Призрачные зайцы знают, что живые живут недолго. Они помнят эти горы с тех времен, когда люди впервые вышли из глубин земных, из пещер, на дневной свет и стали охотиться на зайцев ради их мяса и шкурок.

Но для кроликов люди еще опаснее. Ведь кролики не так проворны, как зайцы, и их легче выгнать из нор. Среди зайцев бытует поверье, что кролики появились на свет в результате неудачной человеческой попытки создать подобие зайца. Ведь у кроликов нет даже меха на подошвах! Когда люди вознамерились самостоятельно повторить чудо природы — зайца с сильным гибким телом и могучими задними ногами, — их постигла жалкая неудача. Пусть уж кролики живут на свете, раз родились, говорят зайцы, но пусть знают свое место.

Когда призрачный заяц, посетивший сон Кувырка, исчез, сам Кувырок внезапно проснулся и увидел, что вокруг темно. Он пробрался к себе в норку и стал думать, что значит его сон и значит ли он что-нибудь вообще.

Был вечер. Зайцы собрались на холме. Легкий дымок курился над далекой человеческой хижиной, истончающейся спиралью поднимался кверху, к розоватым перистым облачкам, словно коготь, пытающийся оцарапать небо. Снег вокруг каменных груд стал из серебряного нежно-розовым, таким теплым на вид. Внизу сияло, как опрокинутая луна, безмятежное озеро. Говорливый ручей спешил вниз, обтачивая на бегу поверхность самородных гранатов, попадающихся на его узком ложе.

Это лучшее время суток, наименее опасное. При слабом освещении орлы не летают, а бояться диких кошек и лис еще рано — они предпочитают полную темноту. В это время зайцы слушают сказителей. Все вокруг кажется ненастоящим, примерещившимся отдыхающим глазам. Это время покоя и мира, когда сон и действительность проникают друг в друга и кажется, что, если долго смотреть на ветку или цветок, они истают, растворятся в дымке, исчезнут.

— Когда мир был моложе на много зим, — начал сказитель, — жил на земле могучий заяц, великий Громоног. Тело его было мощным и гибким, уши высились, как строевые сосны, задние ноги били оземь, как два бурных потока. И появилось в те же времена еще одно создание. Звали его Ветер.

В те дни Ветер имел облик — хотя мы сейчас и не знаем, каков он был на вид, — и считался он быстрейшим созданием на всей земле. Увидев великого Громонога, Ветер послал ему вызов. Он прокричал своим завывающим голосом, который мы все так хорошо знаем, что вызывает зайца на состязание в беге и что победит его наверняка.

А Громоног в те дни собирался создать зайцев по своему подобию и населить ими землю. Но Ветер не давал ему покоя, выл и стонал во всех ложбинах и ущельях, называл его трусом (Кувырок и остальные при этих словах вздрогнули) и бессильным неудачником. И наконец Громоног согласился состязаться в беге с Ветром.

Ветер заявил, что они будут бежать по большому кругу вокруг земли, начиная с островка, который большинство из нас, зайцев, хорошо знает. Громоног согласился, но с условием, что не будет ни старта, ни финиша: пусть соревнующиеся бегут до полного изнеможения. Тогда это будет состязание не только в скорости, но и в выносливости.

Ветер согласился и немедленно побежал. Он обежал землю три раза, а Громоног за это время только-только успел пересечь остров. Ветер мчался так быстро, что кожа слетела у него со спины, но, когда он пробегал мимо Громонога, великий заяц прокричал ему: «А быстрее не можешь? Я как раз разогрелся, но дело, кажется, не стоит усилий. Если я помчусь во всю прыть, уж очень жалок ты будешь».

Ветер гневно вскрикнул при этих словах и помчался еще быстрее. Он так бежал, что леса стелились по земле, в морях вздымались волны высотой с гору, в пустынях бушевали песчаные бури. А плоть Ветра от этой безмерной скорости стала отваливаться большими кусками, которые пожирали бегущие за ним вслед псы и кошки.

— Слабовато, слабовато! — сказал Громоног Ветру, когда тот проносился мимо него в седьмой раз. — Дело-то куда проще, чем я думал. Если это все, на что ты способен, то мне, пожалуй, и разгоняться не стоит. А то уж очень я тебя унижу.

Ветер страшно завыл при этих словах и помчался еще быстрее, разбрасывая по всему миру свои кости. Они тонули в морях, погружались в топи, вмерзали в ледяные глыбы. Когда Ветер совсем лишился тела, когда его дух утратил оболочку, он стал распадаться на ураганы и циклоны, тайфуны и торнадо, которые разметались по всем направлениям. Многие из них разделились дальше, на малые ветерки и легкие бризы, вплоть до самых слабых сквознячков, что вползают в наши норы, когда мы спим.

Великий же Громоног, сосчитав, сколько раз Ветер обогнул землю, не торопясь сделал ровно на один круг больше — и заявил о своей победе. Ветер, конечно, разгневался, но теперь он не имел ни вида, ни облика, и только его отдельные части метались в разные стороны, валя все, что попадалось на пути, пока их энергия не истощилась.

Так одолел Громоног своего величайшего соперника. По сей день Ветер не вернул себе физической формы, по-прежнему он разбросан по лицу земли.

Как и все остальные зайцы, Кувырок слышал эту легенду не в первый раз и, гордясь великим предком, под монотонный распев сказителя припоминал события минувшего дня.

Поначалу это был обычный весенний день.

Кувырок проснулся затемно и выскочил из тесной норки покормиться клевером, пока роса еще свежа на цветах. Торопыжка, которой он давно простил ее странную снисходительность к наглому Быстроногу, вскоре присоединилась к нему, и они принялись пощипывать травку, неторопливо выбирая листки посочнее.

Торопыжка не желала спать в норе-пещерке, говоря, что это слишком по-кроличьи, и предпочитала ложиться между двух камней, подставив спину ночному ветерку. Она не раз говорила Кувырку, что любит, когда звезды роняют росу ей на голову и будят ее до рассвета.

Постепенно вокруг них появились и другие серые фигурки. Все молча и усердно жевали. Никто никому не мешал, никто не ссорился из-за лучших пучков травы. Участок не был поделен на территории, и все же никто не зарился на чужую пищу. Зайцы тихонько передвигались, не задевая друг друга, среди высокой травы — для них она была высока, как кустарник для человека, — а их зоркие карие глаза усердно смотрели по сторонам.

Показались и другие звери и птицы. Прошуршала по склону куропатка. У ручья мелькнул горностай, но, к счастью, ушел по ветру, прочь от клана. Сварливая и злобная малютка-землеройка, ничуть не боясь громадных по сравнению с ней зайцев, металась среди них, что-то ворча себе под нос, и непрестанно таскала червей из земли, нападала на жуков, жевала гусениц, пауков и мокриц, такая надоедливая и шумная, что все звери, большие и маленькие, старались держаться от нее подальше. Если кто-то задевал землеройку, она разражалась отборной бранью, которой, кроме других землероек, к счастью, никто не понимал, и, оскалив острые зубки, злобно набрасывалась на обидчика.

Зайцы говаривали, что, будь землеройки покрупнее, звери сумели бы с их помощью прогнать с лица земли самого человека.

Кувырок вспомнил приснившегося призрачного зайца и мысленно пожал плечами. Никаким событием, ни хорошим ни плохим, день не ознаменовался. Вот и доверяй после этого снам! Что толку их видеть, если неизвестно, имеют ли они какой-нибудь смысл. Зайцы постоянно рассказывают друг другу свои сны, придавая им важность, которой они не заслуживают, потому что никогда не сбываются.

Ушан, скачущий на собрание старейшин клана, на минутку остановился рядом. Он был такой большой, сильный, уверенный! Кувырку не терпелось стать таким же сильным, всеми уважаемым. Тогда и Торопыжка будет с ним считаться.

— Видел утром золотых орлов? — спросил Ушан.

Кувырок ответил, что не видел.

— Ну так вот, берегись, поглядывай. Сегодня воздух прозрачный, словно вода в ручье. В небе ни облачка. Хищники будут летать гораздо выше, чем обычно, и при этом хорошо видеть добычу. Ты не только на край неба гляди, а и вверх, где солнце не в глаза, да замечай, не видно ли их.