21 Нумер третий: на лежанке Истый Г<линк>а восседит; Перед, ним дух русский в склянке Неоткупорен стоит. «Книга Кормчая» отверста, А уста отворены, Сложены десной два перста, Очи вверх устремлены. 22 «О Расин! откуда слава? Я тебя, дружка, поймал: Из российского „Стоглава“ „Федру“ ты свою украл. Чувств возвышенных сиянье, Выражений красота, В „Андромахе“ — подражанье „Погребению кота“». 23 «Ты ль, Хлыстов? — к нему вошедши, Вскрикнул я. — Тебе ль здесь быть? Ты дурак, не сумасшедший, Не с чего тебе сходить!» — «В Буало я смысл добавил, Лафонтена я убил, А Расина переправил!» — Быстро он проговорил. 24 И читать мне начал оду… Я искусно ускользнул От мучителя; но в воду Прямо из огня юркнул. Здесь старик, с лицом печальным, Букв славянских красоту — Мажет золотом сусальным Пресловутую фиту. 25 И на мебели повсюду Коронованное кси, Староверских книжек груду И в окладе ик и пси, Том, в сафьян переплетенный, Тредьяковского стихов Я увидел, изумленный, — И узнал, что то Ш<ишк>ов. 26 Вот Сладковский. Восклицает: «Се, се россы! Се сам Петр! Се со всех сторон зияет Молния из тучных недр! И чрез Ворсклу, при преправе, Градов на суше творец С драгостью пошел ко славе, А поэме сей — конец!» 27 Вот Ж<уковск>ий! — В саван длинный Скутан, лапочки крестом, Ноги вытянувши чинно, Черта дразнит языком. Видеть ведьму вображает: То глазком ей подмигнет, То кадит и отпевает, И трезвонит и ревет. 28 Вот Картузов! — Он зубами Бюст грызет Карамзина; Пена с уст течет ручьями, Кровью грудь обагрена! И напрасно мрамор гложет, Только время тратит в том, — Он вредить ему не может Ни зубами, ни пером! 29 Но С<таневи>ч, в отдаленьи Усмотрев, что это я, Возопил в остервененьи: «Мир! Потомство! за меня Злому критику отмстите, Мой из бронзы вылив лик, Монумент соорудите: Я велик, велик, велик!» 30 Чудо! — Под окном на ветке Крошка Б<атюшк>ов висит В светлой проволочной клетке; В баночку с водой глядит, И поет он сладкогласно: «Тих, спокоен сверху вид, Но спустись на дно — ужасный Крокодил на нем лежит». 31 Вот И<змайл>ов! — Автор басен, Рассуждений, эпиграмм, Он пищит мне: «Я согласен, Я писатель не для дам. Мой предмет — носы с прыщами, Ходим с музою в трактир Водку пить, есть лук с сельдями — Мир квартальных есть мой мир». 32 Вот Плуто́в — нахал в натуре, Из чужих лоскутьев сшит. Он — цыган в литературе, А в торговле книжной — жид. Вспоминая о прошедшем, Я дивился лишь тому, Что зачем он в сумасшедшем, Не в смирительном дому? 33 Тут кто? — «Плу́това собака Забежала вместе с ним». Так, Флюгарин-забияка С рыльцем мосичьим своим, С саблей в петле… «А французской Крест ужель надеть забыл? Ведь его ты кровью русской И предательством купил!» 34 «Что ж он делает здесь?» — Лает, Брызжет пеною с брылей, Мечется, рычит, кусает И домашних, и друзей. — «Да на чем он стал помешан?» — Совесть ум свихнула в нем: Всё боится быть повешен Или высечен кнутом! 35 Вот в передней раб-писатель, К<арази>н-хамелеон! Филантроп, законодатель. Взглянем: что марает он? Песнь свободе, деспотизму, Брань и лесть властям земным, Гимн хвалебный атеизму И акафист всем святым. |