс он меня, как тряпичную куклу. – Иначе она бросит тебя навсегда!

– Кто?! – мгновенно вскочил я на ноги, сбрасывая оковы дрёмы. – Фрумиле?! Моя Фруми?! Где она?!

От раздавшегося хохота, посыпались камни со скал, затрещали, падая, старые сучья и эхом покатились раскаты грома. Я должен был бежать, догнать свою любимую супругу, просить прощения, пока не случилось непоправимое… Но они крепко держали меня, всё ещё не в состоянии сдержать смех.

Во мне клокотала ярость: у меня рушилась жизнь, а два родных человека насмехались, не давая наладить её. Я сжался, как пружина, собирая всю силу и, сделав вид, что хочу опуститься на траву, рванулся в сторону. Они тут же отпустили меня и не подставь мне сын подножку, я бы точно протаранил головой скалу.

– Ну, ну успокойся, – примирительно сказал Петерс, всё ещё прижимая меня к земле и посмеиваясь. – Всё хорошо. Кто бы мог предвидеть такое неординарное возвращение?!

– Но где же она?! – возопил я: «Фруми! Фрумиле!»

Они опять рассмеялись, но уже более спокойно.

– Прости, отец, – стирая слёзы смеха, произнёс Лёнечка, – ты так рассмешил нас, что мы слова не могли произнести. Мама тут не при чём, тебя пыталась убить и бросить твоя Сила, видно ты очень обидел её. Тебе надо было сконцентрироваться, чтобы она вернулась, что и произошло, когда ты основательно разозлился и, наметив цель, притянул её обратно.

Я вспомнил, мне же говорили, что Сила живая, ревнивая и может быть очень опасна, но тогда мне это всё показалось красивой метафорой. Я был бы не я, если бы через пару дней, окончательно придя в себя после пережитого шока и, полной раскаяния, беседы с Фруми, не попытался договориться со своей прасилой, напомнив ей старую поговорку «Насильно мил не будешь» и невольно улыбнувшись тавтологии: насильно Силе. Она должна была понять, что очень нужна мне, но не больше, чем мои близкие и необходимость анализировать происходящее и размышлять о прошлом и будущем, что мы оба свободные личности, со своими достоинствами и недостатками, и если её в этом что-то не устраивает, я не стану удерживать, только пусть оставит часть изначально принадлежащую мне – полученную от родителей и лично накопленную на протяжении жизни.

Приступ головокружения и лёгкое подташнивание не заставили себя ждать. Теперь я уже знал, что это означает – меня покидала Прасила. Я пожелал ей избежать рассеивания и найти достойного носителя, а сам присел, зажав в руке колючку и сосредоточился на своих ощущениях, чтобы не уснуть. Сначала я почувствовал онемение и холод, потом жар, боль во всех суставах и удушье. Я не сопротивлялся, понимая, что любое напряжение будет только концентрировать её. Внезапно меня накрыло озарение, что она не собиралась меня убивать, швырнув вниз с башни. Спящий, я не мог ей дать того, чего Сила добивалась – осознания, что без неё я потеряю и частичку себя теперешнего.

Стоило мне признать этот факт, как в нижней части живота возникло ощущение вращения разогревающегося шара. Я выпрямил спину и тепло стало распространятся вверх по позвоночнику, постепенно охватывая всё тело. Перед глазами возникло нечто аморфное, по виду и цвету слегка напоминающее комок теста. Неожиданно оно начало раскрываться, как цветок, или морской анемон. Полупрозрачные, слегка молочного цвета, то ли лепестки, то ли щупальца, ряд за рядом, расходились от середины, а откуда-то справа, из-за поля зрения, на них наползало синее сияние, заставляя светиться, словно сапфиры.

Я сидел, заворожённый прекрасным зрелищем, пока не сообразил, что мои глаза закрыты. «Может я сплю и это мне снится?» – подумал я и открыл глаза. Видение не исчезло, только синева слегка сдвинулась и теперь оно было окрашено наполовину, а за ним чётко виднелись стены, полка с рукописями, чудом сохранившееся зеркало и другие атрибуты нашего аскетичного жилища. Я понимал, что это была иллюзия, возникшая в моём мозгу, но мне было интересно сознательно ли она была сформирована Силой, или это был побочный эффект её влияния на меня. Впоследствии я ещё несколько раз видел этот цветок на грани засыпания или проснувшись среди ночи, но ни разу не смог вызвать его сам.

Произошедшее ещё раз показало мне насколько внимательным надо быть к подсказкам окружающих, какими бы фантастическими они не казались. Позднее, когда я лучше изучил природу Силы, я понял, что она очень древняя, намного древнее даже самой нашей Планеты, и всегда, так или иначе, испытывает своих носителей, подчиняя себе жадных, эгоистичных и слабовольных, подпитывая самые отвратительные стороны их характера и при этом сама окрашиваясь негативными вихрями их потоков, побуждая соответствующие устремления новых носителей.

Я постепенно осваивал профессию Садовника, вникая в её нюансы и проникаясь её необходимостью. Меня всегда удивлял странный парадокс – сам мир, способствуя интенсивному развитию, нуждающемуся в территориях и ресурсах, нёс угрозу войны, а смерть – увеличение рождаемости детей. Мне было непонятно: почему за массовой гибелью представителей какого-либо вида в природе, следовала вспышка размножения.

А теперь я сам способствовал этим процессам, возвращая энергию во внутривидовые котлы. Это было необходимо для предотвращения крупных природных катаклизмов, вызываемых неконтролируемой энергией рассеяния, высвобождающейся при любой массовой гибели, от людей и до скальных массивов, а также для сохранения хиреющих видов.

Эжен оказался чудесным помощником, решая многие, обращённые ко мне, вопросы и переправляя на меня только действительно важные, а затем скрупулёзно разбирая со мной предпринятые им действия и новую информацию.