Конан задержался, чтобы полюбоваться на человека, жонглирующего огнем. Шесть горящих факелов взмывали в воздух, медленно вычерчивая огненные дуги над бритой головой жонглера. Зрители все время сменялись. Лишь за то время, пока Конан смотрел на это зрелище, подошли еще трое человек, а двое ушли прочь. Как и всегда, в этот вечер вокруг было полно иных, куда более интересных развлечений. Достав из кошелька медяк, Конан швырнул его в шапку, лежавшую на земле перед жонглером. Кроме его монеты там лежало всего два медяка... Киммериец был очень удивлен, когда в знак благодарности акробат вдруг обернулся к нему и, продолжая показывать свои трюки, поклонился неожиданному дарителю. Затем он стал подпрыгивать, высоко вскидывая ноги, и огненные жезлы закрутились вокруг ступней.

Ордо потянул Конана за руку, уводя того дальше по улице.

– И всего за какой-то медяк, – с отвращением пробормотал одноглазый. – Бывали времена, когда нужно было заплатить серебряную монету, чтобы увидеть такие трюки. А может, и больше.

– Этот город безумен, – подтвердил Конан. – Никогда не видел столько нищих по эту сторону от моря Вилайет. Бедные стали еще беднее и многочисленнее, чем в других городах. Разносчики снеди заряжают такие цены, от которых подавился бы вином даже бывалый торговец в Султанапуре, но при этом все время жалуются на безденежье. Кувшин вина стоит половину серебряной монеты, но жонглер показывает свои лучшие трюки за какой-то медяк. Я не встретил здесь ни единого человека, который бы всерьез задумывался о завтрашнем дне. Что происходит?

– Ты за кого меня принимаешь, киммериец? За ученого? За жреца? Поговаривают, что на троне лежит проклятье... что самого Гариана прокляли боги.

Конан невольно сделал знак, отвращающий зло. С проклятиями шутить не стоило. Этот его жест заметили несколько прохожих, поспешивших отступить подальше от рослого киммерийца. Они видели достаточно зла в своей жизни и не хотели, чтобы чужие невзгоды затронули их.

– А проклятье настоящее? – немного помолчав, полюбопытствовал северянин. – Я хочу сказать... что говорят жрецы и звездочеты? Они с этим согласны?

– Ничего такого не слышал, – признал Ордо. – Но об этом болтают на каждом углу. Известно всем и каждому...

– Яйца Ханумана! – хмыкнул Конан. – Ты не хуже моего знаешь, как часто то, что известно всем и каждому, оказывается ложью. Есть ли доказательства, что речь и впрямь идет о проклятье?

– Еще бы, киммериец! – подтвердил Ордо и, чтобы подчеркнуть свои слова, погрозил в пустоту пальцем. – В тот самый день, когда Гариан взошел на Трон Дракона, – в тот самый день, обрати внимание, – чудовище вырвалось на улицы Бельверуса и убило больше двух десятков прохожих. Монстр был похож на человека, как если бы его слепили из глины, а потом эта глина наполовину растаяла. Самое удивительное, что многие говорят, будто это существо было похоже на самого Гариана...

– Человек из глины, – негромко повторил Конан, вспоминая пророчество слепого старика.

– Да забудь ты об этом слепом глупце, – посоветовал Ордо. – К тому же монстр мертв. Впрочем, эти трусливые городские стражники тут ни при чем. Перепуганная старуха случайно опрокинула на него масляную лампу. Горящее масло облило его с головы до ног. Сгорел, не оставив после себя даже пепла... Стражники собрались арестовать старуху, чтобы ее как следует «расспросить», так они сказали... Но тут уж соседи воспротивились, прогнали их, забросав ночными горшками.

– Пойдем со мной, – сказал Конан, сворачивая на узкую улочку.

Ордо задержался.

– Ты отдаешь себе отчет, что мы направляемся прямиком в Адские Врата?

– За нами следят, – ответил на это Конан. – От самого «Зарезанного быка»... Я хочу понять, кто они такие. Сюда.

Улица сузилась еще больше, и когда они вновь свернули, то сюда больше не доносился смех и яркие огни улицы Вздохов. Здесь еще сильнее пахло мочой и отбросами. Булыжной мостовой не было и в помине. Самыми громкими звуками был скрип подошв по гравию и шум их собственного дыхания. Они двигались в полной темноте, лишь местами пронизанной озерцами света, падавшего из окон, расположенных достаточно высоко, чтобы обитатели дома чувствовали себя в безопасности.

– Говори, – велел Конан своему спутнику. – О чем хочешь. Что представляет из себя король Гариан?

– Нет, ну ты подумай: он велит мне говорить!.. – пробормотал Ордо. – Упаси нас Бел... – Он тяжело вздохнул. – Он король, что тут еще скажешь? Я не веду дел с королями. Да и ты тоже, насколько мне помнится.

– Это верно, но все равно говори о чем-нибудь. Мы слишком много выпили и потеряли остатки здравого смысла, так что болтаем без умолку и идем посреди ночи прямо к Адским Вратам... – Он высвободил из ножен двуручный меч. Где-то высоко над головой из окна мелькнул проблеск света, и глаза Конана сверкнули во мраке, словно у ночного хищника. Хищника, который вышел на охоту...

Ордо на что-то наступил в темноте, и послышались хлюпающие звуки.

– Клянусь нутром Вары! Ладно, будь по-твоему. Гариан... Ну, по крайней мере, он разделался с колдунами. Короли мне все же больше по нраву, чем некроманты.

– А как он этого добился? – поинтересовался Конан, который куда больше прислушивался к звукам, раздававшимся сзади, чем к ответу своего спутника. Показалось ли ему, или он и впрямь слышал скрип шагов по гравию?

– Ну, три дня спустя после того, как он взошел на трон, то приказал казнить всех колдунов, которые были еще при дворе. Гетений, его отец, держал во дворце несколько дюжин магов. Гариан никого не предупредил о своих планах. Несколько человек успели сбежать под тем или иным предлогом, но все остальные... Гариан отдал приказ Золотым Леопардам в три часа пополуночи. К рассвету всех колдунов во дворце вытащили из постелей и обезглавили. При этом Гариан заявил, что истинные маги должны были заранее проведать о его намерениях и успели сбежать, а значит, заслуживают того, чтобы сохранить нажитое богатство. Остальные, раз уж ни о чем не догадались, – обычные шарлатаны и нахлебники. Все их имущество раздали бедным, даже в Адских Вратах. Но это было последнее, что он сделал хорошего.

– Забавно, – рассеянно отозвался Конан. В темноте его острый взор вычленял то одну подозрительную тень, то другую. Впереди виднелся какой-то перекресток. А за спиной? Да, там и впрямь раздавалось рассерженное бормотание человека, наступившего в ту же зловонную кучу, в которую перед ним вляпался Ордо. – Рассказывай дальше, – велел он. Клинок с негромким шелестом вышел из кожаных ножен.

Заметив это, одноглазый недоуменно поднял бровь, но также поспешил обнажить меч. Теперь оба они шли вперед, готовые к бою.

– Теперь что касается проклятья... – небрежным тоном продолжал Ордо. – Гетений заболел спустя две недели после того, как поля засеяли пшеницей, и едва это случилось, как прекратились дожди. Ливни шли в Офире, в Аквилонии, но только не в Немедии. Чем больше хворал Гетений и чем ближе к трону подходил Гариан, тем хуже становилась засуха. В тот день, когда он занял престол, земля стала сухой, как толченая кость. Конечно, никакого урожая в тот год собрать не смогли. Скажешь, это не проклятье?

Они дошли до перекрестка. Конан отступил в тень, жестом указывая Ордо продолжать двигаться вперед. Одноглазый громила повиновался, по-прежнему медленно роняя слова:

– Раз урожая не собрали, то Гариану пришлось закупать зерно в Аквилонии и поднимать налоги, чтобы за него расплатиться. Но разбойники на границе стали жечь телеги с зерном, и он вновь поднял налоги, чтобы нанять охранников и купить еще зерна. А эти безумцы на границе опять его сожгли. Однако высокие налоги облегчают жизнь контрабандистам. Хотя что касается меня, то я бы предпочел, чтобы он...

Конан ждал, внимательно прислушиваясь. Он даже подумал было достать убийственный клинок безумца, но ему по-прежнему казалось, что он ощущает зло, исходящее от этого меча, – даже сквозь плащ. Так что лучше не трогать его и просто положить к стене за спиной...