— Даже не знаю… Не обидеть бы тебя, господин, — замялся Бараслан, упорно отводя глаза. — Но все же спрошу — меня спрашивают об этом мои солдаты. Скажи, правда ли, что в Арманатте Айгуз за глаза называют Хум-Баба?

Хуараго поднял брови, потом расхохотался.

— И это уже известно здесь, в захолустном хумском городке?.. Да, полутысячник, это правда. Давно уже Айгуз называют Хум-Баба, что означает мать хумов. Это название придумали… кто бы ты думал? Рабы — строители, согнанные в Арманатту со всех концов земли…

Он благосклонно взглянул на Бараслана, кивнул:

— Охраняй ее. И… называй, как хочешь.

— По городу ходят чудовищные слухи, — Харрум сидел на скамье в большом зале царского дворца. Зал только назывался большим, — на самом деле это была обычная комната с высоким потолком и вытянутыми от пола до потолка узкими окнами.

— Народ стал совсем темным, что делать, — вздохнул магистрат. — Школы закрыты уже два года, если кто и учится — только самостоятельно. Богачи, бывает, нанимают для своих детей учителей… Все переменилось с тех пор, как Кейт стал частью Аххумского улуса.

— Так что же говорят люди? — спросила Домелла.

— Говорят об ожившем монахе, царица, — Харрум повернулся к ней. — О том самом монахе, который похоронен в царской усыпальнице.

— Это он дал мне мое имя, — с трудом выговорила Домелла. — Ахх много раз рассказывал об этом странном человеке…

— И все-таки он был человеком, а не оборотнем, — сказал Харрум. — Мы осмотрели его гроб, — правда, уже после того, как в усыпальнице похозяйничали хуссарабы. Крышка гроба была сдвинута, это так. Но ведь ее могли сдвинуть и солдаты. Внутри — прах; кости, истлевшая ряса и серебряный крест на шейных позвонках.

Харрум помолчал.

— Все перевернуто, перемешано. Хуссарабские варвары…

— А скажи, — встрепенулся магистрат, — не было ли там клочков волчьей шерсти?.. Ведь говорят, что там прятался волк.

— Шерсти?.. Нет, шерсти не было, — твердо сказал Харрум и отвернулся.

Домелла пристально посмотрела на него, перевела взгляд на магистрата:

— Много ли неизвестных людей появлялось в Кейте в последнее время?

— Обычно — немного. Всех бродяг мы записываем, списки передаем в наместничество. Хуссарабы время от времени ловят их и изгоняют. Но перед твоим приездом, госпожа, в город, конечно, прибыло много людей. Из Аммахаго, Фроа, Випо, Хоана… Кое-кто пришел из самого Ушагана. Ты ведь знаешь, — прибавил он, — как все мы ждали твоего возвращения.

Харрум мягко коснулся руки Домеллы и проговорил:

— Мы молились за тебя все эти годы. Мы знаем, что ты потеряла мужа, а теперь теряешь сына… Но у тебя еще остается Родина, которую нельзя потерять. Прости мне мою дерзость, госпожа. Но вчера ты снова обрела ее.

Ворота были закрыты, из пустыни бился в них горячий ветер и сыпал в глаза стражников красной пылью.

В Южную столицу снова пришел безумный ветер.

Армизию доложили, что сторожевой объезд изловил подозрительного старца, который непременно желал увидеть господина триумвира.

— Что же в нем подозрительного? — спросил Армизий.

— Небылицами говорит, — отвечал десятник. — Будто орда захватила север и взяла штурмом Кут, и будто бы стену не проломили, а взорвали. И еще стреляли из аррадатов.

— То, что варвары в Куте — это и без него известно, — нахмурился Армизий. — Ведите его сюда.

Когда старца привели, Армизий подумал, что перед ним очередной безумный, которых много в последние дни стало бродить по стране. Кто-то помешался от горя, кого-то свели с ума великие и страшные бедствия, впервые за сотни лет поразившие цветущую Нарронию.

Старик беспрестанно вытирал рукавом слезящиеся глаза, лицо и руки у него были красными от пыли и солнца, а редкие седые волосы торчали вверх, и казались невесомыми.

— Кто ты и зачем хотел меня видеть? — спросил Армизий.

— Я странник, господин! Прикажи оставить нас вдвоем, ибо я могу раскрыть свое имя только тебе одному!

При этом, как показалось Армизию, старик хихикнул.

Он болен, — подумал Армизий, вглядываясь в лицо старика. — Еще один безумец; скоро все, кто остался в Нарронии, сойдут с ума. Старика надо упрятать подальше, ибо безумие заразительно. Он уже поднял было руку, и даже открыл рот, чтобы приказать десятнику взять старика под стражу, но вдруг что-то неуловимо знакомое проглянуло в изможденном морщинистом лице. Армизий опустил руку, глянул на десятника и приказал:

— Оставьте нас.

Когда все вышли, старик сделал несколько шагов вперед. Он молчал, и Армизий снова почувствовал беспокойство. Как бы сумасшедший не кинулся на него с ножом… Впрочем, его, должно быть, обыскали.

— Армизий… — скрежещущим голосом сказал старик. — Дай мне напиться. Я не могу говорить.

Армизий налил вина и протянул старику стакан. Тот с жадностью осушил его, причмокнул, подмигнул Армизию и поставил стакан на стол.

— Славное вино, Армизий. Видно, в городе полно припасов, если ты не жалеешь страннику вина из триумвирского подвала…

Армизий поднял брови.

— Боги… Кто ты?

— Ты не узнаешь своего повелителя?.. Видимо, я слишком сильно изменился… Что поделать — почти триста лет. Это, сам понимаешь, далеко не юность…

Старик рассмеялся скрипучим смехом. Зубы у него были почти идеальными, и Армизий внезапно понял, кто перед ним. Он вскочил, подбежал к старику, схватил его за руку.

— Магистр? Астон? Что случилось с тобой?

— Небеса наказали меня за гордыню, — скрипуче ответил Астон. — Превращение произошло мгновенно. Только что я был молод и полон сил, и вдруг…

Он развел руками.

— Но сначала прикажи приготовить мне ванну. Много горячей, чистой воды, и много, много вина…

— …Вот так они и захватили город, — закончил Астон рассказ.

Он сидел, полуразвалясь, на подушках, брошенных прямо на мраморный пол. Он завернулся в белое покрывало, и, несмотря на горячую баню, рука его, когда он коснулся Армизия, оставалась холодной. Высохшая старческая рука с выпиравшими уродливыми узлами вен.

— Теперь ты всё знаешь. Так слушай: если в самое ближайшее время я не найду лекарства, я иссохну и рассыплюсь в пыль. Да, в пыль…

— Я понимаю, магистр. Но что делать? Штурмовать Кут?

— Конечно же, нет. Хуссарабы разобьют твою армию еще на подступах к Куту. Надо найти верного человека… Очень верного. Он должен пробраться в Старую столицу, войти в мою потайную лабораторию в подземелье и вынести снадобья. Я скажу, какие.

Армизий почесал подбородок.

— Кто же это мог бы сделать?

— Я думаю — ты.

— Я? — Армизий искренне удивился. — Но ведь меня знает весь город. Сколько шагов я смогу сделать по улице Процессий, пока меня не схватят по доносу?..

— Я думаю, шагов девяносто.

Армизий непонимающе посмотрел на Астона.

— Именно столько шагов надо сделать, чтобы добраться до первой решетки ливневого стока. Поднять решетку. Нырнуть вниз. Опустить решетку. И — ты в безопасности. Я нарисую схему, как можно по клоаке добраться до подземелья.

Армизий с минуту переваривал информацию. Он всё еще не мог поверить, что Астон говорит вполне серьезно.

— Ну… — с трудом начал он. — Допустим, я пройду по клоаке и войду в твою тайную комнату. Но как я смогу выбраться из города?

— А вот это действительно задача, — отозвался Астон. Поднял палец, внимательно рассмотрел кривой желтый ноготь, длинный и тяжелый, как нож. И запустил палец в ухо.

— Старость, видишь ли, — пояснил он, поковыряв в ухе. — Я глохну, а мне кажется, что просто в ухе скопилась сера…

Он тяжело вздохнул, вытер палец о край покрывала.

— Думаю, выбраться можно будет, скажем, переодевшись рабом. Или женщиной. Или хуссарабом. И лучше — по воде. На озере, в нескольких милях южнее Кута, есть несколько островов. Там живут бедные рыбаки. Они могли бы помочь тебе переплыть через Нарро.