В зарождении живого существа заключается настоящее чудо.
— Знаешь, — однажды сказал мне Том, — если у тебя будет дочь, то в подростковом возрасте она будет тебя ненавидеть.
— Она не обязана любить меня, — ответила я. — Это я должна любить ее. Вот и все.
Я должна была предоставить ей потрясающего отца. Я должна была подарить ей всю свою любовь и постараться стать для нее примером. Я должна была наградить ее лучшими генами. Она же ничего не была мне должна.
Но кем была женщина, чья клетка могла стать моим будущим ребенком? Анонимных доноров я не рассматривала. Моя дочь захочет получить ответы на свои вопросы, и я должна буду ей их предоставить.
Мы с Томом просматривали сайты с анкетами потенциальных доноров, предоставленными специальными агентствами. Большинство женщин были белыми и не старше двадцати пяти. Может, надеялись накопить на образование? Они писали, что хотят помочь нуждающейся паре в зарождении новой жизни. И да, принимали наличные. Они выкладывали свои фотографии в купальниках и вечерних платьях и фотографии детей. Предоставляли свои медицинские карты, писали, на что у них аллергия. Этой нравилось гулять по пляжу, а у той аллергия на моллюсков и котов. Яйцеклетка этой женщины стоит $5000, а той — $8000, потому что из ее яйцеклеток уже успешно получались дети.
В онлайн-профилях не было ничего, что мне действительно хотелось знать. Было ли у них чувство юмора? Были ли они творческими личностями? Были ли они смелыми? Сильными?
Том не слишком внимательно рассматривал анкеты. Если бы он выбрал донора, то только исходя из единственного критерия — привлекательности. Он позволил мне принять решение.
«Чью яйцеклетку ты бы выбрала, — спросил он меня однажды, — если можно было выбрать любую женщину в мире?»
Том постоянно задавал мне странные, но глубокие вопросы, а потом нервничал из-за того, что я обдумывала ответ на них двадцать минут. Однако в этот раз я ответила моментально: «Дженнифер».
Она была моей тайной любовью. Женой моего друга. Эта великолепная, забавная, остроумная женщина вдохновляла меня. Однако я ее практически не знала, мне лишь несколько раз удавалось перекинуться с ней парой слов. И вряд ли смогла бы попросить кого-либо о такой громадной услуге. Дженнифер была одной из тех женщин, которые, поднявшись утром с постели, уже готовы сниматься в рекламе шампуня. Клянусь, она сияла изнутри. Каждый раз, когда я находилась с ней рядом, я чувствовала себя чудищем.
С ее мужем я была знакома гораздо лучше. Бен был репортером, работавшим на меня в газете, хотя мне сложно было представлять себя в роли его босса. Я всегда старалась помочь ему. Бывало, в полночь я привозила ему буррито, когда он писал до рассвета. Однажды я купила ему билет на самолет, чтобы он мог выбраться с Гаити. Мне всегда казалось, что я научилась у него большему, чем он у меня.
Однажды я пригласила Бена в свой кабинет.
— Смотри, — сказала я, придвинув к нему монитор так, чтобы он мог увидеть потенциальных доноров во всей красе.
— Я ищу маму для малыша.
— Что?! — ответил он.
Прямые волосы, кудрявые, веснушки, скулы, меланома, длинные ноги, депрессия, болезнь Альцгеймера, рак груди, темные ресницы, худые бедра, зеленые глаза, высокий холестерин. Похоже на меню ресторана быстрого питания. Наступит день, когда я объясню своей дочери, почему она получила ожог, а не загорела, почему у нее такая маленькая или большая грудь или почему у нее кариес, несмотря на то что она пользовалась зубной нитью.
— Это странно, да? — сказала я. — Понимаешь, я могла бы даже оказаться в одной комнате со всеми этими людьми.
Бену не было известно о моей любви к его жене и ее спелым драгоценным яйцеклеткам. Я знала, он понимал, о чем я говорю. Он всегда умел чувствовать. Бен создал семью, в которой самым важным было воспитание характера. Трое его детей бегали голыми во дворе, пели, лазали по деревьям, искали жуков и падали с крыши сарая, выступали против социальной несправедливости на митингах, держа в руках приготовленные дома транспаранты. Их научили думать своей головой, не быть равнодушными и брать от жизни все.
У Дженнифер всегда был стакан пива в руке и ребенок на бедре. Она была такой же одаренной, как и ее муж. Ее записи в «Твиттере» походили на извращенную домашнюю поэзию:
Заставила Бэя съесть оливку, сказав ему, что это глазное яблоко. Даже не знаю, как это нас характеризует.
Нужны ли объявления о пропаже котов? Разве это не косвенный способ сообщить, что ваш кот мертв?
Учительница только что сказала мне, что ей нужны шаблоны букв. Я улыбнулась и кивнула. Теперь я напугана, одинока и потеряна. Что мне делать? #родительский_комитет
Несколько недель спустя мы с Дженнифер оказались на заднем сиденье одной машины нью-йоркского такси. Бен получил почетную журналистскую премию, и мы направлялись на праздничный ужин.
Дженнифер выглядела так, словно достала из шкафа и надела первую попавшуюся одежду и провела пальцами по волосам вместо расчески, как вдруг она повернулась ко мне и сказала:
«Можешь взять мою яйцеклетку».
Я чуть не потеряла дар речи. Она, очевидно, не понимала, о чем говорит. Что Бен ей наплел?
«Нам нужно напиться и обсудить это», — ответила я наконец.
Мы приехали в мексиканский ресторан, где репортеры, редакторы и организаторы премии вели светские беседы и поздравляли друг друга. Мы с Дженнифер пили гранатовую «Маргариту» и шептались о стимуляции яйцеклеток, инъекциях прогестерона и о том, что мы будем делать, если малышу больше понравится биологическая мать. Это был самый долгий разговор из всех, что у нас когда-либо состоялся, и продолжался он на протяжении всего обратного пути во Флориду. Затем последовали электронные письма, эсэмэс-сообщения, ужины и визиты к врачу. Если она и колебалась, то виду не подавала. Наши семейные древа все крепче переплетались корнями. Если наш план сработает, мы будем связаны навсегда. Наши дети будут наполовину родными. Братья и сестры по яйцеклетке?
В итоге мы с Беном решили все рассказать Майклу, ведь он был нашим другом, а работа усложняла наши отношения. Я нервничала, и Майк понимал, что разговор предстоит серьезный. Думаю, он подозревал, что у нас с Беном роман.
«Мы с Беном, — неуверенно начала я, — и Том с Дженнифер, — продолжила я, изучая его лицо, — собираемся зачать ребенка. Вместе».
Майк прослезился.
Другим людям это казалось странным, но разве нам было до них дело?
Мне казалось, что это сумасшедшая идея. Однако если в ее основе не лежала любовь, то тогда я, очевидно, не знаю, что означает это слово.
Том: о трудностях морального выбора
Моя жена даже не пыталась скрыть, что влюблена в кого-то другого. Я слышал, как она флиртует по телефону, понимая, что на другом конце провода Дженнифер. Они обменивались сообщениями в послеобеденное время и шептались по телефону ночами. Как и многие другие новоиспеченные влюбленные, они делились тайными качествами своей личности в долгих разговорах, заполняющих расстояние между ними. Положив трубку, Келли, очевидно потерявшая голову от любви, сидела неподвижно, уставившись в одну точку и не обращая на меня внимания. Затем она резко приходила в себя и начинала рассказывать, как Дженнифер умна, ослепительна, весела и великолепна.
«Я имею в виду, что она невероятно эффектна. Ты разве так не считаешь?» — говорила она.
Я знал, что соглашаться с этим слишком эмоционально нельзя, и признавал, что Дженнифер привлекательна, но всегда добавлял, что Келли не менее хороша. Я всегда отмечал, что у них обеих длинные струящиеся волосы, похожее телосложение и что их легко можно принять за сестер.
«Нет, — говорила Келли, отмахиваясь, — Дженнифер совершенно в другой категории привлекательности».
