– Купить тебе кофе? – спросил Тим, отталкиваясь от стены и подходя к ней.

– Я люблю капучино.

Эллисон продолжила идти.

Тим начал идти рядом с ней.

– Ладно. Я куплю тебе его.

– Нет, спасибо.

– Можно проводить тебя до следующего занятия?

Эллисон держала голову высоко.

– Я собираюсь домой.

– Тогда я провожу тебя домой.

Эллисон выдавила улыбку.

– Можешь проводить меня до моей машины. Окончательное предложение.

– Звучит хорошо. – Тим обдумывал вопросы в своей голове всю неделю, пытаясь решить, который самый важный. Маленькие подробности интересовали его больше всего. Как Бен сейчас выглядел? Он по-прежнему оставался ужасным водителем? Он по-прежнему чесал нос, когда очень сильно сосредотачивался? – Он когда-нибудь упоминал обо мне?

Эллисон вздохнула.

– Некоторое время он только о тебе и говорил. Конечно, это было давным-давно. Сколько уже прошло?

– Был девяносто седьмой, когда всё развалилось. Боже, этим летом будет три года.

Даже Эллисон выглядела удивлённой.

– Время летит, да?

– Да уж. По-моему, иногда слишком быстро. – Как, например, сейчас. Они дошли до двери и вышли на парковку. Он молился, чтобы машина Эллисон была припаркована подальше. – Так ты говорила, Бен иногда приезжает в гости?

– Нет.

– Нет?

– Я имею в виду, нет, я не скажу тебе когда, чтобы ты мог его увидеть. – Эллисон бросила на него взгляд. – Он любил тебя, Тим. Я хочу сказать, очень-очень любил. Ему потребовалось много времени, чтобы полностью тебя забыть, но он забыл. Если он увидит тебя снова, это только откроет старые раны, и я не стану помогать тебе причинять ему такую боль.

– Я не хочу причинить ему боль!

Эллисон пожала плечами.

– Как бы то ни было, будет именно так.

Она остановилась возле машины, которая выглядела намного лучше, чем ржавое корыто, которое она водила в старшей школе.

– Я тебе не нравлюсь, да?

Эллисон посмотрела на него.

– Знаешь, в чём отстой? Нравился. Поначалу мне потребовалось некоторое время. Я была уверена, что ты точно такой же, как другие парни, с которыми связывался Бен. Они веселились и бросали его, как только он подбирался слишком близко, или когда они заводили девушек. Но после всего, через что вы прошли вместе, я, наконец, приняла, что это будет иначе.

– Так и было, – сказал Тим.

Она кивнула.

– Это верно, потому что ты не был похотливым натуралом, которому хотелось поэкспериментировать. Ты гей, что значит, что ты мог бы дать Бену то, в чём он нуждался. Потом ты испугался, и Бог знает что ещё, и выбросил всё на помойку. Но до этого ты вполне мне нравился.

– Я облажался, – признался Тим.

– Да, и я честно больше на тебя не в обиде. Бен замечательный парень, и я уверена, что если потерять кого-то похожего на него, то будет довольно-таки больно. Вы оба заплатили за то, что произошло, и мне жаль, потому что у любви не должно быть цены. – Эллисон открыла дверь машины. – Чем старше я становлюсь, тем больше осознаю, что цена есть всегда.

Тим отступил назад, наблюдая за ней через окно. Эллисон бросила ему сочувствующую улыбку, прежде чем завела двигатель и уехала прочь.

Некоторые призраки преследуют тебя всю жизнь. Лучшее, что ты можешь сделать – это освободить место на диване и привыкнуть жить с ними.

Вот, что сказал Эрик, прежде чем Тим отправился обратно в Вудлендс. Вот они, весенние каникулы, когда большинство членов братства стекались на пляжи за выпивкой и тёлочками. А Тим? Он был на знакомой улице в сонном пригороде, стоял напротив здания, которое когда-то казалось домом. Не всё здание. Только одна комната на втором этаже. Тиму не хотелось ничего больше, кроме как постучать в дверь, погладить по голове Уилфорда, когда Бен откроет дверь, и подняться по лестнице в их особое место.

В его голове Бену по-прежнему было семнадцать, его тощие ноги были обнажены до колена, потому что, конечно же, стояло лето. Когда бы Тим ни представлял Бена, это всегда было лето. Он задумался, узнали бы его вообще, если бы по какой-то превратности судьбы он постучал в дверь, и открыл бы Бен. Может быть, Бен изменился со времён старшей школы, наконец поймав скачок роста и приобретя черты мужчины. Будет ли он по-прежнему впечатлён чем-то таким простым, как мышцы Тима, и будет ли восхищаться тем, что тот умеет рисовать?

Вспомнив, почему он вернулся в Вудлендс, Тим вздохнул и пошёл вниз по улице к своей машине. Затем он проехал несколько кварталов к дому родителей. Здесь у него тоже были воспоминания, так много тайных ночей в его спальне, но Тим уже омрачил их в выпускной год, разорвав на части и борясь с ними до истощения. Воспоминания в доме Бена – они были неприкосновенными, по-прежнему чистыми в его разуме.

– Гордито!

Рука Тима соскользнула с ручки, когда дверь открыла его мать. Улыбаясь, она притянула его в объятия.

– Мам! Я не знал, что ты будешь здесь.

– Конечно, – сказала она, зазывая его войти. – Ты звонил, чтобы сказать, что приедешь.

Только для того, чтобы дать им знать. Он не ожидал, что они будут его ждать.

– Папа здесь?

– Нет, ему пришлось уйти на работу, но я взяла выходной. Дай мне на тебя посмотреть!

Тим грелся в её внимании. Она отвела его на кухню, где начала разогревать остатки плова на закуску, обещая сводить его куда-нибудь поесть настоящей еды.

– Потом, я подумала, мы могли бы сходить по магазинам, – сказала она. – Тебе бы пригодилась новая одежда. Посмотри, какой ты большой!

Она так заявила это, будто он по-прежнему с каждым днём становился на несколько сантиметров выше. Тим всё равно улыбнулся. Он не ожидал такого приветствия. Явно нет.

– Ты ешь, а я закончу собираться.

Его мать уже выглядела потрясающе, но Тиму нравилось, что она наряжалась ради него. Если бы только каждый день мог быть таким. Он доел остатки еды, затем поставил тарелку в раковину и пошёл наверх в свою старую комнату. Мало что изменилось, кроме беспорядка. Он не брал много вещей, когда уезжал в Остин. Прежде чем отправиться в колледж, Тим перевёз сюда всё из своей мастерской, зная, что отец захочет забрать помещение обратно. Его картины – а он нарисовал их много в тот последний год – были повсюду, все расставленные так, чтобы переда не было видно.

Он пролистал их, хмурясь на те, которые считал позорными, и отложил в сторону несколько, которые нравились ему достаточно, чтобы показать Эрику. К нему вернулся знакомый зуд, когда он коснулся холста, вдохнул запах давно засохшей краски. Как он пережил прошедшие полтора года без этого? Но опять же, рисование в доме братства казалось невозможным, даже если бы у него хватило смелости попросить место для мастерской, так что Тим отмахнулся от этой мысли и отнёс в машину картины, которые ему ещё нравились.

Когда он вернулся в дом, мать была готова. Забавно, как просто родители возвращались к старым ролям. Тиму с таким же успехом могло быть снова двенадцать. Его мать села за руль, затем решила, где они поедят, а куда пойдут на шоппинг. Она даже пыталась выбрать ему одежду. К счастью, её вкус не слишком сильно отличался от его собственного, поэтому Тиму не пришлось через себя переступать. Вторую половину дня они ходили по торговому центру, оба не желая заканчивать шоппинг, хотя уже купили всё, что хотели.

– Тебе нужен одеколон? – спросила его мама.

– У меня в Остине четыре флакона.

– Может быть, ты используешь недостаточно, – сказала его мать. – Женщинам нравятся мужчины, от которых хорошо пахнет.

Он думал о том, чтобы рассказать ей, прямо здесь и сейчас. Что ему терять? Она поплачет, но, в конце концов, преодолеет это, он надеялся. Если нет – что ж, он будет скучать по таким дням, но они были немногочисленными и нечастыми.

– Когда я стану бабушкой? – спросила Элла.

Тим рассмеялся, по большей части потому, что его родители никогда не были готовы к детям. Но затем он предположил, что внуки могли подойти им больше. Забирать детей, когда нужно, и отправлять их домой, когда устанешь от них. У него рухнул желудок. Конечно, ей будет грустно из-за того, что эта возможность улетела в трубу. По-прежнему оставался вариант усыновления, но он не станет делать этого без партнёра. Если уж на то пошло, зачем ему признаваться, когда у него никого не было? Что это даст?