— А нашего полку убыло, слыхала?

— Да она, наверно, еще ничего не знает!

Этими восклицаниями встретили Тоню друзья, когда она вошла в школьную столярку.

Здесь заканчивался ремонт парт и столов. Новый учебный год школа должна была встретить в полном порядке.

Тут же Толя Соколов доделывал последние пособия, нужные Павлу. Выпускники любили сюда заходить по вечерам. Здесь пахло свежей краской, смолистыми стружками, и в кажущемся хаосе рабочего помещения был свой, особый уют. Столярка даже получила название: «клуб отъезжающих».

Сейчас, увидев ребят, разместившихся на верстаках, досках и просто на стружках, взглянув на взволнованную, раскрасневшуюся Лизу, Тоня поняла, что произошло какое-то важное событие. Петр Петрович заглядывал в окно столярки со двора. Он один казался по-обычному невозмутимо угрюмым.

— Ничего не знаю. Что случилось?

— Андрюха-то никуда не едет! В шахте остается!

— Правда?

Тоня с интересом посмотрела на Андрея. Лицо упрямое и довольное, только на Лизу поглядывает виновато.

— Ну, расскажи, расскажи, Андрейчик!

— Что же тут рассказывать? Остался в шахте, да и все.

— Видели нескладеху? — горячилась Лиза. — «Остался, да и все»! — передразнила она Андрея. Тебе что, шахта высшее образование даст?

— Погоди, Лизаветушка, — мягко останавливала подругу Женя. — Ты его запугала совсем.

— Именно, что запугала, — сказал неожиданно громко Андрей. — Слова сказать не даст! Ох, и тиранка, мироед, честное слово! Вот я вам сейчас расскажу, ребята, почему так получается… — Он помолчал, подбирая слова. — В общем, шахта для нас всех дело родное, правда? А для меня особенно.

И дед был старателем, и отец раньше старался, теперь забойщиком стал… Вы знаете, золото я мыл каждое лето. Только в сорок пятом на тракторе работал, тогда не мыл…

— Мыл, не мыл! — опять взвилась Лиза. — Чистый телок! Мычит, а толку никакого!

— Ладно, пусть я буду телок… Раньше все это по — ребячьи делалось. Главная цель была — намыть побольше, подработать… Ну, а нынче я самим делом увлекся. Такой азарт меня взял… Ребята, ведь по золоту ходим! Сколько возьмешь — все в дело пойдет. В шахтах теперь оборудование новое вводится, механизация… Я машины люблю… Ну, душа горит, охота пришла… Я же за книгами десять лет сидел, меня прииск учил, мне теперь поработать хочется, отплатить за свое ученье.

Андрей умоляюще посмотрел на товарищей, словно прося разрешения поработать.

— Но ведь ты больше пользы принесешь, если образованным станешь, — возразила Нина.

— Я разве против образования? — обиделся Андрей. — Увижу, что мне для дела знаний не хватает, — пойду учиться.

— Ты просто загордился. Вообразил, что без твоей помощи прииск план не выполнит! — фыркнула Лиза.

— Вот правильно! Это ты правильно… — вдруг обрадовался Мохов. — Да, кажется мне, что без меня не выполнит. Пусть смешно, но так я думаю. И почему я против себя должен идти, если хочется здесь остаться? Дружить, я думаю, мы не перестанем оттого, что Илка студент, а я, скажем, крепильщик…

— Нет, это-то чепуха явная, — сказал, хмурясь, Илларион — дружить мы никак не перестанем… И вообще, ребята, я Андрюшку понимаю.

— И я, — тихо сказала Тоня.

— Вы все поймете, если подумаете, — радостно сказал Андрей. — Ванька Пасынков тоже не едет.

— Как! Ваня?

Все обратились к Пасынкову. Ваня, бледное лицо которого за каникулы покрылась чуть заметным загаром, застенчиво улыбался, слушая спор.

— А мечтал-то! — возмутилась Лиза. — «Я географ! Я всю страну обследую!»

— И обязательно обследую. Что сказал — сделаю. Но я хочу всю страну, даже весь свет объездить, а своего края толком не знаю. Просто, мне кажется, неудобно, неловко для будущего географа-путешественника. Решил идти коллектором с геологической партией.

Этим летом в «посетительской», как назывался дом для приезжих, было особенно шумно и тесно. Одни геологи приезжали, другие собирались в горы, третьи возвращались из поездок. Сейчас там жила большая партия перед отправкой в дальнюю горную экспедицию.

— Нет, хорошо Иван придумал, — заявил Илларион вставая.

Он попробовал было пройтись по столярке, но, наткнувшись на чьи-то ноги, остановился.

— Ты сядь, Журавель, здесь все равно не разгуляешься, — ласково сказал Мохов, вспомнив детское прозвище Иллариона.

Рогальский сел.

— Вот почему хорошо, — продолжал он. — Вы помните, сколько знаний давали нам наши школьные походы? А Ваня с настоящей экспедицией пойдет, многому научится. Такому студенту цена будет выше, чем другим, которые прямо со школьной скамьи…

— Петр Петрович, почему вы молчите? Скажите ваше мнение, — взволнованно попросила Тоня.

Петр Петрович не спеша закурил.

— Я приветствую решение Пасынкова, — сказал он. — Ветерком его обдует, сильнее станет… И Мохов прав. Вы поймите это законное нетерпение поскорее для своей страны поработать. Чувство патриотическое.

— Выходит, Андрей и Ваня патриоты, а мы нет? — всплеснула руками Лиза.

— У вас, Лизавета Панкратьевна, как всегда, пересол, — возразил Петр Петрович. — Все мы патриоты, но каждый по-своему решает, где он в данное время будет больше на месте. Вот вы — будущий медик. Пока не выучитесь, лечить не сможете, верно? Соколов дома строить не сумеет без окончания института. Вам с амбулаторной няни начинать или Соколову с десятника — смысла нет. А в горном деле очень полезно азы пройти. Да вот Тонин отец, Николай Сергеевич… Откатчиком начал, а теперь понимает в работе не хуже инженера. Практикой этого добился. Сейчас, когда прииску так нужны люди, каждый человек — большая помощь. Вы и сами эго прекрасно понимаете. Вам просто досадно, что Мохова в Новоградске не будет.

Замечание Петра Петровича, видимо, понравилось Мохову. Он просиял.

— Ой, что вы! — воскликнула Лиза в смущении. — Я и тут досыта на него насмотрелась. Сокровище какое! А вы, Петр Петрович, — прибавила она в отместку, — стоите на воле, а дым пускаете в помещение. Вон Женя кашляет.

— Это возможно. Прошу извинить, — согласился Петр Петрович.

А Женя, покраснев и негодующе взглянув на Лизу, зашептала ей:

— Как ты нетактично!.. У меня просто бронхит.

— Люблю Женю за бойкость! — выпалил Петя.

Женя еще больше покраснела. Ребята захохотали.

— А вы, девушки, как свою судьбу решили? — спросил Петр Петрович Маню Заморозову и Стешу Сухих. Обе они смирно сидели в углу на куче стружек и не вступали в разговор.

— Мы тоже в Новоградск скоро поедем, — объявила Маня, вставая и отряхивая платье.

— Значит, учиться надумали?

— Да нет… Будем на работу устраиваться.

— На какую?

— Не знаю еще. Там посмотрим…

— Вот этого я не понимаю! — вмешалась Тоня. — Зачем ехать в Новоградск, заново устраиваться, когда работы здесь непочатый край!

— А что здесь хорошего-то? — вызывающе спросила Заморозова. — Кроме клуба, пойти некуда. Там и театры и…

— Позвольте, позвольте, — хмурясь, перебил ее Петр Петрович. — Вы для того разве школу кончали, чтобы по театрам и клубам ходить? Развлечения приятны после работы, а вы даже не знаете, какая работа вас привлекает.

— Что же ты, Степанида? — спросил Рогальский Стешу. — Всегда так любила Таежный…

— Да, я люблю… — смущенно ответила она. — От Мани отставать не хочется. Она говорит: в городе весело заживем.

— Весело везде можно жить, коли на душе хорошо! — сердито сказала Тоня. — Вы знаете, что для прииска сейчас время ответственное, и хотите в такие дни его бросить, веселой жизни искать… Это уж дезертирство какое-то, по-моему!

— Ладно! Хватит нравоучений! — отрезала Заморозова. — Десять лет ты меня критиковала. Плохо урок выучишь — ленивая, оденешься получше — легкомысленная, задание не успеешь выполнить — несознательная… Уж теперь позволь своим умом жить, без чужих советов.

Ребята негодующе зашумели, и даже Стеша укоризненно сказала Мане: