Бросает солнце тонкие лучи,
вытянутые на мостовых камнях…
Мимо —
резные решетки окон…
Жара — и зарастают пересохшим илом каменные водостоки…
Ее увозят —
оба на конях —
Светловолосый тот
и тот высокий…
Они ее увозят…
Верблюд ступает,
и раскачивает ее…
И нежное ее лицо
прикрыто широким головным платком,
Закутана вся она…
Она сидит —
сжалась —
девочка притихшая…
Они ее увозят
на родину свою,
туда, к себе,
в приморский город свой, назад…
А я в отчаянии немом и замершем таком…
Она стояла, помню, —
деревце одно, —
и тесный двор тоскливый прекращался в этот сладкий сад,
звучащий, нежный, золотой,
пчелиный
мой цветущий сад…
Ведь я тоскую без нее…
меня охватывает стыд…
измучен я…
сам на себя сердит…
Зачем не сделал ничего?
Не смог…
Тогда зачем я думаю о ней?..
Она так беззащитна…
прижать ее к груди…
она — частица тела моего
и свет моей души…
вся жизнь моя — она!..
Я — над книгой,
буквы перед глазами сливаются,
всплывает рисунок…
Не принимаю новых толкований о богах и народах,
чувствую дыхание безумных древних жарких строк…
Я далеко в пустыню ухожу…
Там, на стене расписанной,
натянута на рамку деревянную певчая струна…
Там — рисунки запретные
на стенах подземной гробницы…
Это она —
ее тонкие руки,
нежные губы ее,
черные волосы;
боком стоит она…
Черный зрачок продолговатого глаза
куда-то в бесконечную вечность глядит;
а я помню живую ее,
ее торопливую прелестную речь,
улыбку привета,
и нежные ресницы…
Но если жизнь моя — всего лишь миг,
а вправду — миг;
лягушка и ворон, и дерево тысячелетий — они правы…
И если жизнь моя — всего лишь миг,
Я отдаю всю жизнь мою — лишь ей одной…
Клянусь я: — нет разочарований
и всю жизнь — искать,
всю жизнь идти…
Я не могу идти в эту мудрость рукотворных толкователь−
ных книг;
Я иду за ней…
Она — мой маленький живой корабль —
нить единственного, и только моего, пути…
Я стою у городских ворот, я умоляю выпустить меня…
Я прихожу в чужой город,
а в городе — чума…
И страшное метание злобных теней,
и темнота ночей и солнце дня…
Подземная тюрьма…
Но я найду ее…
Я никому не говорю о ней…
и то, что в книге, — это ведь не ложь, —
надежда…
суждено… дано…
Зачем себя мучить стыдом, тоской?..
Я — сильный.
Я себе признался: — для меня она — одно…
единственная суть…
дыхание…
покой…
Я больше не стыжусь…
Я знаю, для чего я одолел
Отчаянье, смятение, нужду…
Разомкнуто живое сердце,
голос цел…
Ищу ее… Найду…
Летят песчинки на раскрытый мертвый белозубый юношеский
рот…
Развалины городов…
Деревья зацветающие…
смерть…
деревья на ветру…
И поразится тот,
Неведомый,
познает он,
что для меня она — весь мир была…
А, может быть, умру…
Нет, не умру!..
