— Это Лагуна, — сказал Крисс. — Спроси у него, не встречался ли ему в пустыне неизвестный народ?

Эйдо подобрался, заговорил со стариком. Старик взглянул в ужасе сначала на Эйдо, потом — на Крисса. Сказал несколько слов и умолк, прикрыв рот, как бы говоря, что больше ничего не скажет.

Крисс дождался окончания этой сцены, повернулся к Эйдо. Эйдо казался озадаченным.

— Он сказал, что по пустыне часто ходят призраки. Это умершие, пропавшие в песках люди. Они ходят толпой, и однажды старик их видел. Их было великое множество, они растянулись от одного края земли до другого, так что не видно было ни начала колонны, ни конца. Увидев эту толпу, семья цай испугалась и поспешила укрыться в барханах.

— Если прошло столько людей — неужели от них не осталось никакого следа? — настойчиво спросил Крисс.

Эйдо опасливо взглянул на старика, сказал несколько осторожных слов. Старик отшатнулся и сердито выкрикнул что-то — так, что обернулись его домочадцы, сидевшие прямо на песке, возле верблюдов.

— Он сказал… — Эйдо почесал подбородок, подергал выцветшие редкие волосенки на подбородке, — Он сказал, что призраки не оставляют следов. Кроме костей…

Пока Эйдо это говорил, старик побежал к домочадцам. Взрослые быстро подняли верблюдов, прицепили свою странную тележку и молча, не оборачиваясь, отправились прочь. Крисс с недоумением глядел им вслед. На тележке, на куче тряпья, сидел чумазый полуголый младенец и сосредоточенно сосал палец. Так они и смотрели друг на друга, пока изгнанники не скрылись из глаз.

Крисс взглянул на Эйдо:

— Они что, приняли нас за призраков?

Эйдо пожал плечами. Критически осмотрел фигуру Крисса с ног до головы, хмыкнул и сказал:

— По пустыне не ходят с легкой поклажей — так, как мы. Они действительно могли принять нас за призраков.

Позднее, когда они снова остались одни и поделили оставшиеся несколько глотков воды, Крисс, полулёжа под навесом, вдруг подумал, что людей цай, которых они встретили, на самом деле не существует. От этой мысли Криссу стало не по себе, он даже почувствовал, как отступила апатия и быстро взглянул на Эйдо.

— Эти верблюды… — выговорил он через силу, потому, что ему вовсе не хотелось разговаривать с Эйдо — и не хотелось уже давно, — эти изгнанники…

— Да? — Эйдо повернул голову. Он лежал, свернувшись, как обычно, калачиком, спиной к Криссу, подложив под голову локоть.

— Они… Они не привиделись нам?

Эйдо посмотрел на Крисса долгим, утомительно долгим взглядом.

Крисс опустил голову, чтобы не видеть глаз Эйдо.

— Следов не осталось. Исчезли и верблюды и люди, как будто их и не было. Ты понимаешь? Так может быть, их действительно не было?

Эйдо сел, согнув ноги в коленях, опустив руки.

— Они не привиделись, нет. Эй-до!

Он взглянул на Крисса и добавил:

— Знаешь, я сам уже подумал об этом.

Помолчал. Ветерок змеился между его порванными сапогами, в дырах были видны оба слоя кожи и истершийся войлок подклада. Песок быстро-быстро насыпал вокруг сапог белые холмики.

— Нет, не привиделись. И я сейчас здесь, сижу на песке, и думаю. Я не призрак. Эйдо!

Крисс отвернулся и снова прилег. И выговорил обожженными губами:

— И это жаль…

Пустыня кончилась внезапно, — через два долгих, мучительных дня пути, когда у них уже не оставалось ни еды, ни питья.

В небе над пустыней возникли красные островерхие холмы, абсолютно голые. Барханы сошли на нет в зарослях колючки, которой становилось всё больше и больше.

— Там, за этими холмами, — сказал Эйдо, махнув рукой, — река Вахха, и страна ланнов.

— Надеюсь, мы не умрем от жажды, пока дойдем до нее, — проворчал Крисс.

И спокойно уснул. Его больше не тревожила дробь наккаров.

— Гребцам сушить вёсла! — негромко приказал капитан Фруэль; он был из Суэ и говорил на языке Равнины с сильным данахским акцентом. — Передайте приказ на все корабли флотилии.

Над темной гладью воды замигали огни, цепочкой убегая все дальше и дальше, пока не превратились в едва видные искорки.

— Здесь мелководье, — пояснил Фруэль Лухару. — До берега добрая миля, но мы не можем подойти ближе.

— Кони доплывут?

— Плыть недолго, а последние полмили они пойдут едва ли по колено в воде.

Лухар кивнул и приказал спустить лодку с гребцами. Он хотел быстрее высадиться на берег и оттуда наблюдать за высадкой.

Лодка была спущена, одновременно на воду спустили несколько хуссарабских понтонов с лучниками, без лошадей. Понтоны изготавливались из бурдюков с воздухом, связанных в кольцо. Кольцо покрывалось сшитыми шкурами и в него садились люди. В зависимости от размеров, каждый понтон мог вместить от десятка до полусотни воинов и лошадей.

На плоском песчаном берегу Киэнтской косы было темно и тихо. Только плеск волн нарушал тишину, да сзади, с кораблей, доносились приглушенные неразборчивые команды. Лошадям перед высадкой на морды надели торбы и крепко связали, так что ржание если и раздавалось, то скорее напоминало блеянье.

Лухар шепотом торопил гребцов, потом, от нетерпения, поднялся на ноги. Разглядев берег, выпрыгнул из лодки и по пояс в воде кинулся вперед, разгребая воду руками.

Слева и справа, насколько хватало глаз, в свете звезд были видны сотни людей, которые брели по воде, подняв над головами связки дротиков, луки, колчаны со стрелами.

Когда у палатки арранта раздался шум, Радас проснулся; на мгновение у него сжалось сердце от дурного предчувствия.

Откинулся полог штабного отделения и вбежал ординарец, а следом за ним — десятник Теор.

— Аррант! Хуссарабы высадились на Киэнтской косе!

Радас вскочил. Приказал собрать сотников и, затягивая ремни и надевая доспехи, выслушивал торопливую речь Теора:

— Мы были в дозоре этой ночью. Всё было спокойно на море, ничего не предвещало опасности. А потом, в третью часть ночи, появились крутобокие данахские суда, на которых перевозят скот. Они шли бесшумно, и с них в воду посыпались люди. Я велел разжечь костры, предупреждая остальные дозоры, но хуссарабы обстреляли нас, еще не выйдя на берег. Когда я увидел, что высаживаются тысячи людей, я побежал. Я бежал, сколько было сил. Падал, полз, и снова бежал…

— Дозор спал? — отрывисто спросил аррант.

— Нет, мы…

— Играли в кости. Конечно же, в полной темноте, — мрачно кивнул аррант. — Сколько человек было в твоем дозоре?

— Пятеро, аррант.

— И все погибли?

— Не знаю… Троих пронзили хуссарабские стрелы, это я видел сам. Четвертый, Тардис, куда-то пропал — всё происходило в темноте.

— А как же костёр? — хмуро поинтересовался Радас и махнул рукой, прерывая Теора. Повернулся к ординарцу и коротко приказал взять Теора под стражу.

— Но, аррант!.. Я бежал, чтобы предупредить… Ведь я успел, аррант!.. — залепетал Теор.

— Тебя никто не собирается казнить. Тебя будут судить, — нетерпеливо перебил Радас и вышел из палатки.

Тяжелый топот копыт раздавался со стороны казарм. Торопливо выбегали в предутренний сумрак пехотинцы, строились по десяткам и сотням.

— Берис! Возьми десяток всадников и скачи в Эль-Мен. Если Самбрий уже прибыл, пусть выводит войска к косе. Аннис! Выдвигай к перешейку катапульты. Ардий! Коня мне. Сотню из агемы. Дезертиров казнить на месте!

Темная волна хуссарабской конницы катилась по Киэнтской косе, обтекая развалины древних храмов, в которых эль-менцы когда-то молились морским богам.

Заслон у основания косы, наскоро выставленный Радасом, был смят в мгновение ока.

Возле казарм, у стены Ардского прохода, царила паника.

Часть всадников пыталась прорваться сквозь строй аррантской агемы, выставленный, чтобы помешать дезертирам.

— Пропусти! — хрипел с коня краснолицый Фарис, наступая на спешенного воина. — Или ты не видишь, кто перед тобой?