— Некоторые, — сдержанно сказал Кувырок.

— Большинство!

— Ну, это как считать.

— Вот именно. Я так считаю.

Они помолчали немного, а потом заговорили на какую-то безобидную тему. Наконец Кувырок простился с ежихой. Она когда-то спасла ему жизнь — этого он не забудет. Он направился назад, к тотему.

Большеглазка нетерпеливо поджидала его на Букеровом поле.

— Ну что, видел ее?

— Да, — Кувырок все еще думал о своих горах. Видел. Но помочь она ничем не может. Советует не думать ни о каких предзнаменованиях, а если что, действовать по обстоятельствам. Думаю, она права. А то мы в кроликов превратимся — они все время о чем-то беспокоятся.

— О чем же ты с ней столько времени разговаривал? — Большеглазка немножко обиделась, что он так долго не возвращался.

— Да так — о том о сем. О самолетах в основном. Эти жесткие птицы, что все время летают над нами, — самолеты, человеческие машины. Да мы и сами уже догадались. Они перевозят людей. Джитти говорит, что там, где они садятся и взлетают, за забором, — очень аккуратное место. По-моему, скука смертная.

— Неужели она там была?

— Один раз. Ей не понравилось.

Удовлетворив любопытство Большеглазки, Кувырок пошел и поговорил с Догоникой и Стремглавом. Предчувствия и сны волновали обоих еще меньше, чем самого Кувырка, так что их не пришлось уговаривать повременить и посмотреть, что будет. Джитти была права в одном: пока ничего не случилось, ничего и поделать нельзя. Вот когда случится, тогда уж придется решать. А решений может быть только два: бежать или замереть. Выбор невелик, другого у зайцев нет. А куда бежать — тоже не проблема: куда глаза глядят. Так и только так положено поступать зайцам.

Это случилось рано утром, когда все зайцы спали. Некоторые сразу пустились бежать, не поглядев, что будут делать остальные, и даже не проснувшись толком — глаза еще закрыты, а ноги уже бегут. Другие сначала замерли на мгновение, а потом тоже пустились наутек. Кувырок и Большеглазка в числе последних пробрались через изгородь и помчались по Поггринову лугу.

Восточнее Букерова поля раздавался ужасный грохот. Он приближался все ближе — крики, стуки, свист, удары палок по земле. Словно все человечество разом устремилось в поле, желая разбудить какое-то спящее глубоко под землей чудовище.

Кувырок, хотя и перепугался до смерти, не выпускал из виду Большеглазку и держался поближе к ней. Беременные зайчихи бежали с трудом, медленно. Перед парнями стоял трудный выбор — то ли бросить подруг и спасаться самим, то ли оставаться с ними, хотя помочь им все равно ничем нельзя. Кувырок держался сразу за Большеглазкой, замедляя бег, когда она тормозила, и увеличивая скорость, когда она бежала быстрее. Его беспокоило странное полуосознанное ощущение, что это все когда-то уже было, — но страх не давал в этом ощущении разобраться. Оно как муха жужжало в мозгу, вызывая смутные воспоминания.

Зайцы пробежали еще два поля, миновали пруд со стоячей водой и ольшаником на берегу. И тут Кувырок вспомнил. Это действительно уже было! Он был тогда совсем юнцом. Из-за этого он и попал на плоские земли. Такой же стоял грохот, так же мчались испуганные зайцы. И он, Кувырок, бежал по горному склону — прямо в сеть!

— Большеглазка! — завопил он. — Стой! Стойте все! Остановитесь!

Он крикнул так властно, что целых семь зайцев остановились, перевели дыхание и уставили на него большие безумные глаза с расширившимися от ужаса зрачками. Грохот не умолкал, он приближался, но небыстро, как бы шагом. Зайцы нервничали, ноги их подергивались, им некогда было слушать, что там еще выдумал Кувырок. Бежать, бежать дальше! Бежать от этого шума куда глаза глядят!

— Слушайте все! Я уже прошел через это! Мы не от опасности бежим, а в самую ее пасть! Я знаю, что они делают! Загоняют нас в сети. Ловят зайцев для травли. Не остановимся — попадем им в руки.

Не успел он договорить, как впереди загрохотали ружья. Бух! Бух! Выстрелы гремели то поодиночке, то целыми залпами. До зайцев долетел через кусты запах пороха и вдогонку ему — запах крови. До чутких заячьих ушей донесся свист — это раненые зайцы предупреждали их — и вопли умирающих.

Остановившиеся молча слушали, и ужас поднимался в них темной волной. Заговорил Стремглав:

— Кувырок прав, но нас гонят не в сети. Это охота! Охота на зайцев. Мне рассказывал дедушка. Их там десятки с ружьями. Те, кто ушел вперед, попали под град выстрелов. Нас истребляют! Это смерть.

Лунная зайчиха сказала:

— Ладно, неважно, что там впереди, нас теснят сзади! Что же делать?

— Ты предводительница, ты и скажи! — сердито крикнула Большеглазка.

Никто не двигался.

Большеглазка, задыхаясь, проговорила:

— Они подходят! Посмотрите — загонщики идут с востока, а те, с ружьями, на западе. Значит, надо бежать на север или на юг! Куда?

— На север! — закричал Стремглав и опрометью бросился к югу.

Остальные не раздумывая кинулись за ним. Кувырок, правда, успел заметить, что они бегут не туда, куда сказано, но какая разница, подумал он, главное — проскочить между загонщиками и стрелками.

Загонщики надвигались полумесяцем. Зайцы бежали к концу левого рога. Они застигли людей врасплох — те никак не ожидали, что зайцы побегут к ним, и не успели выстрелить, да у загонщиков и ружей-то было всего два-три. Зайцы проскакивали у них между ног, сигали через кусты, выписывали свой знаменитый зигзаг, петляли — и прорвались, все восемь! Это был великолепный ход, и зайцы сами восхитились бы им, если бы в состоянии были что-то соображать.

У загонщиков была собака. Она увязалась в погоню и два поля бежала за зайцами, но они легко оторвались от нее. Это был толстый ретривер, разъевшийся на человеческих харчах. Плавал он, может быть, и недурно, но на земле никуда не годился. Восемь зайцев оставили его далеко позади. Он тащился, задыхаясь, со слезящимися глазами.

Усталые зайцы остановились на краю чужого поля и задумались, что делать дальше. С юга тоже доносились выстрелы — как видно, и болотным зайцам приходилось несладко. В этом году нашелся какой-то заядлый охотник, который организовал людей и вывел в поле. Опасность еще не миновала — в любой момент зайцы могли напороться на одиночку с ружьем, любителя побродить по краешку в надежде подстрелить тех, кто ускользнет от облавы.

— Надо выбираться, — сказал Сильноног. — Куда пойдем?

Лунная зайчиха подобралась, овладела собой и снова взялась за то, что у нее лучше всего получалось: за руководство. При всех своих недостатках она не боялась ответственности и обладала авторитетом.

— Кувырок! — сказала она. — Помнишь, о чем мы говорили два дня назад? Это место, где садятся жесткие птицы…

— Самолеты, — поправил Кувырок. — Ты имеешь в виду аэродром на большой земле. Я знаю дорогу. Думаешь, надо идти туда?

— Ты ведь говорил, что это место огорожено? И что людей за забор не пускают?

— Так чего же мы ждем? — воскликнул Стремглав.

Не успел он договорить, как в полушаге от него взлетел фонтанчик земли и раздался грохот выстрела. Три молодых человека с ружьями бежали к зайцам с дальнего конца поля. У них были большие круглые красные головы, на лица спускались какие-то прозрачные шторки, сквозь которые сверкали глаза.

Зайцы во главе с Кувырком пустились бежать. Большеглазка держалась возле него. Они перегнали бы этих людей без труда, но те, отстав, вернулись немного назад, вскочили на мотоциклы и мгновенно завели их.

Машины с ревом понеслись по полю, как по дороге.

Кувырок вел зайцев через канавы и изгороди, через ворота, но мотоциклы не отставали — они перепрыгивали через канавы, пролетали сквозь изгороди. Юнцы наслаждались погоней — они орали, вопили и хрипели. Инстинкт подсказывал зайцам разделиться, разбежаться в разные стороны, но они побороли это желание. Они понимали, что добраться до аэродрома могут только держась вместе.