— А еще как от них можно избавиться? Я, например, заметил, что ты подобрала птичий череп и положила на край луга.

Большеглазка выпрямилась и сложила передние лапки.

— Я рада, Кувырок, что ты это заметил. Ты такой наблюдательный! Знаешь, почему я это сделала? В птичьих черепах почти всегда живут другие безумные духи, неподвижные, но зато очень болтливые. Они называются иддабы. Попробуй приложить ухо к птичьему черепу — услышишь шепот иддаба. Череп надо положить на границу своей территории. Тогда иддаб затеет разговор с любым иддбитом, который захочет войти, и в конце концов так его заговорит, что тот забудет, куда шел, и повернет обратно.

У Кувырка голова пошла кругом.

— Как интересно! Ладно, я буду подбирать все птичьи черепа, какие замечу, и отдавать тебе, а ты их положишь на границы нашей территории.

— Кроме той, что идет по берегу, потому что иддбиты все равно не могут перейти реку, так что с той стороны их можно не опасаться.

— Конечно, как это я не подумал!

Потом Большеглазка поведала о белых камешках. Если посчастливится найти такой камешек, надо держать его в норе — тогда не страшны собаки и лисы.

— Только их очень трудно найти, — добавила она.

Кувырок видел сотни таких камешков на морском берегу, где по ним бегали крабы, но промолчал.

— А если наполовину зарыть в землю листик плюща рядом с норой, где есть зайчата, это убережет их от хищников. А если веточку боярышника или терна закопать рядом с тропинкой, то люди не будут по ней ходить… Ну что, хватит для начала?

Кувырок согласился, что полученной информации ему на некоторое время хватит. Он вежливо благодарил свою новую соседку, а про себя думал: да сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим суеверным созданиям? Снова, в сотый раз, ему захотелось домой.

Ближе к вечеру, еще засветло, на них накатил припадок неудержимого детского веселья. Они разбегались, разыгрались: скакали, катались по земле, съезжали с кротовых кучек, прыгали вокруг ромашек. После общинной жизни под присмотром строгой Догоники они радовались свободе. Кувырок подумал, что, пожалуй, сможет ужиться с Большеглазкой, несмотря на ее ученость.

Когда начало смеркаться, они забрались в норки и с привычной дрожью стали ждать наступления темноты. Не далее как сегодня утром Убоище унесло крольчиху с Винследова луга. Кроличья семья настолько увлеклась кормежкой, что замешкалась на лугу до рассвета. Когда они наконец заметили, что небо посветлело, и кинулись к норе, было поздно. Налетело Убоище — как всегда, неожиданно, серое из серых сумерек, — и схватило толстую крольчиху в двух прыжках от входа в нору. Ее отчаянный визг быстро утих…

При расставании Лунная зайчиха посоветовала Кувырку не терять бдительности и не забывать об опасности ни на мгновение.

— Новости расходятся быстро. Убоище, без сомнения, уже знает, почему так мало зайцев попалось ему за последние дни. Ему известно, что появился чужак, который научил местных зайцев копать норки. Он будет преследовать этого чужака.

Кувырку слабо в это верилось. Кто станет разговаривать с Убоищем? Разве что другое такое же убоище, а других вроде бы не было. Но если Убоище — сверхъестественное существо, если оно явилось из какого-то сумеречного мира — из Ифурина? — у него могут быть свои таинственные способы узнавать новости. Может быть, оно умеет читать мысли или понимает шуршание травы, шорох листьев. Кувырок представил себе, как Убоище сидит в громадном гнезде, а стая насекомых вьется рядом, и все жужжат и стрекочут: «Заяц Кувырок, заяц Кувырок…» — и Убоище наконец приходит в ярость, крушит камни могучими когтями и дает клятву посчитаться с этим горным зайцем.

Кувырок задрожал в своей норке.

— Ты что там? — спросила Большеглазка.

— Ничего, — ответил он, — а что?

— Ты, по-моему, всхлипнул.

— Это во сне.

Неторопливо тянулось лето, длинное и спокойное. Время от времени Лунная зайчиха с супругом навещали Кувырка с Большеглазкой. Делать было особенно нечего — кормиться да смотреть, как зреют поля в ожидании жатвы. В воздухе вились и порхали бабочки, комары-долгоножки, мелкая мошкара, стрекозы и мухи-однодневки, а за ними гонялись стрижи и ласточки. Сновали по полю мыши, сотни и тысячи мышей всех видов: и амбарные, и лесные, и полевые. Шныряли землеройки. В траве у канавы все время шуршали, пробираясь по своим делам, небольшие существа. Сороки планировали с дерева на землю, как летучие змеи без бечевки. Держались они нагло, при желании могли даже напугать белку.

К дубу приходили поиграть дети. Кувырок привык к их болтовне и крикам. Он смотрел, как они оборудуют себе гнезда, качаются на веревочных качелях, играют в свои игры у изгороди. Если кто-то из них замечал зайца, они показывали на него друг другу, но тут же забывали о нем, переносясь в мир своих фантазий.

Были, конечно, и опасности. Лисы, например, — они погубили этим летом двоих зайцев из колонии. К счастью для Кувырка и Большеглазки, лисы предпочитали охотиться на птиц на берегу реки. Птицу добыть легче, чем зайца.

Убоище прилетало по-прежнему каждое утро и каждый вечер, но ему приходилось довольствоваться другой добычей — зайцев защищали норы.

Забегали на луг в поисках развлечений и собаки — иногда с владельцами на поводке, чаще сами по себе. Они были не так опасны, как лисы. Собаки были сыты и охотились только ради забавы, а зайцы знали, что сытый хищник ленив и не так настойчив, как голодный.

Недалеко от луга, за ручьем, стоял небольшой дом. В нем жил человек с волосами на лице. Была у него и собака, большой сенбернар, и они часто гуляли вдвоем по берегу и в полях. Эти двое оказались безобидной парочкой. Человек любил наблюдать животных, но никого не убивал. У него на шее всегда висел бинокль. Носил он с собой и другие приспособления, интересные и не причиняющие зла ни птицам, ни зверям. Видя убегающего зайца или кролика, он всегда придерживал собаку и не разрешал ей пускаться в погоню. Собака привыкла к этому и, даже когда гуляла одна, ни за кем не гонялась. Кувырку встречались в горах овчарки, которые не гонялись за зайцами, потому что должны были пасти овец, но чтобы собака, не обремененная ответственным делом, отказывала себе в удовольствии погонять зайца, Кувырок видел впервые.

Однажды тихим утром, в разгар лета, Кувырок и Большеглазка кормились на лугу. Они сидели почти рядом. Внезапно раздался громкий, резкий свист. Кувырок мгновенно напрягся и насторожил уши — они стали торчком и высунулись из травы. В следующий момент где-то очень близко оглушительно грохнуло, и по траве, по цветочным головкам, ударил заряд дроби.

Кувырка дробь не задела. Он бросился бежать к канаве, описывая свою широкую дугу — местные зайцы так не бегали. Раздался другой выстрел — на этот раз охотник взял слишком высоко, и Кувырок на бегу поблагодарил своего призрачного зайца, что ему попался плохой стрелок. Добежав до канавы, он спрятался в высокой траве. Сердце его отчаянно стучало. Он беспокоился о Большеглазке — не ранена ли она? Успела ли убежать? Осторожно выглянув, он увидел двоих людей, смуглых, в ярких шейных платках. Они пробирались, топая ножищами, по лугу и явно искали его. Один из них даже лег на землю, глядя в траву, а другой приложил два пальца к губам и снова свистнул. На этот раз Кувырок был умнее: его уши остались плотно прижатыми к затылку.

Это был старый прием — так охотники поддавливают русаков со времен изобретения ружья. Один ложится на землю, чтобы верхушки травы были у него на уровне глаз, а другой свистит. Любой наивный заяц, оказавшийся поблизости, поднимет уши и тем обнаружит себя.

В первый раз Кувырок попался на эту хитрость, потому что в горах охотники ее не применяли и он о ней не знал. В минуту рассеянности он мог бы попасться и во второй раз. Но, конечно, со стороны этих охотников было наглостью воображать, что он сразу же попадется снова. Допустим, в полях он новичок и опыта у него мало, но ведь не зайчонок же он трехдневный!