– Наверное, пора ехать домой, – сказал Тим. – Я хочу вернуться в Остин, пока не стемнело.

– Ты не остаёшься?

Он покачал головой. Не будет смысла, как только отец вернётся домой, внимание его матери вернётся к мужу. Везучий ублюдок! Тиму хотелось бы иметь в жизни такого человека, кого-то, на кого он мог положиться. Кого-то, кто заставлял бы его чувствовать себя любимым.

Затем Тим понял, что такой человек уже существует.

– Дело не в том, что это тебе даст, – сказал Эрик. Он сидел за обеденным столом, на деревянной поверхности которого были разложены груды писем и счетов. В доме был кабинет, но всегда казалось, что Эрику удобнее в окружении, подходящем для еды. – И каминг-аут не касается удобства. Ты делаешь это для того, чтобы другие могли тебя любить.

– Забавно, – произнёс Тим, – я не делаю этого, чтобы другие продолжали любить меня.

Он начинал жалеть, что рассказал Эрику о своём дне с матерью. Тим сел напротив Эрика, откинувшись назад на деревянном столовом стуле, пока наблюдал за его работой. На Эрике были полукруглые очки, из-за которых он выглядел одновременно глупо и мило.

– Они не любят тебя, – сказал Эрик, наполовину отвлёкшись на выписывание чека.

– Вау. Спасибо.

Когда Эрик понял, что сказал, он выглядел удивлённым и отодвинул свою чековую книжку.

– Я имею в виду, что они не могут любить тебя. Не полностью, потому что они не знают, кто ты на самом деле. Хорошие новости в том, что они любят ту версию тебя, которую знают, а настоящий Тим не сильно от него отличается. Он просто предпочитает парней, вот и всё.

Тим не был убеждён.

– Если это не такая уж большая часть меня, я лучше скрою это от них.

– Потому что если не скроешь, тебя могут не принять.

– Верно.

Эрик покачал головой.

– Это одно из самых больших заблуждений, через которые проходят гомосексуалы. Находясь в шкафу, мы хотим, чтобы все нас принимали, когда по правде люди только принимают ложь. Тебе нравятся женщины?

– Я четвёрка по шкале Кинси или как там, помнишь?

Эрик бросил взгляд поверх своих очков, очень похожий на строгого учителя.

– Ты понимаешь, о чем я. Ты собираешься жениться на девушке, осесть и завести детей, как планирует твой друг Трэвис?

– Нет. Ни единого шанса.

– Но этого все ожидают. То, что они принимают – это не ты. Так как они принимают тебя не по-настоящему, ты не должен переживать о том, что не будешь принят. В этом есть смысл?

– В запутанном смысле, думаю, да. – Тим поразмышлял над этим. – Конечно, прямо сейчас у меня вроде как нейтральный статус, что лучше, чем быть непринятым.

Эрик драматично простонал.

– Теперь я вижу с чем приходилось справляться бедному Бену.

Тим усмехнулся.

– Преимущества тоже были.

– Я могу только представить.

– Эй, – Тим сел так, чтобы все четыре ножки стула стояли на полу, – хочешь увидеть мои картины?

– Ты привёз их с собой? – Эрик оживился. – Конечно!

Тим вышел к машине и вернулся с шестью картинами, которые прошли отбор. Он показал их Эрику, одну за одной, извиняясь за мелочи, которые хотел бы изменить. Эрик его подбадривал, находя по два милых слова на каждую самокритику. Когда «покажи и расскажи» закончилось, Эрик, казалось, задумался.

– Больше всего меня поражает то, – сказал Эрик, – что все картины в разных стилях. Я бы не подумал, что они принадлежат одному художнику, если бы не знал.

– Да, ну, большинство из них было нарисовано в совершенно разные времена моей жизни. Я много экспериментировал, думаю, потому что всегда искал свой собственный стиль. Просто так и не нашёл его.

Эрик стучал ручкой по своей нижней губе, пока думал.

– Ещё не слишком поздно.

– Снова начать рисовать? Я не знаю.

Но Тим знал. Даже с критикой разорвав свою любимую работу, ему хотелось попробовать снова.

– Я найму тебя, чтобы ты нарисовал меня, – с застенчивой улыбкой произнёс Эрик. – Нельзя быть грязным богачом без высокомерного портрета на стене. У Марчелло их три.

– Я не удивлён. – Тим по-новому посмотрел на Эрика, который наклонился вперёд над длинным обеденным столом, загруженный беспорядком из конвертов, купонов и чеков – выглядящий маленьким среди всего этого. Тайное бремя богатства. Из этого получилась бы отличная картина. – Мне придётся вернуться в форму, потренироваться, прежде чем хотя бы пробовать.

– Тренируйся, – сказал Эрик. – Я всегда хотел поиграть в покровителя настоящего художника.

Тим сел напротив него с ещё одной вещью, которую привёз с собой из дома – со своим старым скетч-буком. Он был только наполовину заполнен, так как Тим не особо наслаждался рисованием набросков, но это было хорошим началом. Он нацарапал несколько грубых идей, наслаждаясь тихой работой рядом с Эриком. Так было, пока он не услышал потрясённый вздох.

– Что такое?

Эрик держал в руках журнал, бесплатный, из той же дешёвой макулатуры, что и газеты. С открытым от удивления ртом, Эрик развернул его, чтобы Тим мог увидеть обложку. Сначала он заметил заголовок, напечатанный радужными буквами: «Гей-Остин!». Затем Тим заметил изображение снизу. Там, для обозрения всего мира, была фотография его самого, обнажённого, если не считать пары дизайнерских трусов. На его лице было раздражённое выражение, вызванное тем, что горячий сёрфер засунул язык ему в ухо.

Тим сжимал руль одной рукой, другой пролистывая контакты в телефоне. Где этот ублюдок? Ага! Выделив имя Марчелло, Тим нажал на кнопку вызова и нахмурился от утреннего света. У него болела голова из-за шести банок пива, которые он осушил прошлым вечером, после открытия Эрика. Тим был ноющим придурком, а Эрик оставался святым, слушая список переживаний, таких старых, что даже Тим устал от них.

– Доброе утро, мистер Уаймэн! – пропел ему на ухо Марчелло.

– Иди в задницу! – ответил Тим.

– Для меня было бы честью уступить тебе эту привилегию, но уж слишком во мне много тестостерона. – Марчелло усмехнулся от своей собственной шутки, прежде чем спросить:

– Что случилось?

– Обложка «Гей-Остина»!

– А, я сам только увидел. Хотелось бы мне, чтобы качество печати этих журналов было лучше. Они не отдают фотографии должное.

– Ты не знал об этом наперёд? – спросил Тим, его злость взяла перекур.

– Я имею дело только с продажами для больших клиентов. Маленькие покупают из наших каталогов.

– Ну, кто-нибудь мог предупредить меня об этом, прежде чем моё лицо налепили на обложку журнала для геев!

Марчелло усмехнулся.

– Я думал, ты будешь в восторге.

– Я скрываю свою ориентацию, придурок!

– Оу! – в трубке раздался тихий треск, прежде чем Марчелло снова заговорил. – В чём смысл?

– Чего?

– Скрывать ориентацию.

Тим рыкнул, повесил трубку и бросил телефон на пассажирское сидение. Что за сволочь! «Гей-Остин!» был таким журналом, который бесплатно раздают в книжных магазинах, вместе с другими независимыми изданиями и гидами по недвижимости. Наверняка это только вопрос времени, прежде чем кто-то узнает его.

Он подъехал к дому братства, ожидая, что братья высыпят из входной двери, завывая от смеха. Но когда он зашёл внутрь, всё было нормально. Несколько парней, которые не спали, страдали от такого же похмелья, что и он, так что никто не обращал на него особого внимания.

Прошло два дня, и по-прежнему ничего не произошло. Может быть, он слишком остро отреагировал. Тим тусовался в доме братства больше, чем обычно, ожидая падения бомбы, но, в конце концов, опустил свою защиту. А не должен был. Вернувшись однажды ночью в комнату, он нашёл копию журнала на своей кровати.

– Что это? – спросил он у Рика, но его сосед просто уставился на Тима широко раскрытыми глазами, будто на него в любую секунду нападут со шприцом, полным гомосексуальности. – Это ты сюда положил?