При виде Астона лекарь поднялся и доложил:

— Он спит.

Астон пододвинул к койке табурет, сел, и велел секретарю:

— Сюда никого не пускать. А ты, — он взглянул на лекаря, — вряд ли здесь еще понадобишься. Иди.

Он остался один на один с Нгаром. Секретарь стоял в дальнем конце комнаты, охраняя дверь. И его фигура была почти незаметна на фоне серо-коричневых стен.

Шло время. Солнце склонялось за плоские холмы, окружавшие город. Свет его стал красным, и воздух в каземате тоже стал красным. Этот теплый свет упал на лицо Нгара и пробудил его.

Астон молчал. И Нгар тоже молчал.

За дверью послышался шум — кажется, с Астоном желал встретиться первый триумвир. Секретарь обменялся взглядом с Астоном, вышел, и сейчас же вернулся. Шум за дверью утих.

Наконец теплый свет уступил место сумеркам, которые вползли в эти стены и сгустились в углах. Астон налил вина в два бокала из бутыли, оплетенной ивовыми прутьями. Один бокал поставил, придерживая, на койку, возле руки Нгара — распухшей, посиневшей руки, над которой успел поработать Скорр. Нгар шевельнулся и выбил бокал. Он упал на каменный пол, но не разбился. Красное густое вино забрызгало щеголеватые сандалии Астона.

— Я хотел выпить за твоего друга, — негромко сказал Астон. — Возможно, скоро он будет здесь, хотя мы и постараемся, чтобы этого не произошло.

Нгар скосил глаза на Астона.

— У меня нет друзей, — шелестящим голосом, едва ворочая языком, сказал он.

— Есть, — возразил Астон. — Ты позвал его сюда. И он уже идет.

Нгар молчал.

Астон вздохнул.

— Ты не бог. Ведь тебе больно. Но ты и не простой человек. Потому, что тебя услышали за много миль отсюда. А в совпадения я давно уже не верю…

Он повернулся к двери:

— Вызови Трая. Пусть лечит его так, как если бы лечил меня самого.

Трай — седобородый человечек в колпаке и туфлях с загнутыми вверх носками — был похож на сказочного человечка.

Он был добр. Это было видно по каждому его движению, каждому вздоху.

Он неторопливо варил какие-то снадобья здесь же, в каземате, на устроенной специально для него походной печурке с бамбуковым дымоходом. Он сыпал в варево порошки, которые сам же и делал, толча что-то в керамической ступке тяжелым медным пестиком. Если Нгар отказывался от лекарства, Трай лишь вздыхал и отставлял их в сторону.

Еще он развесил по стенам пучки трав и кореньев. А по вечерам, не зажигая светильника, что-то бормотал, водя руками над повязками Нгара.

И очень скоро Нгар понял, что, вопреки собственному желанию, выздоравливает. В один прекрасный день он попросил вина и еды. И то и другое карлик собственноручно принес ему, и покормил, поднося кусочки вареного мяса на диковинном двузубом инструменте. Руки у Трая были сухими, со старческими пятнами, и мелко-мелко дрожали.

Наевшись и выпив терпкого молодого вина, Нгар впервые уснул сам, без порошков, снадобий и заклинаний — уснул богатырским сном.

Тогда Трай со вздохом поднялся, засеменил к дверям и сказал охранявшим каземат стражникам:

— Можете доложить магистру: его пленник здоров.

Нгар был пленником — хотя и почетным пленником. Его перевели из подземелья в светлую, чистую комнату с окном-бойницей, к тому же обрешеченной. Вход закрывала массивная дверь, укрепленная листовым железом.

Астон появлялся редко, и большую часть времени Нгар был предоставлен самому себе.

По ночам из подземелья, где еще не так давно содержался Нгар, доносились вопли и стоны: Скорр тренировался на очередной партии жертв. Нгару не мешали эти звуки. Они даже забавляли его в его унылом одиночестве.

Когда светила луна, Нгар поднимался по отвесной стене к окну. Вцепившись в решетку, часами сидел на камне, разглядывая луну и звезды — то, что было внизу, он видеть не мог.

Однажды его за этим занятием застал стражник.

Доложили Астону. Тот пришел в сопровождении своей тени — Ваде, и спросил, как Нгар это делает: забирается по голой стене.

Нгар вместо ответа подошел к стене. Цепляясь за микроскопические выступы каменной кладки, быстро, по-обезьяньи, добрался до амбразуры и сел на широкий подоконник.

Астон ничего не сказал. Лицо его осунулось и посерело за эти дни. Он подошел к стене, поглядел на нее рассеянно, сказал:

— Это еще не доказательство — ведь так? Я знавал скалолазов из одного горного племени, которые поднимались по гладким утесам на головокружительную высоту…

Наррония готовилась к вторжению.

Астон устал ждать. Он не понимал, почему хуссарабы, главным оружием которых были неожиданность, стремительность и коварство, медлят.

Судя по донесениям, большая часть их войска все еще оставалась в Сандоре. И не было ни одной попытки атаковать хотя бы одно укрепление на перевалах или мосты.

Теперь Астону казалось, что нападения можно ждать с любой стороны. Он колебался, не направить ли часть сил на восток, для защиты границ со стороны Огненных гор. Сил было достаточно, но распылять их было опасно.

Среди допрошенных циркачей действительно оказались лазутчики. Скорру, правда, пришлось потрудиться, пока он добился признаний.

Лазутчики немного добавили к тому, что Астон уже знал. Циркачей оставили в подземелье и забыли о них.

Если они выживут — они еще, может быть, пригодятся. Если нет — не придется тратить казенное продовольствие. Вот и все.

Подземные галереи дворца Астона уходили далеко-далеко вглубь — до самого озера, и под озером — до островков, на которых жили лишь рабы-мастера, надсмотрщики, да чайки.

Старая столица стояла не на самом берегу — с озером ее связывал канал, прорытый в незапамятные годы. Вдоль канала располагались загородные усадьбы знати и чиновничества, тянулись бесконечные ухоженные сады и лужайки; во многих усадьбах были устроены фонтаны и целые каскады, которыми можно было любоваться, плывя по каналу.

Да, Астон выбрал для себя не самое худшее место на земле…

Вторжение началось внезапно, и сразу с трех сторон: с северо-запада, с запада и с юга, откуда не ожидал и сам Астон, наррийский бог.

Нарронию с трех сторон надежно прикрывали горы. Собственно, сама Наррония представляла собой громадную межгорную котловину с огромным озером посередине. Горы в течение многих столетий служили надежной преградой для любых нападений. Приозерье, торговавшее лишь с Западным побережьем, для всего остального материка представлялось неведомым и загадочным краем.

Самые высокие горы — мощные отроги Туманных гор — находились на севере. Огненные горы — чуть ниже — отделяли ее от соседей с востока; на западе были невысокие, но труднопроходимые горы Мерах. А с юга Нарронию защищала пустыня Арара, соленая и безжизненная, где не росло ничего. К тому же пустыня располагалась на плато, приподнятом почти на целую милю над уровнем моря. Оттуда, с юга, по временам налетал на страну суховей. Он сжигал поля, красноватая пыль повисала над великим озером, скручивались листья на персиковых деревьях, а люди предпочитали отсиживаться в каменных домах. Новая столица в эти дни заносилась красноватой пылью. Ручейки пыли бежали по улочкам, проникали в дома сквозь невидимые щели. Пыль сводила людей с ума и в течение некоторого времени нарронийцы, жившие на южном берегу озера, становились немного сумасшедшими.

К счастью, южный ветер дул не более двух недель, и только дважды в год — весной и осенью.

В остальное время дул по большей части западный ветер, приносивший влагу и успокоение.

На этот раз вместе с южным ветром, с тучами красной пыли, пришли враги.

Двумя колоннами они спустились с плато и появились у стен Новой столицы внезапно, словно порожденные пылью убийственные посланцы самой Арары.