Я тоже решила начать читать Джунипер. На своей электронной книге я открыла первую главу «Винни Пуха». Я прочитала ей о том, как Винни, ухватившись за синий воздушный шар, летел все выше и выше, приближаясь к меду на дереве. Он убедил себя в том, что выглядел как туча, и думал, что пчелы никогда его не заметят и не ужалят. Он был в этом уверен, пока Кристофер Робин не сказал, что он похож не на тучу, а на медведя, который летит на воздушном шаре.
На следующий день к нам пришла новая медсестра Барбара, которая явно не привыкла подслащивать пилюлю родителям.
У Джунипер снова отказывали легкие… Ей вводили стероиды для укрепления легких, но они могли замедлять мозговое развитие. Барбара сказала, что их назначают лишь тем младенцам, кто без них умрет. Какое-то время Джунипер числилась в их списке.
Я смотрела на медсестру и пыталась интерпретировать ее слова. Мой ребенок будет умственно отсталым? Или у него будет слишком маленькая голова? Была ли я благодарна ей за откровенность или хотела ударить ее по губам?
Барбара продолжала. Она считала, что легкие Джунипер отказывают. «Жутко, что с ней это случилось так рано, — сказала она. — Ой, дети с такими проблемами меня пугают».
Трейси могла бы сказать, действительно ли все было так страшно, но в тот день у нее был выходной.
Навестить нас пришел Майк. Мы с Майком наблюдали за тем, как специалист по дыханию готовится взять у Джунипер кровь на анализ.
«Следи за показателями, пока она это делает», — сказала я Майку.
Специалист по дыханию проколола стопу нашей дочери. При этом показатель содержания кислорода в крови упал до семидесяти с небольшим, а пульс стал меньше ста. Раздался тревожный сигнал.
«Не знаю, сколько еще я смогу выносить такой стресс», — сказала я. Я снова пряталась. В тот день я оставалась дома практически до четырех, боясь повредить кокон спокойствия, внутри которого я находилась. Бывали ночи, когда я даже не хотела звонить в отделение интенсивной терапии, чтобы узнать о ее самочувствии.
Если все это — наказание за то, что я так сильно хотела этого ребенка, то, может быть, если я не буду приезжать в больницу и звонить, с Джуни ничего плохого не случится? Возможно, я была причиной всех бед.
«Я боюсь открывать глаза», — сказала я Майку.
Он ответил, что мне нужно ненадолго сбежать из больницы. «Я думаю, что здесь очень плохая энергетика», — сказал он.
Он, вероятно, был прав. Но вдруг она умрет, пока я буду ходить по магазинам или сидеть в кафе? Вдруг это наши последние часы вместе? Как я могу их упустить? Как я пойму, что могу ненадолго отлучиться и с ней за это время ничего не произойдет?
— Я просто хотела ребенка, — сказала я. — Это абсолютно обычное и нормальное желание.
— Ты ни в чем не виновата, — ответил он. — Это просто случайность.
Я в это не верила. Никто не должен быть настолько несчастным. Он держал мою руку, и я подумала, доведется ли ему подержать на руках Джунипер. Если да, то она непременно почувствует себя в безопасности.
— Она с нами, — сказал он. — Три недели назад мы и не думали, что ей это удастся.
Да, она была с нами. Она была красива. Она была миражом.
Ведь я не могла взять ее на руки, не могла забрать домой. Мне нужно было время, чтобы понять, реальна ли она.
— Если бы все это было сюжетом книги, — сказала я, — я заглянула бы в ее конец.
— Послушай, — ответил Майк, — ты справишься. У тебя все получается. Каждый день случается что-то ужасное.
— Ты прав, — сказала я, и мы замолчали.
Джунипер не умерла в тот день. На следующий тоже. Еще неделя… Я страшно боялась, что она умрет в День матери, но этого не произошло. Праздничный день наступил и прошел, но он ничем не отличался от других дней, хотя я была практически уверена, что это будет единственный День матери, с которым меня можно было бы поздравить.
Она не умерла, но изменилась до неузнаваемости. Все из-за сильного отека. Ее голова деформировалась, наполнившись жидкостью. Джуни не могла ни двигаться, ни открывать глаза. Ужасное зрелище. Я никому об этом не говорила, но однажды при мне появился на свет мертворожденный щенок, который выглядел как она. Его вид так сильно меня напугал, что я завернула его в салфетку и засунула в пакет.
Теперь мне нужно было каждую минуту искать путь к своей дочери, как бы сильно она ни отдалялась.
Сидя, ссутулившись, на табурете рядом с инкубатором все на тех же нескольких квадратных метрах, которые за последний месяц стали нашей клеткой, я старалась выстроить для Джунипер целый мир. Я говорила с ней обо всем. Я всегда начинала одинаково: «Здравствуй, красавица. Мама рядом. Я так тобой горжусь». Она была на успокоительных и не реагировала. Я все время думала о звуке моего голоса, его ритме и тоне. С Богом я тоже разговаривала, но мысленно. Я просила его подарить Джунипер хотя бы один хороший день. Она прожила больше месяца, но каждый день приносил ей боль. Ее держали на руках только один раз. Я не знала, что именно она ощущала, когда к ней прикасались. Разве можно жить без смысла жить дальше?
В конце концов слова кончились. Я взяла «Винни Пуха» и читала о Буке, Слонопотаме и экспедиции на Северный полюс. Я надеялась, что мой голос способен успокоить ее.
Я понимала, что выбранные нами книги рассказывают о любви, вере, дружбе и преемственности поколений.
«Каждая история — это обещание, — говорил мне Том. — Обещание, что конец стоит того, чтобы его дождаться».
Я читала ей сказку, где речь шла о большой зеленой комнате с телефоном и красным воздушным шаром. Мы придумывали свои концовки каждого дня: «Доброй ночи, доктор Шакил! Доброй ночи, Трейси! Доброй ночи, капельница! Доброй ночи, дыхательный аппарат!»
Мы закончили читать книги «Винни Пух и все-все-все» и «Дом на пуховой опушке». Когда Пятачок прижался к Пуху и взял его лапу, я расплакалась. Я взглянула на своего спящего ребенка и прочла: «Просто хотел убедиться, что ты рядом».
Том: жизни крохотных малышей спасают с конца XIX века
Через шесть дней после операции Джунипер перевезли из открытого помещения в отдельную палату.
Палата 670 была тихой и темной. Теперь сигналы тревоги, издаваемые мониторами, подключенными к другим младенцам, были далеко от нас. Через ряд узких окон в верхней части южной стены практически не попадал солнечный свет. Над инкубатором висела лампа, которая большую часть дня была выключена. Помещение было продумано таким образом, чтобы в нем царил полумрак. До предполагаемой даты родов оставалось еще два с половиной месяца. Чтобы мозг и тело нашей дочери развивались, необходимо было обеспечить ей условия, имитирующие присутствие в матке.
Постоянно находясь в поисках символов и зашифрованных посланий, мы с Келли пытались догадаться, был ли переезд в отдельную палату хорошим знаком или зловещим предзнаменованием. Считали ли врачи, что Джуни больше не требуется наблюдение такого числа медсестер? Или они просто хотели, чтобы она умерла в уединении?
«Вы, ребята, слишком много думаете, — сказала Трейси. — Просто эта палата освободилась».
Никто из команды медиков не в силах был предположить, покинет ли Джунипер когда-нибудь шестой этаж южного крыла. Медсестрам становилось неловко, когда мы затрагивали эту тему. Пустые надежды до добра не доводят.
«Ох уж эти малыши, — однажды сказала старшая медсестра, качая головой и глядя на Джунипер. — Сначала все идет нормально, но…»
Она закончила свою мысль, взмахнув рукой так, будто стряхивала капли воды.
Да, Джуни пережила операцию, проблема так и не была разрешена.
Список того, что могло убить ее, продолжал расти. Врачи не были до конца уверены, был ли ее кишечник поражен некротическим энтероколитом. Кровяное давление малышки продолжало снижаться, врачи увеличивали дозу допамина, но это не помогало. По-прежнему существовала угроза инфекции. Уровень содержания кислорода резко менялся несколько раз в течение суток. Во время обходов доктор Шакил пыталась найти ответы на свои вопросы: «Почему она не усваивает кислород? Проблема в легких? Может, из-за анемии?»
