На краешке низкого каменного ограждения присела женщина. На ней широкое рубище, но от этого рубища не исходит характерный неприятный запах старческой гнилостности, хотя женщина стара. Лицо у нее очень смуглое, очень сморщенное, рот запал, глаза потускнели и ввалились. Лежащие на коленях руки — тоже сморщились и покрылись темными пятнами — знаками старости. Женщина не протягивала ладонь за подаянием, но сидела, грустно сгорбившись, и во взгляде ее потускневших темных глаз читались тоска, покорность.
На какое-то мгновение Жигмонту почудилось, будто это одна из нечетких фигур, высеченных на старых камнях колодца, вдруг ожила!
Зрелище одинокой изможденной старости тронуло всадника. Он невольно подумал о своей дальнейшей участи. Кто знает, где и как завершится его жизнь!
Конь тихо заржал. Жигмонт натянул поводья. Он хотел было кинуть старухе на колени какую-нибудь мелкую монету. Но почему-то подумалось, что это обидно! Повинуясь внезапному чувству, он подъехал ближе. И вдруг снял с пальца золотое кольцо и, склонившись с седла, положил старухе на колени, скрытые грубым одеянием.
Женщина не произнесла ни слова. А он резко тронул коня и поскакал через площадь.
Жизнь его была более, чем бурная. После он не мог вспомнить, откуда у него это кольцо. Подарок возлюбленной? Плата за услугу? Дар друга? Кольцо с печаткой. Рисунок на печати изображал мужскую фигуру, по обеим сторонам которой остановились две девушки с телами птиц. Отъехав довольно далеко от площади, он вспомнил, как получил кольцо. Воспоминания нахлынули на него волной. Но в жизни он так много терял и находил, что только рукой махнул, отгоняя волну досадных воспоминаний, и она сникла, растаяла в бесконечной почве памяти.
Город просыпался.
На улицах и площадях плотно воцарялось движение, на первый взгляд хаотическое, слагающееся из тысяч мелких целей самых различных людей.
Одинокий всадник продвигался медленно. Он уже четко ощущал, что за ним следят. Он знал, почему следят. Ему трудно было определить, с какой стороны придет опасность. Кто знает о нем? Кому поручат уничтожить его?
Миновал полдень.
С раннего утра всадник разъезжал по городу, его успели заметить многие. Одежда его бросалась в глаза. Да и сам он не прятался. Словно бы даже нарочно старался держаться на людях.
Жигмонт спешился у небольшого кабачка, показавшегося ему чистым. Подбежавшему слуге приказал поставить коня на конюшню, поводить, обтереть и накормить.
— Приду посмотрю!
Слуга почтительно кланялся, вслушиваясь в странные интонации говорившего. Было ясно, что человек — из далекой страны!
Жигмонт вошел вовнутрь. Заказал обед. Выпил вина. После вышел, проверил, как обошлись с конем. Остался доволен, бросил слуге мелкую монету.
К обеду приготовили жареное мясо, вино, хлеб. Жигмонт принялся за еду.
В комнату с низким сводчатым потолком вошел слуга. Жигмонт посмотрел на него с досадой. Слуга остановился у самой двери, всем своим видом стремясь показать, что беспокоит трапезничающего, да, беспокоит, но отнюдь не по своей воле!
— С вами желают говорить, господин!
— Кто? — голос Жигмонта звучал резко, сам он нетерпеливо хмурился. Ему казалось, что беспокоят его напрасно, из-за пустяка.
— Женщина, господин!
— Кто она? Ты знаешь ее?
— Нет, господин! А, может быть, и да, господин! Я не знаю, не могу знать всех городских служанок, господин!
Жигмонту почудилась насмешка. Он метнул на парня взгляд, исполненный такой силы, что тот приметно вздрогнул.
— Стало быть, это служанка? — спросил Жигмонт.
— Служанка, господин! Она одета, как служанка знатной госпожи! Она желает говорить с вами с глазу на глаз!
— Хорошо! Впусти! И ступай!
Слуга поклонился низко, как только мог, и скрылся за дверью.
Спустя совсем короткое время дверь приотворилась. Вошла молодая женщина. Слуга верно определил, кто она. Явно это была служанка дамы богатой и высокородной. И не простая служанка, но близкая доверенная прислужница, которой можно поручить самое рискованное дело.
Они приблизилась к Жигмонту, изящно склонилась и вынула из-за корсажа маленький плоский сверток.
За дверью слуга навострил уши. Однако его ожидания были обмануты. Мужчина и женщина говорили тихо.
Жигмонт развернул сверток. Это было письмо, послание, короткое и гласившее:
«Ждите в полночь у Северных ворот. Моя служанка проводит вас. Это письмо сожгите».
Лицо читавшего выразило удивление.
Письмо написано на его родном языке!
Ловушка! Или?..
Он зорко глянул на женщину. Она ждала, кротко опустив ресницы. Ему вдруг показалось, что где-то он ее уже видел. Но где? Когда?
Он поднялся из-за стола и подошел к ней. Взял ее за локоть. Она ощутила его мужскую силу и потупилась. Конечно, она притворялась, но за этим притворством какая-то глубина чувствовалась, не было это обычным женским кокетством.
Он обратился к женщине на своем родном языке:
— Ты понимаешь меня?
Она сделала утвердительное движение головой.
— Если понимаешь, то передай той, что послала тебя, я буду в условленное время на условленном месте!
— Не забудьте сжечь письмо! — одними губами прошептала служанка.
— Иди и передай госпоже мои слова!
Она улыбнулась, и, кажется, это и вправду была невольная улыбка. Но Жигмонта эта улыбка все же насторожила.
Женщина скользнула к двери, почти бесшумно.
Раздался вскрик боли! Подслушивающий слуга не успел отскочить! Прижав ладони к лицу, он грохнулся на пол. Женщина исчезла. Жигмонт расхохотался.
Он снова захлопнул дверь. Задумчиво посмотрел на огонь очага за темной закопченной решеткой. Подошел к очагу. Постоял. Затем решительно спрятал письмо за пазуху. Снова уселся за стол. Выпил стакан вина. Залпом!
— Я где-то видел ее! — пробормотал он. — Где? Должно быть, очень давно!
Глава 4
Оставшееся время тянулось томительно. Он кликнул хозяина, приказал приготовить постель. Лег. Задремал после сытного обеда. Пришли сны. Сны были странные. Снилось детство. Он что-то говорил во сне. Произносил какие-то отрывочные фразы.
Некрепкий сон резко перешел в бодрствование. Он сел на постели.
«Я говорил во сне! Проклятье! Нельзя так расслабляться! Даже во сне нельзя забываться настолько!»
Снаружи темнело.
«Как медленно темнеет!»
Он натянул сапоги. Подошел к двери. Потребовал умыться.
Давешний слуга принес оловянный таз.
— Что? — спросил Жигмонт. — Кое-кто наказан за излишнее усердие?
У парня основательно вспух висок.
Но незнакомый господин смотрел так смешливо и по-доброму, что незадачливый слуга усмехнулся.
Взгляд Жигмонта тотчас сделался суровым. Сколько раз так бывало в жизни, что его доброту немедленно принимали за слабость, и тогда приходилось быть излишне жестким, наказывать наглецов.
— Ты что же, так, по глупости подслушивал или шпионишь? Может быть, кто-то приплачивает тебе за твое шпионство?
— По глупости, господин!
— Что ж, оттого что ты расскажешь о солнце днем и о луне по ночам, мало для тебя в жизни изменится!
Слуга передернул плечами.
— Ну, что застыл, как статуя? Иди!
Слуга не заставил просить дважды.
Жигмонт посмотрел на воду в оловянном тазу. Отошел к постели. В ногах он бросил небольшую сумку, кожаную, красиво выделанную, он приторачивал ее к седлу. Теперь вынул из сумки небольшой коврик, расстелил на полу. Видно было, что коврик покрыт сложным, красивым узором.
Глава 5
Право передвигаться по городу верхом ночью имел только ночной дозор.
Жигмонт шагал по темным улицам к Северным воротам. Он был вооружен мечом и кинжалом. Внезапного нападения он не опасался. Он чутко прислушивался к ночным звукам и знал, что исподтишка подкрасться к нему невозможно.
В сущности, в этом городе было сравнительно безопасно по ночам, что, однако, совсем не исключало нескольких еженощных убийств, ограблений, похищений девиц, не говоря уже о поединках дворян.
