— Знаю, знаю. Отец говорил, что большие успехи делаете.

— А это тоже просто не дается. Надо подумать, как работу организовать, поразмыслить, как говорится… Теперь вот большое дело затеваем при поддержке Николая Сергеевича.

— А что такое?

— Хотим, знаете, весь прииск поднять. На выполнение годового плана к Октябрьской годовщине, — торжественно сказал Санька.

— Здорово! — Тоня с уважением поглядела на Маврина. — А выйдет, Саня?

— Должно выйти. Прикидывают так и этак. Парторг считает, что ежели захотим — сможем.

— Ну вот, ну вот, — заволновалась Тоня, — вы зачинщик такого дела, передовой рабочий, а с образованием у вас плохо.

— Из возраста я вышел… — замялся Маврин, — да, по правде сказать, работенка наша нелегкая. Придешь домой — отдохнуть, погулять охота, а тут сиди учись. Вот с будущего года школу рабочей молодежи обещают открыть — может, тогда, с ребятами вместе…

— Саня, — сказала Тоня, придвигаясь к Маврину с таинственным и значительным видом, — а если не в будущем году, а сейчас? С ним, с Павлом?

— Вот вы что задумали! — воскликнул Санька. — Понимаю… На его, так сказать, ответственность! Помолчите, Антонина Николаевна, не говорите, прошу вас, ни слова!

Он запустил пальцы в мокрые волосы и разрушил тщательно сделанную прическу. Потом вскочил, достал из кармана висевшей на вешалке куртки папиросу и закурил. При этом он хмурился, кусал губы, глядел в упор то на гитару, то на окно, а Тоня не мигая следила за ним.

Наконец Санька тщательно потыкал окурком в пепельницу, стряхнул пепел с новеньких брюк и сказал:

— Ученье — нож для меня острый, Антонина Николаевна. Но для друга — постараюсь…

Тоня тепло улыбнулась:

— Только это ведь аккуратно нужно, Саня. Без пропусков, как на работу.

— Не стращайте. Сам понимаю, что тяжело будет.

— Пойдем, — сказала Тоня вставая. — Шахматы отложишь до другого раза.

— Куда?

— К Иллариону Рогальскому сначала, а потом к Бытотову, секретарю школьного комсомола.

На другой день к Заварухину пришел Илларион. Павел был тих и молчалив. «Пожалуй, весь пыл из него во вчерашнем разговоре с Тоней вышел…» — подумал Рогальский.

— На учет мы тебя как комсомольца взяли, — сказал он деловито, — а вот комсомольского поручения до сих пор никакого не дали. Это плохо.

На лице Павла отразилось живое беспокойство:

— Что же я теперь могу, Илларион?

— Комитет тебя обязывает через год сдать экзамен на аттестат зрелости и помочь повторить курс семилетки Александру Маврину — забойщику.

— Учиться не буду, Лариоша, — глухо выговорил Павел. — Я Тоне объяснял уже.

— То, что ты Тоне говорил, твое частное дело. А я тебе решение комсомольского комитета сообщаю. Отказа не приму. Да ты при ребятах его и не повторишь. Они все сегодня будут у тебя.

Они промолчали до прихода товарищей.

Ребята вошли все сразу, в доме стало шумно. Толя Соколов выложил перед Павлом все свои приспособления и заставил его потрогать каждую фигуру.

— Постойте! Погодите! — говорил растерянный Павел.

Он вскочил с места. Руки его сильно дрожали.

— Годить, Павлуша, — только время терять, — спокойно возразила Нина Дубинская. — Имей в виду, что завтра я даю вам с Саней первый урок математики.

— Да ведь уедете вы… — пытался возражать Павел.

— Мы уедем — другие комсомольцы останутся.

— А доктор специальные учебники тебе привезет из Москвы!

— Как! И учебники заказали?

— Конечно. Это Надежда Георгиевна!

— И Надежда Георгиевна за то, чтобы я учился?

— Ты думал, что она будет против? Да она сама консультации тебе будет давать.

— И Петр Петрович!

— А ездить сюда?.. Ведь зима настанет…

— Договоримся с начальником гаража. Шоферы помогут. Трескин и Малеев по два раза в день мимо ездят.

— Ребята! Ребята! Как же вас… Что же вы делаете со мною?..

Павел тяжело опустился на скамейку и закрыл лицо руками.

— Ты не волнуйся, старик, — с грубоватой лаской сказал Мохов. — И не подкачай уж, пожалуйста. Слышишь? Надеемся на круглые пятерки.

— Тоня! Кулагина! Я тебя к бутарке хочу поставить. Не возражаешь?

Андрей Мохов, загоревший до того, что его всегда румяные щеки казались сизыми, озабоченно смотрел на Тоню.

— Куда хочешь, Андрюша.

Они пошли по участку, где должен был начаться воскресник.

Мохов подвел Тоню к длинной бутаре.

— Работа тебе знакомая. Сейчас начнем… По местам! По местам, ребята! — зычно крикнул он.

— Погоди командовать, бригадир, — остановил его Кирилл Слобожанин, подошедший к ним вместе с Митей Бытотовым. — Значит, у тебя по списку вышли все? — спросил он Бытотова.

— Школьники-комсомольцы вышли на работу все, — отчеканил Митя, и Тоня сочувственно посмотрела на него.

Она знала, как волновался Бытотов, все ли придут на воскресник. Особенно беспокоили его окончившие. Митя бегал к каждому в отдельности и всем говорил:

— Это Надежда Георгиевна на партбюро подняла вопрос о воскреснике… Понимаешь, я обещал, что придем в полном составе.

Бывшие десятиклассники не подвели.

— Работать сегодня будет весело, — улыбнулся Тоне Слобожанин: — сейчас к нам духовой оркестр прибудет.

Тоня, щурясь от солнца, огляделась кругом. Далеко по широкому логу разбежались шахты. На ближайшем копре горела чуть заметная днем красная звездочка. Это стахановская шахта, в которой работает отец. Сегодня у Николая Сергеевича выходной день, и он тоже где-то здесь, на воскреснике.

Справа от Тони уходили вдаль ровные холмы отвалов. Одни из них поросли буйными травами и мелкой березкой. Это «торфа», как говорят горняки, то-есть верхние слои почвы, снятые когда-то. Они никогда не содержали в себе золота и закрывали золотоносные пласты. Другие отвалы, из эфелей¹ и гальки, были чуть прикрыты зеленью. Это уже промытая порода, из которой извлечено золото. Назывались они «хвостами». Их сегодня школьники и собирались штурмовать.

Тоня знала, что прииск Таежный из месяца в месяц перевыполняет план добычи песков, промывки, сдачи золота и горноподготовительных работ. Уже на всех участках прииска было горячо обсуждено и принято предложение Маврина и его товарищей — выполнить годовую программу к Октябрьской годовщине, а к январю закончить программу первого квартала следующего года.

¹ Э ф е л ь — мелкий песок, из которого уже извлечено золото.

Выполнить такое серьезное обязательство было нелегко, тем более что две старые шахты стали давать очень мало золота, а две новые, от которых многого ждали, только еще вступали в строй.

Парторганизация и директор старались найти всевозможные способы помочь плану сейчас, до того как новые шахты дадут настоящие результаты. Все знали, что это будет скоро, но пока нужно было не снижать добычу золота. Парторг Трубников предложил взяться за переработку старых отвалов, а Сабурова посоветовала начать это дело общим воскресником и привлечь к нему школьников.

Старые отвалы давно промытых песков, конечно, не имели крупного промышленного значения, но кое-что добыть из них было можно. При промывке породы, в особенности мясниковатой — вязкой, часть золота непременно сносится водой в хвосты. Дядя Егор Конюшков уверял даже, что с годами отвалы богатеют, в них накапливается золото. Ничего удивительного! Солнце, дожди, ветер добросовестно работают, выветривают, окисляют, разрушают породы старых отвалов… А с золотом они ничего не могут сделать, оно остается на месте. Об этом Петр Петрович рассказывал, когда Тоня училась еще в пятом классе и школьники ходили на экскурсию в разрезы и шахты, а потом сами промывали пески. Но тогда ей не представлялось так ясно, как сегодня, сколько унесенных водой крупинок и чешуек золота годами покоится в отвалах. Она, Тоня, и ее друзья сегодня должны извлечь на свет эти крупинки драгоценного металла.

Вдоль главной линии отвалов были наклонно уложены баксы — длинные железные желоба. Там стояли ребята с кайлами и лопатами в полной боевой готовности. Тоню заметили, и Петя Таштыпаев издали помахал ей рукой.