Выставив клинок, Конан отбросил от себя это странное оружие. Стражники вновь выпустили залп стрел. Пронзенный насквозь, безумец покачнулся. На краткий миг на лице его появилось выражение неописуемого ужаса. Мертвый, он рухнул на камни. Медленно, держа оружие наготове, солдаты сгрудились вокруг трупа.

С раздосадованным ворчанием киммериец вложил в ножны свой меч. Настоящий позор: ему так и не удалось обагрить кровью свой клинок, зато сам он был ранен, пусть и не серьезно, и куда больше страдал не от этих порезов, а от уязвленной гордости. Единственное, что ему удалось сделать чисто – это отразить брошенный в него меч, но с таким ударом справилась бы и девчонка лет десяти.

Один из стражников, ухватив мертвеца за плечо, перевернул его на спину, сломав при этом с полдюжины стрел, треснувших на камнях мостовой.

– Полегче, Тулио, – проворчал другой. – А то смотри, как бы стоимость этих стрел не вычли у нас из жалованья. Зачем...

– Клянусь черным троном Эрлика! – выдохнул Тулио. – Это же лорд Мелий!

Солдаты в кольчугах отступили, оставив Тулио наедине с мертвецом. Никому не хотелось оказаться слишком близко от убитого вельможи, в особенности если он принял смерть от их руки, – и неважно, какие преступления он совершил перед этим. Королевское правосудие порой вытворяло самые удивительные кульбиты в том, что касалось аристократов.

Седеющий сержант, у которого из-под шлема был виден багровый шрам, пересекавший широкую переносицу, с досадой плюнул на мостовую рядом с трупом.

– Ну, тут уж ничего не попишешь. Тулио!.. – Стражник сообразил внезапно, что один остался рядом с телом и дернулся, бросая испуганные взгляды по сторонам.

– Набрось свой плащ на этого... благородного вельможу, – продолжил сержант. – Да поживее.

Тулио неохотно повиновался. Сержант подозвал остальных.

– Овидий, Крато, Джокор, Насор, берите его за руки и за ноги. Шевелитесь! Или хотите проторчать здесь, пока его не сожрут мухи?

Четверо стражников вышли вперед и с ворчанием подняли тело. Сержант устремился прочь по улице, а его подчиненные заторопились следом. Никто из них не удостоил Конана даже взглядом.

– Ты, похоже, стареешь, киммериец, – вдруг окрикнул его грубоватый голос.

Конан обернулся рывком, но резкий ответ замер у него на устах, когда он узнал бородатого мужчину, стоявшего в дверях соседней лавки.

– И все равно я быстрее тебя, Ордо, старый разбойник.

Бородач был почти так же высок, как Конан, и даже шире в плечах. Полоска грубой кожи скрывала левый глаз, а из-под нее через всю щеку тянулся шрам, из-за которого угол рта кривился в постоянной усмешке. Впрочем, сейчас Ордо и впрямь ухмылялся во весь рот. В ушах бородача красовалось по увесистому золотому кольцу, но возможных воришек, соблазненных этим богатством, несомненно, отвадили бы видавшие виды меч и кинжал, красовавшиеся на поясе бородача.

– Может, оно и так, Конан, – подтвердил он. – Но зачем ты вообще явился в Немедию... если не считать уроков фехтования у уличных безумцев? Когда мы виделись в последний раз, ты собирался в Аграпур, чтобы наняться в армию короля Илдиза...

Ордо был его другом, но, впрочем, подружились они далеко не сразу. При первой их встрече одноглазый вместе со своими бандитами захватил Конана в плен на равнинах Заморы и привязал на земле к кольям, по приказу Карелы, рыжеволосой предводительницы разбойников, известной также под прозвищем Рыжий Ястреб. Затем вместе они направились в Кезанкийские горы за сокровищами, похищенными колдуном Аманаром. Там им не удалось взять никакой добычи, и искатели приключений едва унесли ноги.

Еще дважды пересекались их жизненные пути, – всякий раз в погоне за золотом, – но добыча оказывалась столь незначительной, что ее хватало лишь на то, чтобы разок выпить как следует в ближайшем кабаке. Интересно, что ждет нас на сей раз, подумал Конан с усмешкой.

– Я там и служил, – отозвался киммериец, – но уже через год уехал из Турана.

– Держу пари, опять неприятности с какой-нибудь девчонкой, – хмыкнул Ордо. – Уж я тебя знаю...

Конан пожал массивными плечами. У него всегда были неприятности из-за девчонок, – так уж складывалась судьба. Но с другой стороны, кто из мужчин может похвалиться обратным?

– А какая женщина выгнала тебя из Султанапура, Ордо? Когда мы расстались в последний раз, ты сидел в собственной таверне с пухленькой женой-туранкой и клялся, что никогда больше не пойдешь в контрабандисты, не украдешь даже медной монеты и не выйдешь за стены Султанапура, пока тебя не понесут на погребальный костер.

– Это все Карела. – Одноглазый понизил голос, выдавая смущение, и растрепал свою густую бороду. – Я никак не мог успокоиться, пока не узнаю, что с ней все в порядке, а жена постоянно ругалась со мной из-за этого. Говорила, что я выставляю себя на посмешище. Говорила, что люди болтают и издеваются у меня за спиной и называют сумасшедшим. Говорила, что напрасно вышла замуж за человека, у которого мозгов не больше, чем у барана... Так она говорила до тех пор, пока мне это все не надоело. Я распрощался с ней и ушел, не оглядываясь.

– И по-прежнему ищешь Карелу?

– Она жива. Я в этом уверен. – С волнением он ухватил Конана за руку. – Я не слышал никаких слухов о ней, но уверен, что почувствовал бы, если бы она умерла. А ты ничего не знаешь? Совсем ничего?

В голосе Ордо звучало неподдельное волнение. Конан точно знал, что Рыжий Ястреб тогда и впрямь осталась жива, но если он скажет об этом Ордо, то придется признать, как именно прошла их последняя встреча, – когда Карелу, обнаженную, закованную в цепи, вели в веренице рабов на торги. Конечно, он мог бы объяснить, что у него самого в кармане звенело всего несколько медяков, – сотая доля той цены, которую дали бы в Туране за пышногрудую рабыню с зелеными глазами. Он мог бы припомнить и о той клятве, которую заставила его дать Карела: что он никогда больше не шевельнет и пальцем, чтобы ее защитить. Карела гордячка... по крайней мере, была такой... Если Ордо до сих пор ничего о ней не слышал, то, должно быть, сломленная побоями, теперь она ублажает пением и танцами своего нового хозяина... Но рассказать об этом Ордо?.. Нет, чего доброго, этого человек, всегда называвший себя верным псом Карелы, может и не пережить такого удара...

– В последний раз я видел ее в Кезанкийских горах, – признал Конан. По крайней мере, это было чистой правдой. – И я не сомневаюсь, что она выбралась оттуда живой. Никаким горцам не совладать с Карелой, когда у нее в руках меч.

Ордо с тяжелым вздохом кивнул.

Понемногу люди стали выбираться на улицу. Они с ужасом смотрели на трупы, все еще лежавшие там, где их настигла гибель. Здесь и там плачущие женщины бросались к мертвецам, отыскивая среди них родных и близких... Оглядевшись по сторонам, Конан обнаружил меч, брошенный безумцем. Клинок лежал перед настежь распахнутой лавкой, где повсюду были разбросаны рулоны разноцветных тканей. Хозяина нигде не было видно. Возможно, он лежал сейчас среди мертвецов, а может, стоял среди тех, кто глазел на трупы. Подняв меч, киммериец стер запекшуюся кровь со змеевидного лезвия, вытерев его об отрез желтого шелка.

Он взвесил меч на руке, пробуя его баланс. Никогда в жизни он не видел такой красивой серебряной крестовины, витой, словно кружево... Кроме того, по всей длине клинка виднелись какие-то надписи, которых киммериец не мог разобрать. Несомненно, это оружие было изготовлено настоящим мастером. Когда человек держал его, оно казалось естественным продолжением руки. Более того – продолжением его мыслей. Но тем не менее...

Скольких людей только что убил этот меч! Мужчины, женщины, дети... Их убивали в лицо и в спину, наобум, во время бегства. Безумец прикончил всех, до кого сумел дотянуться. Раненые расползались прочь, но он настигал их, рубил и колол... Эта картина стояла у Конана перед глазами. Он почти ощущал запах их предсмертного пота и запах крови...

Конан сплюнул, не скрывая отвращения. Конечно, это всего лишь меч. Сталь не знает вины, однако киммерийцу вовсе не хотелось брать это оружие себе. Нет, он не сделает этого. С другой стороны, едва ли стоит и бросать его посреди улицы. Наверняка, стоит такой клинок недешево. Возможно, за него удастся выручить пару серебряных монет...