Я продемонстрировала это Тому, когда он вернулся из Индианы. Долгая дорога вымотала его, и в итоге он заснул, упав подбородком на грудь и уронив бутылочку на колени.
— Том, проснись, — сказала я.
— Что? — ответил он. — Да я кормил младенцев еще до того, как ты родилась.
Я нажала кнопку «запись» на видеокамере, когда у него стало получаться кормить Джунипер, и засмеялась, когда она срыгнула ему на рубашку.
«Возможно, вас заинтересует книга „Воспитание волевого ребенка“», — сообщила Трейси.
В итоге спустя несколько недель обучения и терапии Джунипер все же сделала несколько глотков из бутылочки. В молоко ей постепенно начали возвращать жиры. На тот момент она нормально жила без трубок в груди. Джунипер пробыла в отделении интенсивной терапии дольше, чем все остальные девяносто шесть младенцев. Однажды вечером Ким села рядом со мной и напомнила мне, что больница — это место, где младенцы находятся временно. Дети не должны расти здесь.
«Вы удивитесь, как она изменится, когда вы заберете ее домой», — сказала Ким.
Дом. Мои мысли вернулись в дом на Вудлон-Серкл, где выросли Нэт и Сэм, но где я никогда не чувствовала себя комфортно. Том говорил, что я почувствую себя иначе, когда там появится Джунипер. Однако как дом мной воспринималось отделение интенсивной терапии. Я училась быть мамой настоящего младенца, а Трейси, Кэрол, Ким и Анна-Мария мне в этом помогали.
Поздними вечерами, устав за целый день, я всегда могла передать Джунипер Ким, которая знала, как ее отвлечь. Если ее беспокоили газы или было некомфортно, Анна-Мария могла решить эту проблему за минуту. Мне никогда не приходилось ночь напролет слушать ее плач. Если меня беспокоила ее температура или цвет кожи, я просто нажимала на кнопку, и подмога тут же появлялась. Я стала реже задавать вопрос, когда мы сможем отправиться домой. Теперь, когда Том вернулся на работу, мы с ней старались получше узнать друг друга. Мне было бы одиноко дома наедине с новорожденным ребенком. В больнице я была окружена содружеством женщин, которые знали ответы практически на все мои вопросы. Поправьте здесь подгузник, чтобы она могла свести ножки. Похоже на рефлюкс. Приподнимите ее на подушке вот так.
Я представить себе не могла, как мы покинем это место, как я останусь без врачей, медсестер, мониторов. Кто позаботится об этом ребенке? Кто позаботиться обо мне?
«А вы поедете с нами?» — спросила я Ким.
Однажды вечером, когда уже стемнело, я держала Джунипер у себя на груди и пела ей, сидя в синем кресле. Она была закутана в одеяло, бодрствовала и казалась счастливой. До кормления был еще где-то час. Я говорила ей, как люблю ее, и описывала веселье, которое ждет нас в будущем. Джунипер начала обсасывать мою блузку. Я замерла. Она делала это не просто. Намек был ясен. Все вокруг твердили, что о кормлении грудью пока и речи быть не может. Однако моя дочь просто требовала этого, пытаясь отгрызть пуговицы с моей блузки.
Я бы отдала ей все на свете. Но моя грудь! В палате было темно, и Ким находилась где-то в коридоре. Джунипер не полагалось есть полноценное грудное молоко из-за содержания в нем зловещих длинноцепочечных триглицеридов. Но отказать ей было бы жестоко, и в любом случае много ли она съест? Я огляделась, словно собиралась нарушить закон, а затем расстегнула блузку. Она приложилась. Я услышала, как она глотает.
Странное ощущение.
«Ким! — закричала я. — Какого черта здесь происходит?!»
Ким заглянула в палату. Она широко улыбнулась, и казалось, что она вот-вот заплачет.
Том: начало нормальной жизни
За то долгое лето отделение заполнилось новыми обитателями. В палату прямо напротив нашей привезли новорожденную девочку. На табличке значилось, что ее зовут Элеонора и что она прилетела с Каймановых островов. Ее мать все еще находилась в больнице на островах, но я видел ее отца, который сидел рядом с инкубатором, закрыв лицо руками. Его волосы были взъерошенными и седыми.
«Что этот пожилой мужчина здесь делает?» — подумал я.
Секунду спустя я увидел в окне свое седовласое отражение и засмеялся.
Маленький мальчик по имени Фредди, чья палата находилась дальше по коридору, тоже прилетел с Каймановых островов. Его мать родила близнецов, но выжил только Фредди, и врачи подключили его к кислородному аппарату. Однажды рано утром я сидел рядом с Джунипер и читал очередную главу из четвертой книги, когда Трейси спросила, не хочу ли я поговорить с мамой Фредди.
«Я думаю, ей нужно поговорить с кем-нибудь, кто прошел через все это», — сказала Трейси.
Через несколько минут мама Фредди показалась в дверном проеме. Аманда, сюсюкаясь с Джунипер, села рядом со мной. Я рассказал ей нашу историю, а она мне свою. У нее начались преждевременные роды как раз в день вечеринки в честь будущего малыша. Какой-то сбой в циркуляции крови и других жидкостей, и один из мальчиков умер вскоре после рождения. Фредди перевезли сюда, но его ножка была настолько повреждена, что врачам пришлось ампутировать ее выше колена. Аманда рассказывала об этом без тени жалости к себе. Она уже потеряла одного ребенка, а теперь и второй боролся за свою жизнь. Однако они с мужем были благодарны за Фредди и за то, что оказались в этой детской больнице. Она была уверена, что здесь шансы на спасение ее сына возросли.
Когда она ушла, я не сдвинулся с места. Я думал, что Аманде нужен кто-то, кто сможет ее поддержать, но все вышло скорее наоборот — это она меня подбадривала. Аманда говорила, какая Джунипер красивая, сильная и волевая. Она улыбнулась, я увидел в ее глазах уверенность в том, что совсем скоро мы с Келли заберем Джуни домой, а они с мужем заберут Фредди.
Трейси вернулась через несколько минут, но задержалась, увидев слезы в моих глазах.
— Ой-ой, — сказала она. — Похоже, не стоило приглашать ее сюда.
Я был рад, что наша медсестра работала с Фредди.
— Нет, все прошло хорошо, — ответил я. — Очень хорошо.
Раньше я думал, что отделение интенсивной терапии — это грань между жизнью и смертью. Но чем дольше мы там находились, тем сильнее я убеждался, что мне выпал второй шанс. За то время, проведенное на шестом этаже южного крыла, я смог успокоиться. Я понял, кем я на самом деле являюсь. Джунипер была для меня поводом каждый день просыпаться на рассвете.
Я — не пустое место. Я отец, муж и писатель.
Моя девочка сидела у меня на коленях каждое утро, обычно одетая в шапочку, украшенную золотым снитчем[23], которую связала моя сестра Сюзи. Она переводила взгляд на книгу, потом снова смотрела на меня и трогала страницы. Показатель уровня кислорода в крови свидетельствовал о том, что она довольна. Читая четвертую книгу, мы оказались на Святочном балу, смотрели, как Гермиона спускается по лестнице, и качали головой, осуждая Рона за то, что он оказался таким идиотом.
«Мальчики могут быть очень глупыми», — сказал я своей дочери.
Я имел смелость дать ей совет по поводу свиданий. Я говорил, что не стоит искать плохого парня и затем приручать его, нужно постараться сразу найти хорошего. Кого-то, у кого были мозги на месте и кто каждое утро просыпался бы с четким планом в голове. Я советовал ей остерегаться парней, которые вращают нунчаки напротив постера с Брюсом Ли.
«Послушай, — обратился я к Джуни, — я знаю, что Дисней обладает огромной властью и что я не всегда смогу защищать тебя от его влияния. Рано или поздно их маркетинг доберется и до тебя, и ты захочешь одеваться в розовое и играть в принцессу. Мы с твоей матерью вытерпим всю эту чушь. Ты сможешь пригласить меня на чаепитие, и я притворюсь, что пью из твоей маленькой чашечки и соусницы. Ты даже сможешь попросить меня надеть тиару, и я это сделаю. Но мы будем надеяться, что ты в конце концов перерастешь все это».
