— Что с Тоней? — крикнул он, увидев Пасынкова.

Ребята окружили Ваню:

— Что сказал врач? Как там Антонина?

— В порядке. Придется полежать. Был вывих. Зинаида Андреевна моментально вправила.

— Мама врач хороший, — солидно сказал Соколов.

— Ур-ра-а! — закричал Мохов. — Качать Ваньку! И Соколова тоже! За то, что у него мать хороший врач!

Началась возня, и Толя, сердясь и смеясь, вылез из сугроба весь в снегу. Он хотел отомстить Андрею, но раздалась команда: «На работу становись!» — и все разбежались по своим местам.

— Толя, дай я тебя почищу!

К Соколову подошла Женя Каганова и принялась пучком еловых веток стряхивать снег с его полушубка. Толя, задумавшись, смотрел, как энергично двигалась ее рука в синей с белыми звездочками варежке. Потом он поднял глаза. На порозовевшем лице Жени озабоченно и забавно двигались в такт руке тонкие брови.

— Как хорошо, что с Тосей все благополучно! — сказала она.

— Да… Спасибо, Женя, — ответил Толя. — Пойдем работать.

Варвара Степановна, открыв дочери дверь и узнав, в чем дело, немедленно уложила Тоню в постель и побежала за доктором Дубинским. Он пришел только к вечеру, одобрил распоряжения Зинаиды Андреевны и не велел Тоне вставать. Лишь после его ухода Варвара Степановна успокоилась.

Лежать Тоне было скучно, хотя почти каждый день забегали друзья. Лиза наспех выкладывала все школьные новости и всегда забывала самое главное. Женя обстоятельно рассказывала об уроках и потом долго сидела молча, ласково и озабоченно поглядывая на подругу.

Пробовала заходить к больной и Татьяна Борисовна. Предложила помочь ей по литературе, но Тоня сдержанно поблагодарила и ответила, что ей все понятно со слов Жени. Новикова, видимо, обиделась, сказала: «Ну, как хотите», и больше в комнате у Тони не появлялась.

Десятиклассники после случая с Моховым стали мягче и доброжелательнее относиться к молодой учительнице. Только Тоня считала, что несправедливость, допущенная Новиковой, не искупалась ее поведением на педагогическом совете, и говорила подругам, что разочаровалась в ней. Даже самой себе Тоня не хотела признаться, как обидели ее случайно услышанные слова Новиковой о «местном патриотизме». Она понимала, что эти слова сказаны были в раздражении, и все-таки не забывала их.

Мать баловала Тоню чем могла: утром старалась не шуметь, чтобы дочка могла подольше поспать, подсовывала ей то ложку сметаны, то горячую лепешку. Отец, придя с работы, подсаживался к постели, заглядывал Тоне в глаза, допытывался, не болит ли нога. Был он все это время в дурном духе и как-то проговорился, что огорчает его Михаил Максимович. По мнению отца, Каганов после смерти жены стал равнодушнее к делу.

Впрочем, сущности своих огорчений Николай Сергеевич не открывал и на вопросы Тони отвечал:

— Потом, дочка, потом. Как-нибудь расскажу.

Тоня не ходила в школу две недели.

Когда она в первый раз вышла на крыльцо, опираясь на отцовскую палочку, голова у нее пошла кругом от сверкающей белизны снега, от резкого мартовского ветерка, от множества звуков и запахов.

Из ворот приискового управления одна за другой выходили машины. Переругивались шоферы. Ребята играли в снежки. У поселкового совета толпились женщины. Обычный будничный день поселка показался Тоне особенно бодрым и приподнятым после сумеречной комнатной тишины, книг, собственных дум, после всего, во что она была погружена четырнадцать длинных дней. Ей захотелось поскорее в школу, к товарищам, к учителям, в привычный мир, где властвовали не ее собственные мысли и чувства, а общая напряженная и заполненная работой жизнь.

Друзья встретили Тоню радостно, и она с удовольствием села за свою старую, поскрипывающую при каждом движении парту. На нее посыпался целый ворох новостей. Школа ждет приезда секретаря обкома. Сегодня Татьяна Борисовна составляет группы для совместной подготовки к экзаменам. А Ване Пасынкову не повезло: заболел ревматизмом. Придется долго просидеть дома. Ребята ежедневно навещают его.

Обо всем этом, захлебываясь, рассказала Лиза. Она прибавила, что Маню Заморозову вызывали в комсомольский комитет и посоветовали подумать о своих тройках.

— Досталось ей! — горячо шептала Лиза. — В самом деле, ни у кого в классе троек нет, только она картину портит.

Маня, прислушавшись к разговору, сухо спросила:

— Ты про меня, что ли, Тоне докладываешь?

— А как же! — задорно отозвалась Лиза. — Твоими успехами хвастаюсь!

— Подумаешь! Давно ли сама из троек вылезла!

Намек на то, что в младших классах она училась неважно, всегда приводил Лизу в раздражение.

— Об этом, кажется, никто, кроме тебя, уже не помнит! Ну, да у тебя голова так устроена: чужие грехи помнишь — свои забываешь.

Готова была вспыхнуть ссора, но Андрей прервал ее:

— Перестаньте вы перекоряться! Надоело!.. Тоня, ты лучше меня послушай.

Мохов рассказал, что старый Ион поднял медведя. Он закидал берлогу хворостом, поваленными деревьями и начал стрелять. Разбуженный медведь вылез и запутался в ветвях. Ион прикончил его и принес в школу большой кусок медвежатины.

Тоня слушала эти важные и интересные новости, и ей показалось, что двух недель, проведенных дома, словно не было.

После первого урока Новикова начала опрашивать десятиклассников, кто с кем желает вместе готовиться к экзаменам. Тоня удивленно обернулась, когда Толя Соколов сказал, что сговорился заниматься с Женей Кагановой и что они просят прикрепить к ним еще Маню Заморозову.

«Маню, как отстающую… — подумала Тоня. — А Женя тут при чем? Никогда он с ней не дружил…»

Она посмотрела на подругу. Женя ответила ей спокойным и ласковым взглядом.

Тоня сказала, что будет заниматься с Лизой Моргуновой. Татьяна Борисовна посоветовала привлечь в их группу еще Андрея Мохова.

На перемене Тоня не удержалась и спросила Женю:

— Почему ты решила готовиться с Анатолием?

— Мы несколько раз вместе учили физику, пока ты болела. Он мне и предложил… — просто ответила Женя.

Почувствовав, что подругу не удовлетворил ее ответ, она добавила:

— Толя стал как-то внимательнее в последнее время… Это потому, конечно, что мамы нет… А вообще… он, Тосенька, по-моему, замечательный человек…

«Не «парень» сказала, как мы всегда говорим, а «че-ло-век»…» — отметила про себя Тоня, а вслух сказала:

— Ну, я очень рада, что он тебе поможет.

Соколов уловил Тонино недоумение. Оно на минуту даже обрадовало его.

После памятной беседы с матерью Анатолий придирчиво следил за собой. Он старался бодро держаться в школе и дома, и это ему удавалось. Уже был давно заполнен пробел в математике, и по истории у него в табеле снова стояла пятерка. Зинаида Андреевна не могла пожаловаться на сына, а он был благодарен за то, что мать ни единым словом не напоминает о нелегком для него разговоре.

Повидать Тоню во время ее болезни ему очень хотелось. Он сдержал себя и не пошел к Кулагиным, но накануне возвращения девушки в школу очень волновался, и это волнение его испугало. В тот день, во время большой перемены, он стоял у окна в коридоре и, глядя во двор, по которому с визгом носились ребята, так ушел в свои мысли, что не заметил, как подошла Женя:

— Ты задумался, Толя?

Бледное лицо и мягкий взгляд были полны дружеского участия, и Анатолий внезапно принял решение:

— Слушай, Женя: ты хорошо ко мне относишься?

— Конечно…

— Выручи меня по-товарищески, а? Давай вместе к экзаменам готовиться?

Голос Анатолия звучал почти умоляюще.

— Но… я с удовольствием… — смущенно ответила Женя, — только я думала…

— Говори начистоту. Думала, что я в Тонину группу буду проситься? Так вот, чтобы я этого не сделал, согласись.

— Хорошо, я согласна.

— И никому об этом разговоре! Обещаешь?

— Будь спокоен.

Женя сдержала обещание, но чувствовала себя с Тоней неловко, точно в чем-то обманула подругу.