— Не надо этих пустых разговоров, мама! Я скоро вернусь!

Барб подала сыну дождевик.

Она стояла на пороге и вглядывалась в дождь, пока две юношеские фигурки не отдалились в сторону дома…

Дверь открылась. Все разом вздрогнули. Мишель и Дени вошли в гостиную.

— Итак, — насмешливо начал Мишель, — заседание судебной коллегии продолжается! Свидетель доставлен!

— Мишель, это не смешно! — крикнула Катрин.

— Свидетели, они же и подозреваемые, несколько истеричны; поэтому, дамы и господа, прошу прощения за некоторую эмоциональность!

— Садитесь, Мишель и Дени. — Поль сурово посмотрел на сына. — И пусть говорит Катрин. Что ты хотела сказать, Катрин?

Юноши присели у стола. Катрин стояла, опустив руки, видно было, что она заставляет себя говорить.

— Слушайте. И заранее прошу у вас прощения. — Катрин наклонила голову и продолжала, глядя в пол: — В тот день мы с Мадлен решили искупаться. Как обычно, впрочем. Мы немного поплавали, затем прилегли на песке. Я задремала. А когда очнулась, меня поразило, что вокруг стоит странная, давящая какая-то тишина. Тело словно свинцом налилось. Я с трудом подняла голову, подперлась локтем. Тишина была страшной. И воздух струился густым маревом.

— Я помню тот день, — перебил мать Мишель, — я не заметил ничего подобного. А ты, Дени?

— Я хотел бы дослушать!

— И я… — Катрин нервно скрестила пальцы, — я увидела Мадлен! Она медленно шла к воде в своем купальном костюме, в том самом, в котором ее нашли. Так медленно, будто плыла по воздуху. Я раскрыла рот, хотела окликнуть ее, но осязаемый, плотный воздух забился мне в горло, заполнил рот. Появилась потребность резко выдохнуть, что я и сделала. Но я не сводила глаз с Мадлен. Она вошла в воду и секунду держалась на воде, словно бы на гладкой поверхности, потом ее тело начало клониться, и вот она уже лежала на воде вниз лицом. Я не могла броситься к ней, не могла позвать на помощь…

Катрин скрестила руки на груди. Старик, отец Анны, сидел задумчивый и спокойный. Казалось, он думал о чем-то занятном и не имеющем отношения к реальной жизни. Поль страдальчески нахмурил брови. Анна была очень бледна. Марин, напряженно вскинув голову, смотрела в темное незанавешенное окно, в дождь. Дени, мрачный, слушал Катрин. Ироническое и чуть растерянное лицо Мишеля выделяло его из всей группы. Катрин внезапно глубоко вздохнула и продолжила:

— Медленно рассеялась давящая тишина. Я почувствовала, что могу двигаться более свободно. Я хотела побежать к воде. Но, подняв голову резко вверх, я увидела…

В несколько широких шагов Мишель пересек комнату и встал рядом с матерью.

— Я увидела Марин! — докончил он раздраженно и с недоброй насмешкой. — Ну, я верно угадал? Верно?! Что происходит, мама?

Катрин сильно вздрогнула, Мишель обычно избегал называть ее «мама».

— Не надо этих театральных эффектов, мама! Ты убила девушку? Я не спрашиваю, зачем! При той жизни, которую ты ведешь, ответ на такой простой вопрос заведет тебя бог знает в какие дебри неестественности! Я знаю одно: мы все должны уехать отсюда! И мне бы не хотелось встречаться с тобой!

Первым побуждением Катрин было: кротко склонить голову еще ниже, тихо пойти к себе, собрать чемодан и ускользнуть в ночь. Но горделивость одержала победу над смирением. Когда сын замолчал, Катрин несколько секунд выжидала. Эти секунды показались всем, кто находился в комнате, какими-то невыносимо долгими. Мишель не был готов к этому внезапному молчанию матери. Откровенно говоря, он ожидал какой-то иной реакции: вспышки гнева, например, или каких-то лихорадочных оправданий.

— Ты мне позволишь докончить? — Катрин язвительно обернулась к Мишелю.

Юноша нервно передернул плечами.

— Итак, — спокойно продолжила Катрин…

Дождь за окном усилился. Шум тяжелых струй, казалось, вот-вот заглушит голоса.

Разумеется, спокойствие Катрин было мнимым, вымученным. Она посмотрела на Анну и всхлипнула.

— Мне все — все равно! Да! Да, Мишель! Я видела Марин! Да! Да! Да! — Катрин перестала владеть собой. — Анна, прости меня! Она… Она стояла на берегу, в кустах, довольно высоко… Она была в золотистом платье! Ты понимаешь меня, Анна!.. Мне, мне было страшно смотреть на нее!.. Я не могу описать этого страшного выражения ее глаз — темные глубокие провалы вместо глаз!.. Вы все можете не верить мне!.. Я схватила свою одежду и бросилась бежать! Я решила тогда, что буду молчать…

— Вероятно, сейчас ты выполняешь именно это свое решение! — холодно заметил Мишель.

— Я все сказала!

Марин равнодушно смотрела в окно.

— Катрин все сказала нам, — зазвучал чуть дрожащий голос Поля, — а теперь я бы хотел услышать Дени!

В эту минуту Дени выглядел мужественным и сильным.

— Я говорить не буду. Все, что я увидел тогда, в лесу, я записал. Поэтому сейчас я просто сбегаю, принесу тетрадь.

— Я с тобой! — Мишель и сам не понимал, почему вдруг какое-то странное чувство тревоги не дает отпустить приятеля одного.

— Нет, пусть Мишель останется! — произнесла Катрин почти со злобой. — Он не верит! Вернее, не хочет верить! Он способен уговорить Дени изорвать записи.

— Останься, Мишель, — тихо проговорила Марин. — Меня уже никто не защищает, никто не верит мне! Я совсем одна. Останься!

— Сумасшедший дом! — Мишель сел и несколько демонстративным жестом схватился за голову.

— Не забудь дождевик, Дени! — крикнула Анна.

Эта заботливость, такая обыденная, всем вдруг показалась неуместной до смешного. На лица выплыли невольные усмешки…

Укрывшись плащом с головой, Дени выскочил под дождь. Окна пристройки светились: мать не ложится, тревожится за него! Он пробежал несколько шагов, споткнулся, вытянул вперед руки… Что-то острое, резко блеснувшее, взметнулось с земли…

Анна лихорадочно размышляла. Нет, не надо предупреждать… Она сама…

— Это невозможно — так терзать себя! Я сварю кофе!

Не дожидаясь реакции остальных, Анна поспешно покинула комнату.

Прошла по коридору. Свернула… Кладовая!.. Темно!.. Анна побежала в спальню, быстро перебрала какие-то брошенные на столике предметы. Вот он, карманный фонарик Поля! Она бросилась назад в кладовую. Откинула крышку сундука. Сейчас! Ведь она совершенно точно помнит: портрет лежал сверху! Сверху! А снизу — плащ и платья! Свет! Неестественно замерцали странные ткани! Сверху было брошено золотистое — цвет солнца! Оно скрывало лицо портрета!

Анна двигалась, как человек, уже уверившийся в том, что он обречен, и спокойно относящийся к своей обреченности. Аккуратно сложила платье и накидку-плащ, сверху уложила портрет. Лицо мальчика, такое славное, обыкновенное, лицо Мишеля, успокаивало. На мгновение Анна замерла: некто не следил за ней? Прислушалась… Нет!

В кухне Анна приготовила кофе, поставила чашки и кофейник на поднос. Потом, чуть поколебавшись, поставила блюдо с печеньем.

— Прости, Дени, я прерываю тебя… — начала Анна, входя.

— Мальчик еще не вернулся, — сказал ее отец. — Спасибо, Анна. Давайте и вправду выпьем кофе!

— Это странно, что он так долго! — Мишель прихлебнул горячий напиток и хрустнул печеньем.

— Прошло меньше десяти минут! — Катрин сняла чашку с подноса. — Возможно, он просматривает свои записи. Может быть, что-то вымарывает! — Она искоса глянула на Мишеля.

Сын не смотрел на нее.

— Если бы я была на его месте, — равнодушно начала Марин, — я бы сейчас просто собрала чемодан и убежала бы на станцию!

— Такой вариант не исключен! — Поль попытался улыбнуться дочери, но улыбка вышла болезненной.

Внезапно Катрин поднялась.

— Куда ты? — Мишель подался вперед.

Но Поль и старик прыснули. Мишель смутился и по-детски покраснел.

Анна почувствовала, что кофе обжег ей губы… Карманный фонарик Поля!.. Наверняка Катрин пошла в кладовую, она ведь знает, что там хранятся платья и накидка! Анна порывисто поставила чашку на поднос и побежала в коридор. У двери в кладовую она столкнулась с Катрин. Та молча протянула ей карманный фонарик. Анна почти выхватила его.