А может быть, не отступаться, догнать ее, поговорить… Ведь жаль девчонку!

— Мама, я ухожу!

Но Барб решительно преградила сыну дорогу из кухни.

— Нет уж, сначала отбей баранину. У меня такие колики в сердце!

Только через полчаса Дени пошел в лес. Покружив немного, он вышел на ту самую поляну, где были распяты те самые ящерицы. И снова его сковал ужас… Он услышал звуки собственного голоса и слышал, что именно ему ответили…

Не разбирая дороги, спотыкаясь о выступающие корни, царапая лицо о колючие ветки, он бежал…

Марин вернулась домой поздно. И не обращая внимания на материнские упреки, спокойно сказала:

— Мук пропал! Я целый день ищу его!

— Завтра поищем вместе! — предложил Поль.

Но собаку так и не нашли.

В лесу Поль наткнулся на выжженную поляну. Она произвела на него странное мучительное впечатление мертвой земли. Он поспешил уйти.

А через несколько дней, когда Анна помогала Барб на кухне, они заметили, что пропал большой нож, исчез и топорик для рубки мяса.

Собравшись в очередной день на рыбалку, Дени обнаружил, что из сарая кто-то унес лопату, и ему нечем накопать червей.

— Надо все запирать! Все двери! — решила Анна. — Барб, проследите!

Но в глубине души угнездилась уверенность, что это сделал кто-то из домашних. Но кто? Что он замышляет? Анна не знала. Назойливо стучалась мысль: «Это Марин! Это она!»

«Боже! Неужели я способна подозревать собственную дочь, бояться своего ребенка?!»

Ночью Анне не спалось. Осторожно, чтобы не разбудить спящего Поля, она поднялась и, накинув шаль поверх ночной сорочки, вышла на веранду.

В темноте смутно мерцал огонек. Анне стало страшно. Но она взяла себя в руки. Конечно, это огонек сигареты!

— Катрин?

— Да, это я, Анна!

Женщины сидели рядом и молчали. Катрин продолжала курить.

— Катрин!

— Да.

— В сущности, я хотела поговорить с тобой.

— Говори.

— Ты помнишь то, давнее? Мать Поля… Ведь ты что-то узнала от нее?

— Не столько узнала, сколько сама домыслила логически.

— Я думаю, Катрин! Мне начинает казаться, что все это взаимосвязано!

— Что именно?

— Все! Те два платья и накидка из каких-то странных тканей. Ты, конечно, их помнишь! И портрет — портрет Мишеля! И то странное утро, когда я увидела Поля с какой-то женщиной! — Анна передернула плечами. — А перед этим мы провели с ним такую странную ночь! И эти несчастные ящерицы, исчезновение собаки — все, все связано между собой!

— Возможно. — Катрин выдохнула дым и снова затянулась.

— Ты говоришь так спокойно! Но вспомни, разве не ты намекала мне, да что намекала, почти открыто говорила, что появление в роду Поля того самого человека, того существа, изображенного на портрете, знаменует страшные события, несущие гибель всем в роду, кроме этого существа? А вспомни самоубийство бабки Поля!

— Ты в чем-то права. Но Мишель всего лишь обычный заурядный человек. Мне кажется… Мне кажется, Анна, что это твое определение «существо» можно скорее отнести к Марин!

Анна встрепенулась.

— Катрин, мы становимся смешными. Две матери. И каждая пытается обвинить ребенка другой. Трагикомедия!

— Ах, Анна, я тоже чувствую: все связано! Но как? Где та нить, ухватившись за которую мы выйдем на свет? Да, кстати, ты заметила, что Дени ходит как в воду опущенный? Парень нервничает. Это на него не похоже. Барб говорила, что он собирается вернуться в Париж. Я думаю, надо поговорить с ним!

— Ты права! Прости, Катрин, но я хочу спросить тебя: эта молоденькая Мадлен, ты давно знаешь ее?

— Нет, она в издательстве недавно. Приехала в Париж из провинции, откуда-то из Бордо… или нет, с моря, из Бреста… Не помню точно… Ты хочешь сказать, что мы и ее должны включить в число подозреваемых?

— Катрин, мы должны включить и самих себя. Мы никого не можем исключить. Мы все — под подозрением у самих себя. И неясно, что же мы совершили и что еще можем совершить!

Вечерело. Дени возился под навесом со своими рыболовными крючками. Почувствовав, что за ним наблюдают, он разогнулся и поднял голову. Катрин и Анна стояли, словно бы выжидая.

— Нам бы хотелось поговорить с тобой, Дени. — Анна подошла ближе.

— Твоя мать говорила, ты собрался в Париж? — подхватила Катрин.

— Да, мадам. — Он распрямился. — Я уезжаю через два дня. О чем вы хотите говорить со мной?

Помолчали. В воздухе разносилось тонкое зудение комаров.

— Как сыро, — тихо произнесла Катрин.

— Это из-за того, что река близко, — сказал Дени.

— Дени, — Анна робела, — нам кажется, тебе есть что сказать нам. Ты мог бы помочь нам.

— Я в этом вовсе не уверен, мадам.

— Так ты ничего не хочешь нам сказать? — тихо спросила Катрин.

— Ничего интересного, мадам.

— Что ж…

Обе женщины ушли.

Юноша снова занялся своими крючками. Лицо его было хмурым и замкнутым…

В столовой пробило на больших напольных часах полночь. Марин машинально считала удары.

Тишина.

Марин повернулась на правый бок, поудобнее пристроила том Монтеня. Она еще не хочет спать!

Вдруг ей сделалось не по себе. Темноту в незанавешенном окне девочка ощутила каким-то живым и враждебным существом. Вот-вот это существо примет очертания другого, еще более страшного существа.

Однажды в детстве такое уже было. И было здесь, в загородном доме. Пятилетняя Марин сидела одна в столовой. Летние сумерки перетекали в ночь. Девочка увидела возле часов смутный абрис женщины, детские глаза ухватили: козлиные шерстистые ноги, копыта, темные провалы глаз, темные длинные волосы, странная, какая-то «пустая» улыбка… Марин выбежала из столовой… После она почему-то ничего не рассказала взрослым, никак не объяснила им свой испуг. И они не придали особого значения обычному детскому приступу необъяснимого страха.

И сейчас Марин, охваченная страхом, откинула книгу на постель и выбежала в коридор. Здесь было не так страшно. Марин глянула в настенное зеркало. Теперь страх был легкий и перемешанный с удивлением. Какая она! В этой белой сорочке, с всклокоченными волосами, с этими темными провалами глаз! Ведьма! Но это она! Она узнала себя! Она не больна. Нет никакого раздвоения личности, никакого неузнавания себя!

Девочка прошла по коридору. Дверь в комнату Мадо была незаперта. Марин осторожно поскреблась ногтем. Хорошо бы немного поболтать с Мадо перед сном. Это прогонит все страхи. Марин решилась и чуть приоткрыла дверь. Никого нет. Марин постояла, подождала, Мадо не возвращалась. Марин снова ощутила страх. Все эти ужасные происшествия. Эти ящерицы. Исчезновение Мука. Тогда в лесу пес вдруг кинулся прочь с громким лаем. Она бегала, искала, звала Мука. И странно, ей казалось, — нет, это так и было! или все же казалось? — будто она движется по кругу и не может отойти, не может свернуть!

Послышались тихие голоса. Женские. Вроде бы знакомые, но какие-то жутковатые. Подслушивать всегда неприятно, но, кажется, у нее нет другого выхода.

Голоса шли из-за приоткрытой двери Катрин. Странно, и Катрин не прикрыла свою дверь.

— Девочка моя!

— Катрин!

— Тебе хорошо?

— Ах, еще, еще!

— Ныряй ко мне под сорочку, голенькая!

— Ты царапаешь меня, Катрин!

— Это раны любви, глупышка!

— Ах… А… А-а!..

Собственное любопытство было неприятно Марин. Но она не сдержалась и заглянула в дверь.

Голые, растрепанные, сплелись голыми ногами, как лягушки лапами! Фу!

Марин, не оборачиваясь, рванулась по коридору, захлопнула свою дверь, выключила свет, плашмя кинулась на постель, столкнув книгу на пол. Сердце колотилось…

Катрин потянулась за сигаретой.

— Это была девчонка, — произнесла Мадо, в ее тонком голосе звучали страх и неприязнь.

— Да. — Катрин спокойно курила, обняв одной рукой хрупкую Мадлен. — Но даже если она и скажет что-нибудь, ей не поверят!