Кувырок спустился по углублению водостока в долину, поросшую буйной зеленью. Там паслись овцы, и мелкие камешки вылетали у них из-под ног. Эти большие спокойные существа никогда не докучали зайцам, и Кувырок ничуть их не боялся. Из каменной хижины вышел человек и принялся орошать ближайший куст. Он тоже был не опасен — всего лишь пастух, который выпил на ночь и не дотерпел до утра. Он был совсем сонный и, сделав свое дело, ушел пошатываясь в дом, не заметив зайца.

Кувырок, передвигаясь теперь осторожнее, продолжал спускаться к озеру у подножия горы. Солнечные лучи, отражаясь от водной глади, не раз слепили глаза зайцам, пасущимся на склоне.

Ему пришлось пройти мимо ельника — темного, страшного. Деревья застыли ровными мрачными рядами, а между ними, на усыпанной хвоей земле, ничего не росло. И днем и ночью там стояла мертвая, тяжелая тишина, наполненная мраком и запахом плесени. Кувырок порадовался, что можно обойти это безжизненное место стороной. Совсем иначе выглядели скопления низкорослых и корявых шотландских сосен. Откуда ни возьмись появилась лиса с добычей в зубах — кого она несла, было не разобрать. Кувырок замер на месте. К счастью — и он мысленно поблагодарил за это своего призрачного зайца, — лиса подошла с подветренной стороны. Она протрусила мимо, то ли не заметив его, то ли пренебрегая им. Скоро она поравнялась со скалами и скрылась.

Кувырок продолжал пробираться к озеру. Вот он вышел на дорогу, идущую вдоль берега. Он отдохнул на краю этой темной полосы, пожевал травинку — у нее был неприятный вкус и запах маслянистой жидкости, плавающей иногда на поверхности луж в торфяных болотах. Внезапно вспыхнул яркий свет и помчался на него, слепя глаза, но в последнюю минуту свернул в сторону с оглушительным ревом.

У Кувырка заколотилось было сердце, но скоро успокоилось. Это всего лишь машина — передвижная железная коробка, внутри которой сидят люди. Кувырок часто слышал о машинах и иногда видел с высоты, как они ползают, словно жуки, вокруг озера. Вблизи оказалось, что они громадные и глаза у них светятся очень уж ярко, но Кувырок знал, что машины никогда не покидают черной полосы и на траве ему ничто не грозит.

«Ну и чудище!» — подумал он. Будь машины — особенно грузовики — попроворнее, они бы могли ловить золотых орлов и есть их заживо. Но нет, они не живые — они из того же материала с резким холодным запахом, из которого люди делают свои ружья, проволочные изгороди и капканы. Зайцев все металлическое пугало.

Наконец стало рассветать. Через просветы в горах полился свет, рассеяв серебристую дымку. Но Кувырок не торопился домой. В долине так интересно! Другие машины проезжали мимо, и он начал привыкать к ним. Он видел сову, сидящую на металлических нитях, протянутых над дорогой. Она сидела неподвижно, глядя в недостижимую даль, думая непонятные, недоступные зайцам думы.

Подошел человек с собакой, и Кувырок затаился среди камней, пока колли обнюхивала обочину дороги. Ее нюх был испорчен смрадом, который оставляли за собой машины, и она не замечала даже сильных запахов, не говоря уже о тонких оттенках, в которых в один миг разобралась бы лиса. Скоро эти двое ушли своей дорогой, и Кувырок отправился дальше.

Но время шло, ему стало одиноко, потянуло домой, к сородичам, и он запрыгал назад тем же путем, по которому спускался. Он решил, что в долине не так уж опасно, не намного опаснее, чем дома, наверху.

Торопыжка спросила, где он пропадал.

— Да так, ходил поглядеть на белый свет, — ответил он небрежно.

Она удивленно посмотрела на него.

— Ты уходил от клана? Ты что, с ума спятил?

Кувырок понимал, что она права, и потому обиделся.

Конечно, для годовалого зайца он вел себя безрассудно и глупо. Он хотел бы передать ей то властное чувство, что погнало его в путь, но не стал и пытаться — знал, что Торопыжка только сморщит недоуменно нос. Он втянул голову в плечи и коротко ответил:

— Да нет.

— Да нет! — повторила она тем противным голосом, который у нее появлялся, когда она чего-то не понимала и передразнивала его. — Да нет!

Торопыжка потрясла головой и сорвала листик клевера. Скоро Кувырок снова почувствовал на себе ее взгляд и вопросительно поднял глаза.

— Что?

— Я просто подумала, — сказала она, — а какой он? Далекий мир, какой он?

— Как тебе сказать… — ответил он. — Ничего особенного.

И вот настало утро, переломившее его жизнь.

Косогорцы по обыкновению кормились перед рассветом, как кормились другие кланы в окрестных горах и долинах. Если кто-то и чуял в воздухе опасность, то приписывал ее лисам. Диких кошек давно не видели, а для орлов было еще слишком темно.

Серый рассвет неохотно вскарабкался на небо. На склонах все было тихо. Вершины скрывались в низких облаках.

Внезапно выше по косогору раздались ужасные звуки. Зайцы никогда такого не слышали — сотня горностаев, тысяча ласок не могли бы произвести такого шума. Пронзительный свист, вопли, грохот железа… Зайцы окаменели. Разнесся запах людей и собак.

Зайцы не пытались бежать. Они застыли в неподвижности, которая столько раз спасала им жизнь, и только сердца бешено колотились о ребра. Глаза у них округлились от ужаса перед непонятной напастью, задние ноги напряглись могучими пружинами, готовые пуститься в бег.

Шум все приближался. Вот из тумана вышли длинной цепью люди. Некоторых тащили собаки на поводках. В руках у людей были палки, которыми они колотили по вереску. Некоторые несли в руках какие-то металлические диски и били в них. Густой туман вершин уже не смягчал резкого гудения рожков. Пронзительные звуки вонзались зайцам в уши, острыми иглами протыкая барабанные перепонки.

Человеческие фигуры приближались — черные, зловещие, словно они явились из какого-то мрачного подземного провала. Что происходит? Чем заслужили зайцы это ужасное нападение? Что им делать?

Какой-то заяц не выдержал и побежал, за ним другой, потом еще один. Вот уже по всему склону мчались убегающие зайцы. Они не понимали, что происходит, но сразу решили, что люди явились сюда ради них, и не собирались дожидаться, пока это выяснится наверняка.

Вытаращив глаза, с отчаянно бьющимся сердцем, Кувырок широкой дугой мчался по склону, подальше от страшного шума. Паника заволокла его рассудок. Он не думал, куда и почему бежит, он просто бежал, а камни, кусты, пучки травы мчались ему навстречу. Зайцы, как всегда, когда их охватывает страх, свистели, и это усиливало шум и общее замешательство. Серые тела метались во все стороны.

Дважды Кувырок спотыкался и катился кубарем, но вскакивал и мчался дальше не теряя ни секунды. Ноги вынесли его к ручью, он вмиг перемахнул через него и кинулся к скале. В последний момент что-то заставило его резко свернуть в сторону — возможно, раздавшийся сверху заячий крик. Кувырок обежал скалу и ринулся вниз.

Попав в углубление водостока, сужающееся книзу естественной воронкой, Кувырок решил, что опасность почти миновала. Люди остались далеко, гораздо выше по склону, и двигались они очень медленно. Водосток был достаточно глубок, и стены укрывали Кувырка, пока он бежал по дну. Люди не могли его видеть, собаки его не преследовали. Снизу доносился запах озерной воды. Кувырок решил добраться до озера, зная, что по берегам растет высокая трава, в которой можно укрыться.

И вдруг он налетел на какую-то невидимую преграду. Что-то спружинило, толкнуло его, обвилось вокруг лап. Было больно. Что-то держало его, и чем больше он бился и рвался, тем больше запутывался. Наконец он понял, что попался в сеть, из которой не выберешься. Там были и другие зайцы. Он слышал поблизости знакомый свист и скрип Торопыжкиных зубов. Время от времени сеть дергалась — это в нее попадалась еще одна жертва.

Шло время. И вот грубые пальцы схватили Кувырка за уши. Такая грубость возмутила его, но сильнее возмущения был страх. Никогда в жизни никто еще, даже другой заяц, не удерживал его силой. Ощущение было ужасное. Последняя надежда вмиг покинула его. Он понял, что погиб.