Но вот она ловко обняла Хама, а тот, вместо того чтобы перепрыгнуть клешню, бросился прямо на массу экскаватора…

Последовал удар, Хам налетел на машину, «Ралли» врезался капотом в гусеницу, а Обнорски лбом — в ветровое стекло…

Когда он очнулся, было тихо и неподвижно.

Обнорски хотел застонать, но услышал шаги.

Кто-то ходил вокруг вездехода и даже трогал его. Кто это был, разглядеть через грязное ветровое стекло было невозможно, Обнорски достал лазер и нажал на предохранитель — на этот раз он сработал. Послышались быстрые шаги, кто-то другой подбегал.

— Ну ты даешь! — закричал подбегавший. — Вот это заловил так уж заловил! Целую машину!

— Повезло, — послышался надтреснутый высокий голос совсем рядом, у дверцы. — Так и набита добром, можешь мне поверить!

Обнорски понял, что его не видят, и решил стрелять в любого, кто появится в дверной щели.

— Давай делиться, Жадина! — говорил между тем первый, и Обнорски понял, что они уже стоят прямо против дверцы. — Ты, надеюсь, не забыл, что задолжал мне?

Обнорски нажал на кнопку и почувствовал, как замок дверцы сработал. «Сейчас рывком открою, выскочу и в упор перебью их!» — решил геолог. Он резко толкнул дверцу плечом и… мягко упал под ноги врагам, выронив оружие. Ноги оказались как ватные. «Засиделся, успел подумать он, — сейчас убьют!» Но его внезапное появление оказало неожиданное действие. Один из врагов оказался подростком, он испуганно закричал:

— Ой, живой! — И бросился бежать: А другой, что предлагал делиться добром, остался на месте, открыв рот: — Ты, че-го нас пугаешь? — наконец спросил он с трудом.

— Так, тренируюсь, — ответил Обнорски, невозмутимо встал, отряхиваясь, и убрал лазер. — А вы тут чем занимаетесь?

— Добро собираем!

— Какое добро?

— Бесхозное, утиль, значит.

— А я вам что — утиль?

— Да, кто же знал, что ты живой? Сколько практикую, такого не видывал, тут одни трупы. Эй, Жадина, не бойся, выходи, ты живого заловил! Испугался, бедняга, — доверительно сообщил он, указывая на мальчишку, который выглядывал из-за экскаватора. — Решил, что мертвец ожил! Иди сюда!

Тот промолчал, и на всякий случай спрятался снова.

— Вот чудак! Мертвецов не боялся, а от живого чуть сам не сдох со страху! У тебя курить есть?

Вид у мужичонки был запущенный — на нем была мятая шляпа с рваными полями и грязная нейлоновая куртка. Поэтому Обнорски проигнорировал его просьбу.

— А как мертвецы попадают в перекати-поле? — спросил он.

— Не знаю, не спрашивал. Ха-ха! Какое еще перекати-поле? Их мы называем «орешками», а на самом деле это устойчивые силовые поля шаровой формы.

— Откуда они берутся?

— Образуются сами собой и катят по меридиану, загребая все на своем пути: людей, добро, мусор…

— Куда катят?

— Наверное, к магнитному полюсу, почем я знаю? Но большое железо их притягивает, вот они и собираются к этой фабрике. Удивляюсь я только, как это твой «Ралли» не разбил поле, а сам в него попал?

— Мой вездеход размагничен, чтобы не мешать замерам, — объяснил Обнорски, начиная сам понимать. — Но почему вы не поставите предупреждающие знаки?

— Че-го? По всей пустыне знаки поставить? Кто знает — тот знает! Слышь, Жадюга, — обратился мужичок к подростку, который бочком подбирался к ним, тут товарищ интересуется, откуда берутся мертвяки в «орешках». Не знаешь?

Подросток молча покрутил головой и злобно уставился на Обнорски, словно тот отнял у него законную добычу.

— Да, не повезло тебе, Жадюга! В кои-то веки заловил начинку, а она кусается! Л мертвяки прибывают к нам в разной степени свежести. Ха-ха! Есть голенькие, а бывают разодетые. Словом, вышел из Хотеля помочиться, а его зацепило и понесло. А как — не знаю, не у кого было спросить, ты первый из «ореха» живым вылазишь. И не нужно мне твоего курева, у меня у самого есть, — с этими словами мужичонка достал из драного кармана роскошную сигару и прикурил от золотой зажигалки.

Обнорски был поражен: — Так вы — мародеры, — сказал и испугался, что они обидятся.

— Че-го? — жулики переглянулись. — Ну и что? Что ты хотел этим сказать?

— Так, ничего. А почему вы гоняетесь за шарами на экскаваторе, а не ждете их у фабрики?

— Че-го? А ты посмотри туда, — Обнорски вгляделся и различил у подножий стальных колонн пеструю суету. Он понял, что это множество людей, то убегающих от шаров, то бегущих за ними, и ощутил тошноту.

— Мы свободные художники! Верно, Жадюга? Бьем «орехи» на выбор, удар ковша — и распадается любое поле…

— Но люди…

— Что люди? Нет людей! А трупы закапываем, как положено. Копнул раз, потом присыпал… Не пойму, чем ты недоволен.

— Если не понимаешь, значит мне с тобой толковать не о чем. Перестрелять бы вас, — 0бнорски показал им лазер, — пожиратели падали, — сел в машину и завел мотор.

На обратной дороге он держался от «орешков» подальше.

И вот наконец он у цели путешествия, на берегу реки, по одному берегу которой пустыня, а по другому — селения севелов. Через бинокль он отчетливо видел полуразрушенный от древности город, ветхие старые дома и хижины, построенные из подручного материала.

На улицах никакого движения не было, видимо, из-за жары.

За городом редкими скалами начинались горы, но сплошной стеной они стояли где-то далеко. Мост через реку был разрушен, да и сама река представляла собой болотистую захламленную пойму с крутыми островами. Двигаться по ней на «Ралли» было неудобно. К счастью, Обнорски заметил протянутый через реку канат, а потом и сам паром, который притулился в кустах возле островка.

Обнорски подвел вездеход к урезу воды, к одинокому столбу, и просигналил. На пароме, казалось, пустом, зашевелилось что-то живое, и вскоре заскрипела лебедка, натянулся канат.

Потом Обнорски разглядел паромщика, вертевшего ручку лебедки, и сам паром, который состоял из нескольких бочек, накрытых досками.

— Эй, а машину он выдержит? — крикнул Обнорски еще до того, как паром уткнулся в берег.

Паромщик равнодушно посмотрел на него и отвернулся, он был одет в белую хламиду до пят и, казалось, врос в паром, совершенно не двигался.

Геолог был озадачен, затем вспомнил ритуальное приветствие, которому его учил Алов: — Холодной воды тебе на голову и вкусной жратвы в брюхо! Тот же эффект, — паромщик разглядывал трос, словно впервые его видел. Обнорски выругался и стал заводить «Ралли» на паром. Заскрипела лебедка, они двинулись. Обнорски решил замять свою неловкость, он спросил: — А как зовут тебя, приятель?

— Харон!

— Что? — У геолога челюсть заходила от страха. — Ты назвал себя Хароном?

— Нет, это ты меня так назвал. Я почувствовал, что это будет тебе приятно — именовать меня Хароном, вот я тебе это и сообщил.

— Хорошенькое дело! Ты хоть знаешь, кто это был? Что же, у вас имен собственных нет?

— Постоянных нет. Каждый раз мы именуем друг друга по-разному. Все меняется, мы меняемся, имена меняются.

— Ах да, новый язык. А как вы друг друга узнаёте?

— Нам не нужно узнавать, мы знаем друг друга от рождения.

— Осторожней, не зацепи за корягу! A вообще надежный этот паром?

— Надежный. Он может перевернуться, но никогда не утонет!

— Что? Так он переворачивается?

— Шутка. Не бойся, лишнее с парома упадет, нужное останется.

— Тоже шутка?

— Нет, философия. Откуда ты знаешь, что тебе нужно на самом деле?

— А самоопрокидывающийся паром знает?

— Судьба твоя знает! — паромщик обернулся и оскалил гнилые зубы в улыбке, а глаза его закрывали… белые лишаи! «Слепой! Господи, мне попался слепой паромщик! Как же мы доедем?» — Не бойся, мы же по канату, туда-сюда. Не промахнемся!

— А я и не боюсь! — вяло заметил Обнорски. — Стой, а с кем это я говорю? — он наконец заметил, что паромщик отвечает, не разжимая губ.

— Ты говоришь сам с собой, — отвечал тот как можно более дружелюбно, улыбаясь. — Меня зовут Твоя Судьба…

— Что?! Ах да, шутка. Вернее, этот ваш обычай называться по-разному… — Обнорски чувствовал себя скверно после этого пятиминутного разговора. «Хорошенькое дело! Что же меня дальше здесь ждет?» Ни слова не говоря, он поплелся к вездеходу, решив остаток пути проделать, крепко держась за руль, в «Ралли» с работающим двигателем.